Колхозники

Женя Лошкарёв после получения парадки орудовал не очень умело ниткой с иголкой, исколов все пальцы. По окончании процедуры пришивания он подошел к зеркалу, не увидел петлицу, закричал от удивления и возмущения. Все в непонимании смотрели на Лошкарева, т.к. видели его усердную работу. Как выяснилось, Женя пришил их с обратной стороны лацкана кителя. Пришлось перешивать. Потом Женя отличился еще раз, решив нагладить себе стрелки аля Ехвик. Ехвик ходил всегда в идеально наглаженных брюках. С изнанки по стрелкам он натирал их сухим заостренным обмылком, а с внешней наглаживал паром через мокрую марлю. Стрелки были как лезвие. Женя Лошкарёв, применив метод ПВХ клея, нагладил стрелки размером как минимум 1 см высотой. Был жестоко вздрючен замкомвзвода Иваном Кочан.

На ПУЦе воровали взрывпакеты и имитационные средства. Вещь строго наказуемая, но мы хотели похвастаться перед друзьями и родными и показать свою крутость. 38 группа собиралась женить прапорщика Убоженко, и для устройства праздничного салюта на том же ПУЦе была похищена сигнальная мина. Приехав к жениху в легендарный г. Прохоровка Белгородской обл., где в частном доме готовился сабантуй, Макурин Александр из 31 группы установил эту мину – недалеко, прямо за забором, в прилегающей траве.

Когда вечером свадьба была в самом разгаре, пришла пора салютовать молодым, и Макурин, уже изрядно приняв на грудь, пошел на поле, при этом потеряв место установки растяжки от мины. Александр стал бродить по траве в ее поисках. Когда в метре от него неожиданно долбануло, Макурин был похож на удивленного Винни Пуха и не наложил себе в штаны исключительно потому, что был под градусом. Но гости были в восторге!

Получается вырваться в увольнение с ночевкой. Неместных отпускают до 23.00, они пишут место, где будут проводить увольнение, в основном указывают Главпочтамт. А в действительности все прем в легендарную «Метелицу», где немножко обжираемся. Я домой, ребята в Голицино и… просыпают. Наверное, каждый второй из нас с ужасом просыпался в электричке от объявления: «Осторожно, двери закрываются, следующая станция "Сушкинская"». Это значит, что проспал Голицыно. Потом проспавшие дружно бегут по рельсам марш-бросок 7 км и успевают к 22.55!

В 37 группе существовал клуб «Бухой попугай». Клуб представлял собой снятую у старой доброй бабушки хату, которая находилась в заброшенном саду напротив голицынских девятиэтажек. В клубе царила добрая и непринужденная обстановка. Пили чай, что покрепче, хранили гражданку, жарили картошечку с лучком. И вот однажды в час ночи к бабуле постучались. Курсант Игорь Яршин отреагировал:

– Пи-пи-пи… Попугай, кого там принесло в час ночи?

Бабуля спокойно ответила:

– Спокойно, внучек, это мои клиенты!

Скрипя костями, бабка встала, закурила «беломорину» и пошла в кладовку. По хате прошелся аромат смердячего самогона (бабка приторговывала зеленым змием). Яршина одолело любопытство, что за клиенты у пожилой хозяйки. Он встал, подошел к окну, раздвинул засаленную шторку… и вдруг резко задернул ее обратно, потому что увидел в профиль лик подполковника Шиповалова, бывшего комбата «Драконов». Игорь молниеносно выключил свет и продолжил наблюдение в темноте. Бабка передала в литровой банке свой продукт, Шиповалов протянул ей бумажную купюру и поблагодарил за сделку. Яршин стал метаться в темноте по хате, будить однокурсников, предупреждая о возможной засаде. Курсант Кузнецов, узнав, в чем дело, перевернулся на другой бок и сказал:

– Пьют все, и комбаты в том числе, ложись спать, Игорь! За добавкой он приходил.

Через несколько минут клуб «Бухой попугай» снова сладко заснул.

Семинар по истории партии. Наш основной предмет как будущих политработников. Скучный, как старый шкаф. Курсант Пристегин рассказывает о жизни Энгельса. Доходит до смерти и заканчивает:

– …после смерти его кремировали, пепел в урну, а урну утопили. По завещанию. Курсант Пристегин ответ закончил.

– Неправильно, – спокойно отвечает преподаватель полковник Лейман, небольшого роста, но амбициозный, порою строгий, а порою добродушный человек. Задумчиво глядя на портрет Энгельса, Лейман добавляет: – Не утопили, а погрузили в море.

Рядом за партой засыпает курсант Толстогузов, при этом его рука продолжает писать, в тетради выводя уже не слова, а вертикальные остроконечные линии. Я его толкаю ногой под столом и вывожу в тетради «Партия и армия едины», не совсем понимая смысл написанного.

