Под флагом цвета крови и свободы

– Джек! – Генри Фокс, с разлетевшимися кудрями, запыхавшийся и сияющий, выбежал им навстречу и сразу же остановился, побледнев: – Что случилось?

– Ничего, – выдавив из себя кривую усмешку, Рэдфорд похлопал его по плечу и предостерегающе покосился в сторону девушки. Морено ответила ему тяжелым взглядом, но промолчала.

– Кто такой этот капитан Ришар? – когда большинство матросов, угрюмых и молчаливых, разошлись кто куда, рискнул вторично спросить Дойли. Макферсон, тяжело вздохнув, потер лоб ладонью, поглядел на стоявшую у фальшборта Эрнесту и махнул рукой:

– Скверный человек, мистер Дойли. Славный пират, смелый капитан, но человек скверный.

– Молчите лучше!.. – не оборачиваясь, зло прикрикнула на него Морено; боцман, снова вздохнув, развел руками перед Эдвардом, словно говоря: «Ну, что же я могу поделать-то?» Дойли согласно кивнул, хотя в глубине души окончательно перестал что-либо понимать.

***

Время близилось к вечеру, и кок Хоу звоном рынды звал оставшихся на судне ужинать, когда Эрнеста, бледная и решительная, проскользнула в капитанскую каюту – по своему обыкновению, без стука. Рэдфорд сидел за столом, при свете одинокой свечи полируя лезвие шпаги. Завидев девушку, он не выказал ни малейшего удивления и лишь улыбнулся:

– А, это ты… Закрой дверь – сквозит очень.

– Сам встанешь и закроешь! – огрызнулась Морено, падая на стул напротив него и закрывая лицо руками. Рэдфорд пожал плечами, но спокойно поднялся, подошел к двери, щелкнул замком и направился к шкафу.

– Выпьешь? – в его руке блеснула бутылка, и на стол перед девушкой приземлился наполненный на три четверти стакан. Эрнеста покосилась на него, как на гремучую змею, и отодвинула подальше от себя.

– Тебе стоило выбрать пистолеты, – глухо вымолвила она, отнимая руки от лица. Джек невольно усмехнулся:

– Думаю, ты-то уж точно знаешь, что шпага или сабля надежнее. Глупо умирать из-за осечки или плохого пороха.

– Он тебя убьет завтра, – совершенно без эмоций проговорила Эрнеста.

– Возможно, – Рэдфорд подбросил оружие и ловко поймал за рукоять. – Или я – его. Таков обычный ход поединка.

– Он тебя убьет, – все тем же безжизненным тоном повторила Эрнеста. Ярко-оранжевые отблески пламени вкупе с густыми тенями делали ее лицо похожим на древнюю золотую маску давно забытого божества. На нем жили лишь глаза – непроглядно черные и блестящие, будто морская гладь в ночи. – Ты слишком нужен людям, чтобы рисковать. Я знаю законы. Если нельзя отказаться от поединка, то можно приказать человеку из команды занять твое место. Решай, кто это будет, иначе, – голос ее чуть заметно дрогнул, – иначе завтра выйду я.

Мгновение Джек молчал, затем громко, искренне расхохотался:

– Тогда это станет первой настоящей глупостью в твоей до невозможности разумной жизни, – отсмеявшись, Рэдфорд от души похлопал ее по плечу и протянул руку: – Вставай-ка. Пройдемся, раз уж в твои планы не входит что-то поинтереснее.

На палубе было совершенно безлюдно и темно – лишь с берега долетали редкие отблески света и оттуда же доносились людские голоса; им вторили ужинавшие в трюме. За бортом тихо и мирно шелестело море: начинался вечерний прилив – и крохотные, тусклые покамест звездочки начинали одна за другой появляться высоко в небе. Было уже довольно прохладно, так что капитан мимоходом стянул с себя жилет и, не предлагая, накинул на плечи Эрнесте – девушка даже не воспротивилась подобной унизительной заботливости, полностью погруженная в свои мысли.

