Оценить:
 Рейтинг: 0

К Анечке

Год написания книги
2023
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 7 >>
На страницу:
4 из 7
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

– Сегодня перловка! На мясном бульоне! – с гордостью объявил мордатый раздатчик, и в бараке поднялся радостный шум. Все тут же стали рассаживаться за два длинных стола посередине барака.

Перловку Василий не ел уже, наверное, год и, обрадовавшись этой новости, тоже поспешил к столу.

– Это артистам угощение готовили, и нам мясной бульон с барского стола перепал! – улыбнулся Николай, усаживаясь рядом.

Голод, как обычно, отодвинул на второй план все остальное, и Василий, не думая больше ни о чём, кроме перловки на мясном бульоне, тоже улыбнулся:

– Эх, не на инженера нужно было идти учиться, а в музыкальную консерваторию поступать, как моя жена. Играл бы сейчас на аккордеоне или балалайке, ел бы варёное мясо…

– Кабы знал, где упадёшь, соломки бы подстелил! – рассмеялся Николай.

Зачерпывая маленькими порциями невыразимо вкусную перловую кашу, Василий наслаждался уже подзабытым вкусом и тщательно пережёвывал упругие зёрна, запивая горячей водой. Когда тарелка опустела, он дочиста собрал остатки липким мякишем хлеба.

Пока дневальный с помощниками собирали посуду, опять звонко запела рельса на вахте, и Альберт объявил построение.

К столовой, которая сейчас превратилась в клуб, со всех сторон тянулся народ. Войдя внутрь вслед за Чупраковым, Василий с любопытством осмотрелся.

Стена, отделяющая кухню от помещения для приёма пищи, была завешена широким белым полотном с художественно нарисованной берёзовой рощей. Невысокую сцену ярко освещали установленные с двух сторон прожектора. Четверо музыкантов в расшитых русских косоворотках сидели на принесённых из администрации стульях и готовились к выступлению. Высокая, статная женщина в русском сарафане и нарядном кокошнике, стоя спиной к залу, давала им какие-то указания. В зрительном зале на расставленных рядами лавках рассаживались побригадно. Как во всех лагерях, самый первый ряд предназначался для начальства, и пока он был пуст. Следующие два ряда тоже пустовали – они отделяли начальство от заключённых, их обычно никто не занимал, разве что кто-то из охраны или надзиратели. В четвёртом ряду сидели блатари первой бригады со своими приближёнными, а за ними уже все остальные. Надзиратели Степаныч и Лом давали указания бригадирам, кому куда садиться, и зал быстро заполнялся.

Когда все собрались, последним вошло лагерное начальство, степенно расселось по своим местам, и концерт начался.

Солистка, настоящая русская красавица, со стройной фигурой и богатой русой косой, обратилась к зрителям высоким, мелодичным голосом:

– Музыкальный коллектив «Берёзка» приветствует строителей Трансполярной железной дороги и открывает свой концерт русской народной песней «Что стоишь, качаясь»!

И под аккомпанемент балалаек и аккордеона запела великолепным лирическим сопрано:

Что стоишь, качаясь,
Тонкая рябина,
Головой склоняясь
До самого тына…

Василий ощутил, как от чувствительной песни в неожиданно прекрасном исполнении сердце сладко сжалось, к горлу подкатился ком, а из глаз вот-вот покатятся слёзы. Благодаря музыкальному слуху и жене, которая просто обожала ходить на концерты, он неплохо разбирался в типах женских и мужских голосов и никак не ожидал встретить в этой глуши столь замечательное исполнение. У Анечки самой было чистейшее колоратурное сопрано, и дома, в узком кругу, она иногда пела. Она окончила консерваторию, а позже там же и преподавала по классу фортепиано. Петь на публику она стеснялась и всегда говорила, что у неё слабый голос. Пытаясь справиться с нахлынувшим приливом чувств, Василий посмотрел вокруг и увидел, что все сидящие рядом с ним испытывают то же самое. По исхудавшим, изрезанным морщинами лицам у многих катились слёзы, и все глаза были устремлены на сцену. Истосковавшиеся по красоте люди жадно ловили каждый звук, каждое движение на сцене, как бредущий по жаркой пустыне измождённый путник, добравшись до бьющего из-под земли родника, глотает живительную влагу.