Душевным мужиком был преподаватель по тактике пограничных войск подполковник Петряков. Петряков внешне провинциальный и строгий, но под его напыщенной суровостью просматривалась доброта и человечность. Как и каждый из старых офицеров, Петряков сознательно или подсознательно ожидал признания его долгой службы на разных заставах пограничных войск. Он любил рассказывать о своей службе в ожидании нашей похвалы и лести. Прочухав его уязвимое место, 37 группа этим пользовалась на каждом семинаре. После доведения темы и учебных вопросов Дима Дмитриев задавал вопрос:

– Товарищ подполковник, а как вы на заставе строили работу с сержантским составом?

И тут Петрякова прорывало. Его рассказ с нашими дополнительными вопросами затягивался почти на весь первый урок пары. А когда Петряков спохватывался, до конца перерыва оставалось 10-15 мин, далее следовала проверенная тактика: перед этим семинаром по 2-3 курсанта изучали 1-ый вопрос из плана семинара. Они же на семинаре тянули руки, и Петряков спрашивал их, догоняя упущенное время. Результат: не ниже 4 и 5 баллов.

Наши туалеты были образцом блеска и чистоты, будто туда ходят совсем не для того, что в нем обычно делают. Правила пользования туалетом имели не писанные уставом особенности. Например, если кабинка занята, то на дверце висел поясной ремень. Всё понятно, «избушка занята», и никто туда не ломится. А если она, к примеру, занята офицером или прапорщиком, которые портупею надевали только на строевые занятия и общеучилищные построения? Правильно, внешних признаков занятости нет, а звуковых сигналов может и не быть… Бывало, что некоторые особо не утруждающие себя дневальные проводили уборку, начиная ее с того, что сверху через дверцу выплескивали ведро воды. И вот представьте: сидит взводный офицер на толчке без всяких идентифицирующих признаков, его накрывает подобным душем, крик, мат – дневальный испаряется, как будто его здесь и не было. А ведь такие случаи были, и были не раз…

Наряд по столовой. Утренний подъем на чистку картошки часа в 3 утра. Вся группа ушла, последний заскочил в сушилку курсант Павленко. Его сапог нет, остались чужие, не его размера. Надел Павленко, что было, и поковылял в столовую искать вражину. Спустился в подвал: все сидят, чистят овощ. Спросил – посмотрел, вроде все при своих сапогах. Внимание курсанта Павленко упало на Аркадия Рудника, официанта офицерского стола, который крутится рядом. Павленко заставляет снять обувь и видит свои инициалы на голенище. Павленко спрашивает:

– Зачем надел чужие сапоги?

Сонный Аракша, зевая, задает встречный вопрос:

– А у тебя какой размер?

Наверное, он впал в ступор, когда понял, что за ним косяк. Павленко замахивается своим сапогом и орет:

– Нормальный! Главное – мой размер! А ты шары раскрывай шире, когда обуваешься!

Весь взвод ржет.

Про наряд на кухню можно слагать легенды. После общеучилищного развода нас распределяют по местам кухни. Можно попасть в посудомоечный цех, так называемую «дискотеку», где вода течет по тебе и по стенам, а можно в зал, где нескончаемые замечания по мытью полов и столов.

Но я старался попасть на объект, откуда осуществлялся вывоз отходов. Изначально это место указал всеми уважаемый товарищ Донгаш, который в наряде по кухне всегда занимает место на помойке. Я проанализировал объем работы: отходы тебе приносят, машина-мусорка подъезжает – на загрузку, людей присылают. И три раза за день затереть пятак два на три метра. Король параши был единственным, чьё рабочее место было уединённым и мало кому интересным с точки зрения инспектирования в силу вонючести.

Надел резиновый фартук, перчатки, как у сварщика, навел порядок за полчаса и свободен, как ветер в поле. Главное, на глаза не попадайся. В теплое время «короли» проводили время в курилке, которая находилась через дорогу и утопала в зелени. В ней редко бывали курсанты и офицеры. В этом месте летом можно прекрасно заныкаться и даже подремать.

Но был нюанс. «Королевство» свое надолго не покинешь. Надо было следить, чтобы парни с «дискотек», когда сносят отходы в камеру, не расплескали их, а тем более не перевернули баки. Аркаша Рудник поскользнулся и перевернул наполненную емкость. Сам в отходах, пол, стены. «Король параши», комментируя ситуацию, вспомнил всех предков Рудника до десятого колена.

Единственный минус после окончания наряда «короля параши» – сапоги приходилось в горячей воде мыть щеткой, да и запашок от х/б стоял специфический.

Лебедев Александр, вольнодумец, красавец с неуставным чубом, вечно был в залете у старшины Дорофеева. Но старшина ставил Лебедева на блатное место – официант офицерской столовой. Задача официанта: накормить офицеров, а самое главное, дежурного по училищу, чтобы тот меньше совал нос в наряд по столовой. Лебедев вроде не еврей, но картофана жареного и маслица лишнего у поваров всегда добывал, отбивнушками жареными потчевал дежурного и старших офицеров, хотя этим богатством заведовали несговорчивые срочники из роты обеспечения учебного процесса. И сколько бы офицеров ни пришло, всех Александр Лебедев кормил, и не по столовому меню. Умел крутиться, в общем, парень, хоть и рубил правду матку в глаза.

