GLASHA. История скайп-школы

На третий к нему с утра приехала милиция и задержала за убийство и ограбление банка. Был убит его напарник, а в гараже самого Славика нашли пачку денег. Алиби у него не оказалось. Он был левшой, служил в десантных войсках, а напарник якобы был убит левой рукой с использованием специальных приемов.

Примерно неделю Славку били в милиции. Повредили почки и сломали ребра. Выколачивали «чистосердечное» признание, но смогли выбить только четырнадцать зубов – сломить дух бывшего десантника было делом затруднительным. Неделю Славка не понимал, что случилось. А потом его осенило. Друг его Игорек, теперешний банкир, тоже был левшой.

С трудом поднявшись со шконки, измученный узник вызвал дежурного и написал признание, не забыв указать, что поехал на дело вместе со своим начальником.

К счастью, Игорек оказался тряпкой и при первом же ударе милицейским сапогом по мочевому пузырю во всем сознался.

Ко всеобщему удивлению, Славку тут же отпустили. Можете себе представить, в каком он был состоянии.

Он не мог спать, кричал по ночам, да и днем находился в ступоре. Мама решила, что надо познакомить его с хорошей девочкой, желательно медсестрой. Выбор пал на меня. Я, естественно, согласилась оказать психологическую поддержку несчастному. Знакомство пришлось на День Десантника – святое дело прогуляться.

Мы пошли в городской парк на традиционное купание в фонтане и встречу однополчан.

Там Славка перебрал с горячительным и, слово за слово, сцепился с одним из стражей порядка. С яростью схватил того за горло после безобидного замечания. Милиционер побагровел и потянулся за кобурой.

В этот момент от веселой компании, гулявшей неподалеку, отделился невысокий накачанный молодой человек. С легкостью разжал кулак двухметрового Славика, улыбнулся окружившим его милиционерам и протянул потерпевшему руку с купюрой: «Не горячись, командир! Раз в год десантура гуляет».

Славик безжизненно осел на его плечо.

«Видишь, солдатик устал, надо ему отдохнуть», – при этих словах он заговорщицки подмигнул мне.

Менты, недовольные, разошлись.

После этого парень остановил такси и затащил Славкино неподвижное тело на заднее сиденье.

«Садитесь, девушка, прокатим вашего кавалера до дома», – он любезно распахнул передо мной дверь, приглашая сесть рядом с водителем. Сам устроился сзади и всю дорогу придерживал болтающуюся голову моего незадачливого ухажера.

По стемневшим улицам мы молча ехали на другой конец города.

Неожиданный спаситель помог доставить несчастного Славика прямо в руки маме.

«Если не возражаете, провожу вас до дома, – галантно предложил незнакомец и наконец представился: – Кстати, меня зовут Аслан, пишется через „А“».

В свете луны белозубая улыбка озарила его лицо.

***

В ту ночь я не могла уснуть, все прокручивала в голове события вечера, стараясь сохранить в памяти каждую мелочь. Странно и сладко щемило сердце. Утром на традиционной больничной пятиминутке я блаженно улыбалась, глядя на распекающую всех суровую старшую сестру.

Уже давно в бутыль со спиртом, использующимся для дезинфекции, подлили немного зеленки – чтобы у персонала не было соблазна выпить его. И вот теперь из красных воспаленных глаз медиков-практикантов, дежуривших прошлой ночью, текли зеленые слезы. А спирта в емкости изрядно убыло.

«Катя, что с тобой? Что ты лыбишься, как дурочка? – Марина Викторовна отвлеклась от своего гневного спича. – Под препаратами, что ли? Или влюбилась? Смотри у меня!»

Ее проницательности можно было только позавидовать.

Смена тянулась необычно долго. Уже под конец дня у смешливого деда Толи из седьмой палаты началось легочное кровотечение. Пришлось спешно везти его в реанимацию. Систему[2 - Катетер для капельницы.] ставили прямо в лифте.

Вены у деда Толи были сложные, бегающие. Взгляд мой невольно задерживался на длинном вытатуированном номере на его запястье. Руки дрожали, и я никак не могла попасть иглой куда следовало.

«На свиданку, небось, опаздываешь, – сипло прошептал он. – Прости, что подвел тебя, девочка…»

Наконец я все-таки вошла в вену, и пациент задышал ровнее. Лифт приехал на этаж интенсивной терапии. Было невероятно больно смотреть, как рак отнимает жизнь у этого человека, уцелевшего в нечеловеческих условиях концлагеря.

Смена моя закончилась…

Всю дорогу домой я проплакала, проклиная жизненную несправедливость. Почему сволочи и гады живут на свете припеваючи, а светлые, добрые люди вынуждены страдать от рака и прочих недугов?

Пережитый стресс заставил забыть о вчерашней встрече. Мы не обменялись с Асланом телефонами – никаких телефонов у нас тогда еще не было – и расстались как будто бы навсегда.

Трудно представить охватившую меня радость, когда у подъезда замаячила тень моего спасителя.

– Добрый вечер, – произнес он. – Прогуляемся?

И вдруг, заметив мое состояние, изменился в лице:

– Что случилось?

Я, всхлипывая, вкратце пересказала ему события дня.

Он внимательно слушал, а потом просто молча обнял меня, позволяя выплакаться вволю…

С тех пор мы встречались каждый вечер – гуляли, болтали обо всем на свете. Мне казалось, это не закончится никогда.

***

Объяснить сегодняшнему поколению, кем был Аслан, сложно, но те, кому довелось пожить в девяностые, легко поймут меня. Вид его был очень странным. При взгляде на него слева он производил впечатление веселого и доброго рубахи-парня, но стоило посмотреть справа, и можно было до жути испугаться зловещего, словно застывшего взгляда. Секрет был прост. Вместо правого глаза у Аслана был искусный протез, почти как настоящий, с первого раза даже не различишь. Последствия точного выстрела какого-то осетинского Чингачгука. Помните эти луки из орешника с тетивой из лески?

Как ни странно, физическая особенность моего нового друга сослужила ему хорошую службу. Старший брат его, Марат, с незапамятных времен работал заместителем директора инструментального завода по закупкам. В свое время это была хорошая должность. Но в девяностые все рушилось на глазах, экономика падала, денег на зарплаты не было. Не предвиделось и никаких заказов от государства. Инструментальный, тракторный, алюминиевый заводы растаскивали по частям. Все кому не лень вывозили оборудование на металлолом прямо среди бела дня.

В этих условиях директора заводов либо превращались в «эффективных менеджеров», либо пропадали с радаров. Их словно бы стирали ластиком. Марат вытащил подросшего младшего брата из родного Беслана, намереваясь как-то пристроить на завод.

Так совпало, что в самый момент аудиенции братьев с директором на предмет трудоустройства на предприятии появились хмурые люди с битами и кастетами. На взгляд Аслана, они обратились к директору, уважаемому человеку, как-то невежливо, да и не в свою очередь. Пришлось ему немного подискутировать с ними о правилах хорошего тона. По итогам дискуссии Аслан остался на инструментальном кем-то вроде личной службы безопасности директора. Ловил особо наглых, а тех, кто имел какие-то права, заставлял делиться. Участвовал в переговорах, а правильнее говоря, стрелках. Он стал своего рода гарантом исполнения обещаний переговорщиков в эпоху всеобщего кидалова.

Накачанные мышцы и неподвижный зловещий взгляд правого глаза создали ему репутацию серьезного человека. Со временем собирающиеся на важные встречи люди стали приглашать страшного осетина в качестве поручителя. Договоры, бумаги не имели тогда такой силы, как присутствие третьей стороны в качестве арбитра, или так называемого решалы.

Скорая немедицинская помощь

Сын Соловейчика подстерег меня после работы.

– Я эт… слышал, у тя друг крутой есть, может он мне помочь? Я тут хотел траву загнать, а то отец денег не дает.

Витька пользовался плохой славой, вылетел из института, слонялся с темными компаниями, омрачая жизнь Владимира Львовича и его жены.

– Так вот, ну, накосил там, на дачах, травы этой, а теперь мне предъявы кидают, типа незабористая. Замочат меня скоро, чую, – плаксиво ныл он.

Тут надо сказать, что «трава эта», в простонародье конопля, с советских времен колосилась на дачах волгоградцев совершенно свободно – кстати, вместе с маком, – но до сего времени никто и не думал использовать ее в качестве наркотика.

Пошли к Аслану.