Едва допев последний грустный куплет, красавица лихо тряхнула широкими рукавами, упёрла руки в бока и тут же звонко завела задорную «Вдоль по Питерской». Публика зашевелилась, на лицах появились улыбки…

Концерт длился около часа. Неутомимая солистка, пританцовывая, пела песни одну за другой почти без перерыва, а хорошо сыгранные музыканты исправно ей аккомпанировали. Завершился концерт старинной цыганской песней «Валенки», которая в годы Великой Отечественной войны благодаря Лидии Руслановой приобрела широкую известность и теперь уже считалась русской народной.

В конце, когда солистка со своими музыкантами поклонились публике, в зале на несколько секунд повисла тишина. На спектаклях и концертах, которые проходили в лагерях ГУЛАГа, аплодисменты были запрещены, но, если первыми начинало аплодировать начальство, остальным не возбранялось следовать их примеру. Первым, громко захлопав, поднялся с места Подгорный, за ним – начальник оперчасти Назаров, и зал буквально взорвался овациями, которые не стихали несколько минут.

После концерта оставленные от каждой бригады заключённые принялись заносить обратно столы и расставлять всё на свои места. И, конечно же, все поглядывали на солистку и музыкантов, которые в предвкушении угощения в просторном доме начальника лагеря с довольными лицами собирали свой реквизит. Артистов всегда угощали после концерта. Даже если труппа состояла из заключённых. Поэтому попасть в лагерную самодеятельность было огромной удачей и большим шансом выжить в мясорубке ГУЛАГа. Артисты не ходили на общие работы, жили отдельно, питались лучше, чем рядовые рабочие, и, глядя на этих счастливчиков, многие горько сожалели о том, что не умели играть на аккордеоне, балалайке или хотя бы управляться с ложками или бубном.

Вечернего построения и переклички сегодня не было. Альберт перед входом в барак пересчитал людей и ушёл к нарядчику получать наряд на завтра.

После отбоя, ещё находясь под впечатлением от концерта, многие не спали. Отовсюду слышались тихие разговоры и негромкий смех. В воровском углу, как всегда, горела лампочка, но обычного для этого времени оживления за их расписными занавесками сегодня слышно не было и на работяг за шум никто оттуда матом не ругался. Похоже, и в их гнилых душах очаровательная певица смогла пробудить что-то человеческое. Хотя кто знает, что они там делали со своими шестёрками…

Василий и Николай тоже не спали. Оба вздыхали и ворочались с боку на бок, думая каждый о своём.

Услышав, как сосед в очередной раз повернулся, Василий открыл глаза и встретился взглядом с Николаем. Тот грустно усмехнулся:

– Вам тоже не спится? И я никак не могу уснуть. Глаза закрываю, а в голове её голос звучит… Настоящая русская красавица. Певунья. Прелесть!

Глядя на детскую восторженность тоболяка, Василий улыбнулся:

– Да, красивая девушка и голос прекрасный. Если бы почаще устраивали такие концерты, глядишь, даже здесь стало бы светлее и люди добрее бы относились друг к другу. Баня очищает от грязи людские тела, а музыка очищает от скверны людские души. Это же так просто. Талантливых музыкантов и артистов у нас много, всем бы работа нашлась.

Чупраков вздохнул:

– Помню, как пела «Валенки» Лидия Русланова с кузова грузовика в июле сорок третьего под Курском, а мы слушали затаив дыхание. А утром, когда шли в атаку, ребята громко пели эти самые «Валенки». И вроде не так страшно было с песней на смерть идти…

– Ну, голосом Лидии Андреевны даже великий Шаляпин восхищался. Мы в тридцать девятом году с женой были на её концерте в Москве. У меня жена преподаёт фортепиано в консерватории Римского-Корсакова в Ленинграде. Каждый день дома звучала музыка. На концерты, спектакли ходили…

– Пишет?

Лицо Василия помрачнело, он покачал головой.

– За четыре года ни одного письма. И я уже как год перестал писать.

– Ничего, скоро увидитесь! – улыбнулся Николай и, тут же меняя больную для каждого заключённого тему, спросил: – Вы воевали?