– Я видела пару раз, как он дрался на шпагах, – негромко заговорила она, скрещивая пальцы перед грудью, как делала лишь в минуты напряженных размышлений. – У меня больше шансов, чем у тебя.

– Да, да, знаю! Будь твоя воля, ты бы и вовсе нарядила меня в женское платье и отправила в помощь мистеру Хоу перебирать ямс, – снова засмеялся Рэдфорд, вольно облокотившись о кряжистый ствол фок-мачты и заложив руки за спину. – Но, полагаю, я еще не настолько плох, чтобы просить защиты для собственного имущества.

– Я и не спорю, Джек! – с каким-то совершенно необычным для нее выражением лица – не будь это Эрнеста, Рэдфорд бы подумал, что она вот-вот разрыдается – горячо перебила его девушка. Положив обе руки на плечи друга, она торопливо, сбивчиво зашептала: – Что мне терять? Если я выиграю, то корабль достанется тебе и ребятам, а меня запомнят как женщину, победившую самого Пьера-Луи де Ришара; если нет – у команды останется другое судно и живой капитан, которому не составит труда найти здесь, на Тортуге, толкового штурмана. Во всяком случае, в этом мире найдутся два-три человека, которые помянут меня добрым словом за кружкой хорошего рому, – она усмехнулась, взглянув куда-то в сторону берега. – Этого вполне достаточно, Джек. Позволь мне выйти завтра!

– Закончила, надеюсь? – поистине удивительное до этой минуты терпение Рэдфорда, очевидно, иссякло: во всяком случае, впервые за минувший вечер в его голосе послышалось негодование.. – Потому что я – все еще и до той минуты, пока твой непобедимый Ришар не проткнет меня завтра своей шпагой – если сумеет, к слову! – твой капитан, и больше я не намерен слушать этот бред, – все это он проговорил быстро и тихо, но четко, не давая девушке перебить его снова, и лишь в конце, не сдержавшись, повысил голос. – Два или три человека, как же! Спору нет, ты полюбилась моей команде, и нечего прибедняться – ты вполне этого заслуживаешь. Но если завтра я спрячусь за твоей спиной, малышка Морено, – Джек странно выделил голосом это обращение, – как думаешь, буду ли я еще достоин зваться пиратом и вообще мужчиной?

– Хватит! – Эрнеста в ярости стиснула виски сильными пальцами и несколько раз глубоко, размеренно вздохнула. – Хватит говорить, как мистер Дойли, это не только не смешно, но и совершенно неуместно сейчас!..

– Думаешь, только твой мистер Дойли имеет право на честь и самоуважение? – мимоходом скользнув острым и внезапно цепким взглядом по ее лицу, полюбопытствовал Рэдфорд. Неловкое внезапное молчание на несколько томительно долгих секунд воцарилось над палубой, затем Эрнеста покачала головой с выражением искренней растерянности:

– Разве похоже, что я так думаю?

– Случается, – безжалостно припечатал капитан, как отрезал – желания возвращаться к прежнему спору в нем не было ни капли. Но девушка не стала снова перечить: склонив голову, она неожиданно обернулась и с удивлением огляделась по сторонам:

– Что это? Ты ничего не слышал?

Джек пожал плечами – он вовсе не заметил чего-либо подозрительного, но все же, доверяя острому чутью Эрнесты, внимательно оглядел палубу и даже направился на капитанский мостик, происходящее на котором с того места, где они стояли, рассмотреть было сложно.

– Должно быть, просто волна плеснула, – признала Морено, выглянув за борт и разведя руками. – Что-то нервы шалят в последнее время – мне так отчетливо показалось, что…

– Погоди извиняться, – Рэдфорд улыбнулся широко, почти по-мальчишески: будто над ним не нависла угроза поединка с опасным и трудным противником. – Быть может, и не показалось… А, вот ты где! – без малейшей опаски он обхватил за плечи отступившего к фальшборту человека, и в неясном свете с берега их взорам предстало смущенное лицо Генри.