Готовимся к летней сессии, на кону отпуск, возможность задержки и пересдачи пугает, как весеннее солнце – сугробы. Мы списывали, пользовались шпаргалками, доставали заранее билеты, иногда действовали заодно с преподавателями, договаривались и хитрили. Главная задача была сдать сессию любыми путями и уехать в очередной отпуск.

Один из примеров изощренности курсантского ума при сдаче экзамена на водительские права – его теоретическая часть. С одной стороны, какая фигня, каких-то 40 билетов по 20 вопросов. Можно просто выучить и всё. Но куда же там, мы не ищем простых путей, мы ищем пути сложные, но сверхкороткие. Находим минимально затратный и эффективный вариант. Суть такова… Берёшь обыкновенную шариковую ручку и на полях между гранями этой ручки иголкой царапаешь последовательно ряд цифр, а именно: первая цифра – номер билета, точка, потом последовательно через запятую номера ответов по билету, в конце – точка с запятой и потом следующий билет. На ручке умещались все ответы на 40 билетов. Главное, нужно до экзамена не «мацать» эту ручку руками, чтобы цифры не проявились. Так как в период нашего обучения все материалы были в печатном бумажном варианте, то риск того, что последовательность вопросов по билетам изменится, был минимален, и наша акция была гарантирована на успех со 100 % вероятностью. И вот когда наступила волшебная минута триумфа, нам оставалось только потереть ручку в пальцах и найти ответы на свой билет, не забыв при этом поморщить лоб, чтобы экзаменатор видел умственные усилия сдающего.

Уставом ВС, билеты с 3-мя вопросами. Легендарный прапорщик 34 группы Василий Орищенко каким-то образом раздобыл у девушек в машбюро первый экземпляр билетов, и мы, выбрав подходящий билет, аккуратно выучили вопросы. Вытягиваешь любой билет, а называешь тот, который знаешь, и в ходе подготовки незаметно осуществляешь подмену. На какой-то группе преподы решили пересчитать билеты и обнаружили 2 билета номер 5, 2 билета номер 10 и т.д., поднялась паника, назначили пересдачу этой группе, но первые 3 сдавшие группы не тронули.

Ответы на билеты фотографировали, царапали внутри учебных башен БТР или просто отрабатывали на кафедрах.

Зачет с оценкой по огневой. Юра Убоженко из 38 группы проявил организаторскую хватку и умение договариваться. Зайдя к преподавателю подполковнику Басову, похожему на синьора Помидора, такому же круглому и с усами, спросил: «Товарищ подполковник, есть возможность "практической" сдачи зачета?», что означает сделать какую-нибудь халтуру вместо зачета. Басов показал Убоженко и его товарищу издырявленную мишенную обстановку, на которой был нарисован пейзаж типа ПУЦевского стрельбища: березки, облака, болото и камыши на переднем плане. Вот этот пейзаж и предстояло обновить на новых 10 здоровенных листах фанеры гуашью.

Когда он ушел, между Убоженко и его боевым товарищем произошел диалог, один в один походящий на известный сюжет из «12 стульев»: «Скажите, Юра, вы рисовать умеете?». Ответ Юры, конечно же, соответствовал ответу Кисы Воробьянинова. В итоге Юре было поручено на уложенных на полу в 2 ряда листах фанеры обычным малярным валиком верхнюю треть закрасить голубой гуашью (небо), а нижние 2/3 – зеленой (трава). В дальнейшем фанеру прибили на стену и начались творческие муки по изображению деталей пейзажа. При этом все это они делали впервые, и у них не было никакого опыта! Но Басову все понравилось. Результат: зачет с твердой «4»!

Приезжал однажды гипнотизер в училище. В одном из номеров загипнотизированные курсанты получили задание, что они скрытно уходят в самоход. Как полагается, парни это делали по-пластунски (причем один из них или даже двое, четвертый курс, были в парадках). Потом ведущий говорит, что их застукал дежурный по училищу и спросил, каковы их действия. Один начал глаза кулаками тереть, типа заплакал, второй честь воинскую отдал сразу двумя руками, а один начал кулаки сжимать и в боевую стойку. Было смешно…

Позже гипнотизер попросил всех скрестить пальцы рук и закрыть глаза. Досчитав до десяти, он попросил подняться на сцену тех, кто не смог раскрестить руки. Я очень хотел попасть на «первые роли» в представлении, но гипнозу не поддавался, о чем позже не пожалел. Поднявшихся на сцену телепат усадил на стулья, дал им по луковице и опять ввел в транс. Сказав, что у них в руках яблоки, он заставил есть несчастных лук. Те плакали, но ели. Не гипнотизер, а садист, но было смешно!

Эпилог

Вот с шутками и прибаутками мы шли сквозь испытания и нагрузки к третьему, без пяти минут, офицерскому курсу. Мы были мягкими и похожими на яичный желток на блюдечке, но постепенно крепли, загрубели душой и телом. Слабым в армии не место, здесь нужно умело воспринимать все злое и доброе, хорошее и плохое. Нас научили выживать, быть сильными и смелыми, готовыми в любой момент дать ответ. И, несмотря на все тяготы и лишения, это были лучшие годы в нашей жизни…

– В оформлении обложки использована фотография автора Петрушко Эдуард Павлович.