– Нет, я всю войну в Ленинграде был. Сначала оборонительные сооружения строил, потом город восстанавливал. Куда только ни писал, чтобы бронь сняли, – ни в какую. Тёща у меня бывший партработник, коммунист с двадцатого года, даже она не смогла посодействовать. Но тогда везде фронт был. Хорошо хоть успел жену с тёщей на Урал эвакуировать в самом начале блокады. Анечка тогда на последнем месяце беременности была, прямо в поезде и родила. Очень тяжело рожала. Ребёнок не выжил. Аня долго болела. А уж после войны, когда полностью оправилась и снова забеременела, меня посадили.

– А тёща жива ещё была, когда вас арестовали?

Глаза Василия весело блеснули:

– Уверен, она ещё нас с вами переживёт! Помните, как у Николая Тихонова: «Гвозди бы делать из этих людей, крепче бы не было в мире гвоздей!» Вот это точно про неё. Недолюбливала она меня. Потому что я значительно старше Ани и нет во мне ничего геройского. Не военный, из семьи интеллигентов: отец – профессор философии, мать – врач. Из всей нашей родни ни одного коммуниста. Сплошь профессора да академики. В общем, по всем статьям недостойная личность.

Николай тихо рассмеялся:

– А как же дочь такой стальной женщины учителем музыки стала?

– Амалия Петровна, тёща моя, родила Аню прямо во время боя с колчаковскими недобитками в какой-то деревне под Иркутском. В том бою погиб отец Ани, а тёщу ранило. Она на седьмом месяце беременности была, там до срока и родила. Анечка чудом выжила, росла слабенькой, постоянно болела. Тёща вечно была занята партийной работой, и с ребёнком сидела Анина пожилая тётка, которая и стала заниматься с ней музыкой. Амалия Петровна, дай ей бог здоровья, не стала препятствовать, когда дочь решила поступать в консерваторию. Видела, что Аня не пойдёт по её стопам. Но решила хотя бы найти дочери достойного мужа. А тут – я…

– Это что, – усмехнулся Николай, – моя тёща вообще прокляла свою дочь, когда она в мужья красноармейца голозадого выбрала. Татьяна была дочерью раскулаченного и расстрелянного купца Зубарева. Семья в Тобольске известная. Старообрядцы. Как-то вечером иду по улице, вижу – трое каких-то оборванцев девушку за старые склады тащат, ну и спас её. Таня вечером домой шла, а эти мерзавцы ограбили её и ещё снасильничать хотели. Красивая она была очень. Прибил я этих скотов. Всех троих до смерти. А девушку на руках домой доставил. Влюбился в неё сразу. Стал провожать, оберегать. И она меня, спасителя своего, полюбила. Только родня её меня на порог не пускала. Ну и сбежала она со мной. А через полгода Татьяна моя от тифа умерла. Всю жизнь её забыть не могу. Были, конечно, другие женщины, но всё не то…

Немного помолчав, Николай вздохнул:

– Давайте спать, завтра на работу.

Глава 3

Зачёты

Из-за ледохода на Обской губе, до которой отсюда было рукой подать, всю следующую неделю погода стояла отвратительная. Но, несмотря на это, работа шла хорошо. Ни заморозки, ни северный ветер с дождём, ни метели, которыми сопровождается в этих местах ледоход, не мешали бригаде давать сто тридцать – сто сорок процентов. Но к вечеру понедельника насыпь будущей дороги подошла к широкому оврагу, по дну которого протекал бурлящий, сильно разлившийся ручей. По проекту здесь предстояло построить мост. Дорога в этом месте проходила через лесистый участок. Вокруг росли высокие раскидистые сосны, между которыми ещё белели снежные сугробы. Вальщики как могли зачистили склоны оврага от растительности, но сильно просевший после оттепелей снег обнажил несколько толстых пней, оставшихся от деревьев, росших по берегам ручья. Необходимо было полностью убрать стоящие теперь у самой воды пни и уже под руководством мостостроителей готовить площадки под деревянные подушки, на которые будет укладываться металлическая основа моста.

Толкая по настилу тяжёлую тачку с песком, Василий всё поглядывал в сторону оврага, прикидывая, какая работа завтра им предстоит и как это отразится на выполнении нормы.

<< 1 2 3 4 5 6 7 >>
На страницу:
4 из 7

Другие электронные книги автора Эдуард Павлович Гадзинский

Другие аудиокниги автора Эдуард Павлович Гадзинский