– Я… не хотел подслушивать. Извините, – чуть слышно проговорил он. Джек понимающе усмехнулся, хлопнув его по руке:

– Не хотел, как же. Ну-ка, брось эту пакость! – велел он, ловко извлекая из пальцев юноши небольшую курительную трубку и вытряхивая на ладонь щепотку содержимого: – Господи Боже, тебе что, не хватило денег на приличный табак? – Фокс растерянно взглянул на него, явно не понимая сути претензий, и Рэдфорд со вздохом принялся объяснять: – Табак должен быть сухой, рассыпчатый, а это что за месиво? И вообще, не привыкай курить. Вот, мой старик в свое время дымил, что какой-нибудь люггер-китобой, так потом как начал кашлять и задыхаться – а к этой дряни уже привык, успокаивался он ею, видите ли, – вопреки собственному же негласному правилу, с некоторых пор Джек, словно извиняясь за недавнее свое молчание, сам намеренно заводил с Генри речь о собственном прошлом, и неуемное любопытство юноши лишь распаляло обоих еще больше. Эрнеста, не слишком хорошо относившаяся к такого рода приступам откровенности и в лучшие времена, отвернулась с плохо скрытым негодованием. Приятный, мягкий голос Генри отдавался у нее в ушах оглушительным колокольным набатом, позволяя уловить лишь обрывки фраз:

– …нет, Джек, все остальные тоже переживают! Неужели совсем нельзя как-то договориться с этим человеком? Мне показалось, он настроен вовсе не враждебно…

– Договориться? Интересное предложение, – усмехался в усы Джек, искоса с какой-то покровительственной нежностью старшего товарища наблюдая за ним. – Да, пожалуй, я бы мог с ним договориться. Скажем, предложить ему забрать судно еще в тот момент, когда он только окликнул меня. Что скажешь, Эрнеста, это бы сработало?

– Разве обязательно было отдавать корабль? – не отступал настойчивый юноша. – Мы взяли много добра после боя с капитаном Алигьери – денег более чем достаточно. Можно было попробовать уговорить его взять отступные…

– Неплохо для помощника хозяина шорной лавки, – от души засмеялся Рэдфорд, несильно, по-доброму толкая его локтем в бок. – Только вот кто даст тебе гарантии, что через пару дней месье Ришар не отметит свое приобретение в соответствующем заведении столь бравым образом, что начисто забудет о нашей сделке и явится требовать свое по второму кругу?

– А кто даст гарантии, что он не сделает этого, потерпев поражение в завтрашнем поединке?

Спор все рос, и не думая стихать – оба его участника даже не повышали друг на друга голос, что позволяло им говорить в том же духе хоть всю ближайшую ночь напролет. И Эрнеста, хоть и не относила себя к типу женщин, периодически страдающих мучительными мигренями и оттого ненавидящих весь мир, начинала чувствовать закипающее в висках мерзкое ощущение, больше всего похожее на выкристаллизовавшуюся, концентрированную беспомощность. То самое чувство, которое она ненавидела больше всего на свете – куда более страшное, чем смерть в завтрашнем поединке, согласись Джек на предложенный ею план…

– Я пойду спать, – глухо, в пустоту произнесла она, даже не слишком надеясь, что увлеченный спором Рэдфорд услышит. – Если понадоблюсь, я у себя.

– Да, да, иди. Доброй ночи, – согласился Джек до обидного легко – Эрнесте очень захотелось ударить его, но она понимала, что в таком случае просто позорно разрыдается и потратит оставшиеся до поединка часы на бессмысленные и утомительные уговоры, в перспективе способные обернуться настоящей масштабной истерикой – а этого позволить себе гордая Морено никак не могла.

