– В Дерпте намалюют! Там, говорят, этими мастерами, что людей на портретах изображают, пруды прудить можно. Мгновенно изобразят! – сказал Загряжский и торжественно добавил:
– Без Наташи очи сиры,
сиры все сии места,
отлетайте вы, зефиры,
без неё страна пуста!
Наступайте вы, морозы,
увядайте нежны розы!
– Опять твой любимый пиит? – с улыбкой спросила Наталья Петровна.
– Как же без него? Я только твоё имя в его стих вставил.
– Он и здесь тебя дожидается, – княгиня протянула Загряжскому книжицу. – Мой тебе презент!
– Спасибо, Наташенька! – полковник наугад раскрыл книжку и прочёл. – «Как любиться в жизни сладко!»
– Да, сладенько! – согласилась Наталья Петровна.
Иван спрятал книжку в сумку, что висела у него через плечо, взглянул на руку княгини и воскликнул:
– Фатта фриттата! Колечко новое!
– Нравится? – спросила княгиня.
– Замечательное колечко! И камушек небесного цвета!
– Бирюза! – торжественно произнесла Голицына. – Камень для Натальи! Покровительствует делам сердечным и приносит счастье!
– Прекрасный камушек!
– Иванам бирюза тоже помогает. Ты же в апреле рождён?
– Да.
– Стало быть, телец. А тельцов бирюза защищает от неприятностей и дурных мыслей! И сулит им невероятную удачу!
– Которая нам сейчас просто необходима!
– Поэтому получай! – вынув из сумочки кольцо, княгиня надела его на палец левой руки Загряжского. – Как?
– Такой же, как у тебя! – воскликнул Иван, положил правую руку на сердце, на мгновение замер и произнёс. – Заколотилось! Как часы башенные: бом-бом-бом!
– Вот видишь!
– Спасибо тебе огромное, дорогая Натальюшка!
– А когда я твой портрет получу?
– Для этого, как любит говаривать светлейший князь, надо употребить самое последнее средство!
– Какое? – насторожившись, спросила Наталья Петровна.
– В Дерпт прискакать! Музыки уже почти не слышно!
– Я приеду к тебе, Ванюша! Непременно приеду! И художника тамошнего потороплю. Сейчас же начну собираться! Слышишь?
– Значит, до встречи, моя княгинюшка?
– До скорой встречи, Ванюшенька, ненаглядный мой!
Они снова обнялись, расцеловались. Загряжский вынул из ножен саблю, взмахнул ею и, похлопав по сумке, воскликнул:
– Сопровождающий нас пиит много раз заявлял:
Я рвусь, изнемогая!
Взгляни на скорбь мою!
Взгляни, моя драгая,
на слёзы, кои лью!
Затем, вернув саблю в ножны и подхватив брошенную на пол шубу, добавил:
– Лихом не поминай, Наташенька!
Не буду больше числить
я радостей себе,
хотя и буду мыслить
я только о тебе!
– Счастливого пути! – пожелала Наталья Петровна.
– Счастливо оставаться! – ответил Загряжский и помчался, как ветер.
Княгиня метнулась к окну. Помахала рукой вскочившему на белого коня офицеру и стала царапать обмёрзшее стекло. Появилась буква «П».
– Петербург, – тихо произнесла Голицына.
Затем рядом с ней возникла буква «Д».
– Дерпт, – сказала княгиня. – П и Д… Фатта фриттата! Фатта фриттата!
Буквы быстро покрывались морозной паутинкой, а в гостиную заглянул Панкратий Быков и негромко произнёс:
– Владимир Борисович!
Голицына отошла от окна.
Дверь отворилась, и появился князь Голицын, супруг Натальи Петровны: