Портрет в черепаховой раме. Книга 1. Покинутая дама

Военный марш был слышен уже довольно внятно.

Княгиня прислушалась, улыбнулась и, достав кошелёк, сказала:

– Вот тебе за твои труды, Джон-Ванюша! За выздоровевшего сына – это, во-первых, – и она протянула ему ассигнацию.

– Thank you!

– Во-вторых, за мудрые советы, – и княгиня отдала ему вторую купюру.

– Спасибо!

– В-третьих, чтобы тебе повезло, наконец, в игре! – и Голицына вручила лейб-медику третью ассигнацию.

– От всего сердца вас благодарю!

– И, в-четвёртых, чтобы ты, наконец, выиграл! – и передала Роджерсону четвёртую купюру. – Как? Стало немножко веселее?

– Стало! Thank you very much! – с улыбкой ответил лейб-медик, галантно поклонился и покинул малую гостиную.

Появление любимого офицера

А музыка звучала всё громче и громче. Находившиеся в большой гостиной дети княгини бросились к окнам. За барчуками поспешили гувернёры. Из малой гостиной вышла и Наталья Голицына.

– Смотрите, смотрите! – крикнула Катя.

– Гвардейская конница идёт! – сразу определил Дмитрий.

– И музыка какая! – воскликнул Борис и галантно обратился к сестре. – Permettez-moi, Mademoiselle Catherine?

– Autorise! – ответила Катрин.

Борис протянул княжне руку, и молодые люди начали танцевать.

– Смотрите! – крикнул Дмитрий. – Офицер на белом коне!.. Спешился!

Брат с сестрой тотчас прекратили танцевать и подбежали к окну.

– К нам направился! – сказал Борис.

– К нам, маменька, к нам! – закричала Софья.

Княгиня Голицына подошла к окну.

На улице соскочивший с коня рослый офицер в шубе, накинутой на плечи, бросил поводья ординарцу и решительно направлялся к подъезду. Наталья Петровна повернулась к гувернёрам:

– Пьер, Сюзанна, уведите детей!

– Мсье! – позвал Пьер.

– Мадемуазель! – позвала Сюзанна.

– Мамочка! – хором запротестовали дети. – Ещё чуть-чуть!

– Никаких чуть-чуть! – строго ответила княгиня. – Из столовой тоже видно хорошо!

Гувернёры увели детей.

Тем временем комнатный лакей княгини Панкратий Быков, крепкий парень лет двадцати, провожая надевавшего шубу Роджерсона, услышал звонок и отворил входную дверь. Перед ним стоял статный офицер тридцати двух лет от роду.

– Милости просим, господин полковник! – сказал Быков. – Сейчас доложу!

Командир полка влетел в переднюю и чуть не столкнулся с лейб-медиком.

– Добрый день, господин Загряжский! – произнёс Роджерсон.

– Здравия желаю, господин лейб-лекарь!

А Быков заглянул в гостиную и доложил:

– Господин Загряжский!

– Зови! – кратко приказала княгиня.

Быков широко распахнул дверь, пропуская полковника, затем закрыл её и пошёл провожать лейб-медика.

А влетевший в гостиную полковник сбросил на пол шубу и, подбежав к княгине, обнял её:

– Bonjour, дорогая Наташенька!

– Ванюшенька, от окна отойдём! – воскликнула княгиня и потянула красавца-офицера вглубь комнаты. – Тебя никто не видел? Языки-то, как ножи острые – жих-жих!

– Плевать мне на все языки разом! Кто посмеет сказать обо мне что-нибудь дурное? – загрохотал офицер и добавил:

На свете сем живу я, истину храня:
не трогаю других, не трогай и меня!

– Её Величество не устаёт повторять, – напомнила Голицына, – что всё, влекущее за собой гнусность и отвращение, места иметь в Санкт-Петербурге не может!

– Никакой гнусности я за собою не влеку! – ослепляя улыбкой, ответил Загряжский. – Пиит сказал:

Мы пленны слабостьми, пороки нам природны,
но от бесстыдных дел и смертные свободны.

Затем, перейдя на прозу, полковник заявил:

– Проститься забежал! Только что мимо гром-камня и монумента высочайшего проскакали. В город Дерпт направляемся. На ярмарку. По высочайшему указу.

– А как же я? – запричитала княгиня. – У меня даже портрета твоего нет! На что прикажешь взглянуть, как останусь в разлуке?