Генеральный инсект. Господин ощущений – 2

– Из какашек? – не поверила Анна Аркадьевна.

– Именно так! – в разных местах и в разное время одинаково отвечали Алабин, Егоров, Мичурин, Немирович-Данченко и другие апостолы.

Еще целый и невредимый Смыслов знал даже отчество: Олеговна.

Пятая, незнакомая Анна пробивалась в установившийся квартет, составившаяся из специфического материала.

– Что за какашки, откуда? – не знала Анна, что и думать.

– Пока неизвестно; пробы отправлены Мечникову.

Каренина шепталась с черной горничной, опасаясь лишний раз —

Какой смысл заложен был в Анне Олеговне?

Кто из них съел грязное мороженое?

Стоило ли (пока Мечников копается в материале) навести справки в проктологической клинике?

Менделеев ушел, ангелы намекали загадочно:

– От одной старухи.

При этом Келдыш пудрился, отец же Гагарина лежал, разбитый лошадьми.

Анна отшатывалась от цветов: все представлялись ей каллами.

Спасти должно было умолчание: тогда умалчивали о природном, теперь – об интуитивном.

Какие-то свисали отовсюду хвостики с предупреждением: «Не дергать!»

Шахтеры не поднимаются на поверхность, чтобы справить нужду. Летчики не прыгают для этого с парашютом. Моряки —

В этом и есть истоки шаловливой свободы и задорного равенства.

Шкаф и комоды были раскрыты, два раза бегали в москательную лавку за липкой лентой, по полу валялась туалетная бумага.

Слова признавались не сказанными.

Анна Олеговна могла существовать и не существовать по выбору.

Каренина притворилась, что пишет.

Дети в любом случае будут счастливы.

Анна страшилась забвения: Анна Олеговна была лишней возможностью напомнить о себе: напомнить умолчанием, разностью, загадочностью, специфичностью и привязкой к проктологической клинике.

Сделавшая себя из какашек – могла ли иметь свой дом, быть женою и хозяйкой этого дома, рожать детей, которые называли бы ее матерью при содействии (пусть!) мясной лавки, мух, кур и скотного двора?

Четыре Анны разошлись по спящему Петербургу; каждую сопровождал трубочист с длинною лестницей.

– Нужно принять нечто безусловно новое, – Анны взбирались. – Общение между нами никак не возможно, покудова не отречетесь вы от истины в инстанции и не примете условную ложь! – вещали они в форточки.

Судебный следователь Энгельгардт долго не мог уснуть, испытывая нечто наподобие страдания – проснувшись поутру, он обнаружил алмаз, очутившийся у него под боком.

Глава десятая. Ничего особенного

Не требовалось ничего особенного: шло само – только удержать!

Келдыш напудрился; поправлялся и отец Гагарина.

Пудриться теперь отходило к Владимиру Ильичу – Крупской следовало обходить лошадей.

Судебный следователь Энгельгардт, закрывший «алмазное дело», принял следующее: об ограблении магазина Кумберга.

Скандал и срам! Исчезло «Благословение России»!

Часть пятая

Глава первая. Поднял брови

Мебель пряталась под чехлами, но за нее говорили затейливые шелковые драпировки, дорогие зеркала и бархатные ковры как будто сейчас из магазина.

Ручка для стальных перьев была резная из красного коралла, почтовая бумага – соломенного цвета, стальные перья брались из тисненой гуттаперчевой коробочки – мне случилась надобность побывать у Ленина.

– Мир деланный, Брестский! – говорил и писал вождь.

В общежитии часто уточняют: « с целым овином кудрей на голове».

Баран не был забыт: умение властвовать над сильным животным, над бестиарностью в себе – хороший навык и его нужно приобретать очень рано.

– При содействии?

– О, нет! – Владимир Ильич рассмеялся.

Статья называлась: «От скотного двора до мясной лавки».

Истина или идея о корме?

Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к кормушке, становясь вдвое толще других, должен казаться мечтателем.

– Как совместить Анну и революцию? – я спросил.

– Достаточно, – колыхался Ленин, – Рабкрин наложить на Каренина.

Владимир Ильич был вдвое толще других людей – корректирующее американское белье однако делало уродство почти незаметным.

Я передал ему изукрашенную брильянтами пудреницу: «Изгнавшему Бога от скромного протагониста».