И все равно, уже запершись в своей крошечной каюте, без огня раздевшись и улегшись прямо на сундук – сил натягивать гамак не было – Эрнеста не находила в себе силы уснуть хотя бы на час. Она лежала, рассеянно обнимая руками напряженные плечи, укрывалась сбивавшейся простыней то с головой, то по пояс, а затем и вовсе, обмотав ее вокруг своего стройного тела, вскакивала и бежала к открытому окну глотнуть свежего ночного воздуха, а следом – воды из стоявшей в углу бадейки. Спать хотелось неимоверно, но напряженно и сумбурно работавший разум ни на секунду не успокаивался, выдавая все новые картины завтрашнего боя, в которых неизменным оставалось лишь залитое кровью тело Джека и его неподвижные, но все равно глядящие с немым укором глаза. А вслед за разумом напрягалось и тело: Морено почти чувствовала, как ноют руки и ноги от первобытного желания вскочить, броситься бежать, сделать хоть что-нибудь, что позволит предотвратить неизбежное…

Спал ли кто-нибудь той ночью на «Попутном ветре»? Спал ли двумя уровнями выше Джек в своей каюте, зная, что наверняка ночует в ней последний раз? Спали ли матросы в кубрике, ворочаясь в гамаках и гадая, что случится завтра? Спал ли Эдвард Дойли, радовался ли он скорой гибели не раз унижавшего его капитана? Спали ли верный боцман Макферсон, угрюмый Морган, доверчивый Генри, мальчишка-юнга Карлито и многие иные, презревшие старый моряцкий обычай и в эту ночь оставшиеся не на берегу, а здесь, со своим капитаном? Этого Эрнеста Морено, штурман и избранный квартирмейстер команды «Попутного ветра», не знала и не могла знать. Однако до самого рассвета, когда первая полоска облаков на востоке понемногу начала розоветь, она так и не сомкнула глаз.

***

Утро было какое-то странное – не будь они в широтах, где через час после рассвета уже воцарялась удушливая тропическая жара, Эдвард даже назвал бы его зябким. Матросы, непривычно трезвые и тихие, толпились на баке и оттуда косились на дверь капитанской каюты, не решаясь постучать. Эрнеста, бледная и злая, кутаясь в жилет, что-то писала в увесистой тетради, лежавшей на планшире, сразу же зачеркивала все и вскидывала на окружающих яростно блестевшие черные глаза. За минувшие сорок минут один Генри, тоже против обыкновения молчаливый и с тревогой смотревший в лица всем, кто стоял вокруг, несколько раз спускался на палубу, подходил к девушке и, получив от нее пару коротких фраз–приказов, возвращался на место.

Наконец дверь капитанской каюты дрогнула – чуть заметно, так, что нельзя было понять, шелохнул ли ее сквозняк или человеческая рука – и внезапно с размаху распахнулась. Джек, в своем лучшем камзоле темно-фиолетового сукна, неизменной кожаной треуголке и заткнутыми за пояс саблей и пистолетом, непривычно аккуратный и застегнутый на все пуговицы – обычно он мало внимания уделял своему внешнему виду – вышел на палубу и сразу же удивленно огляделся по сторонам:

– Вы что это толпитесь здесь ни свет, ни заря?

– Джек, – немного хриплым, но обретшим мало-мальски привычную твердость голосом ответила ему Морено, – Джек, встреча с капитаном Ришаром через полчаса.

– С кем-кем? – Рэдфорд удивленно развел руками и расплылся в нарочито широкой усмешке. – А, ты об этом несчастном французишке? Я и забыл о нем! – матросы вокруг одобрительно загоготали, и даже на строгом лице Эрнесты появилась слабая усмешка:

– Не сомневаюсь, что так и есть. Но мы все же пойдем вместе с тобой.

– Увидим своими глазами, как ты прикончишь этого наглеца, Джек! – непривычно широко и напряженно улыбаясь, пробормотал обычно флегматичный ко всему Макферсон. В руке он держал аккуратно сшитый холщовый мешочек на шнурке, источавший едва уловимый запах каких-то трав. – Вот, надень это – тогда точно победишь сегодня! – Старый боцман все еще силился сохранить лицо, но красные воспаленные глаза его, привычные к слепящему блеску залитой солнцем морской глади, уже часто замигали, а протягивавшая заговоренный талисман ладонь, тяжелая, темная, вся в задубевших мозолях, чуть заметно подрагивала. Джек крепко пожал ему руку, принимая подарок, кивнул головой: