За девятое небо

– Боги не избирают, они только указывают путь. А как пройти по пути, да и идти ли, решает сам идущий, – заметила Речка. – А теперь давай отдохнём – ночь вступает в свои права. – Речка подплыла ближе к берегу и, указав Мирославе на пятачок сухой травы, будто нарочно оставшийся на сырой земле, проговорила: – Отдохни здесь, чаровница. А я твой сон стеречь буду, не переживай.

Мирослава почувствовала, как от слов Таёжной веки стали тяжёлыми, а тело – мягким; голова закружилась, и волхва, не в силах сопротивляться сну, опустилась на сухую траву. Положила под голову узелок с вещами и уснула.

Речка же, выйдя из берегов, окружила спящую серебряным туманом журчащих Слов, и ни лесные звери, ни упыри, ни духи не могли учуять волхву, которая, слушая нежную Песнь воды, сама становилась туманом.

Туманом, что ажурным кружевом оплетал всё бытие, искрился, подобно серебряной Песне. В его всполохах бушевало море – чёрное, покрытое льдинами, оно несло в своих водах три корабля. На море ложились низкие тёмные облака, щедро поливая суда градом. Град, падая на палубы, собирался вместе, превращаясь в наполненных светом призраков. Но призраки тут же обращались в дым и исчезали в небе, следуя велению ворожбы мертвеца, что, стоя на носу первого корабля, шептал Слова, окружающие суда чёрной вязью…

– Ты видишь грядущее, – шептала, искрясь, Песнь. – То, что неизбежно произойдёт, ибо каждый уже совершил выбор.

Чёрная вязь скрыла корабли, и Мирослава открыла глаза: она лежала на берегу тёмного покрытого тиной озера, что будто блюдце покоилось в сердце перелесья. Серебристый туман окутывал старый покосившийся терем, стоявший на деревянных кольях в центре водоёма.

Ворожея, невольно испугавшись, вскочила и оглянулась: Речки не было. Древний лес грозной стеной вырастал в предутренней тиши. Затянутое облаками небо наливалась холодным рассветом.

Мирослава вновь посмотрела на терем – тёмный, застланный паутиной, почти истлевший… Она пришла. Речка отправила её прямиком к Топи.

Волхва глубоко вздохнула, отогнав внезапно налетевший страх, и шагнула к воде. Опустилась перед озером на колени, осторожно посмотрела на зеркальную гладь и не увидела своего отражения. Казалось, вода поглощала весь павший на неё свет.

Мирослава услышала тихий шёпот, похожий на далёкую Песнь ручья. Оглянулась – по-прежнему никого. Вновь обратила взор на озеро и вновь услышала тихую Песнь. Песнь становилась громче, мелодичнее, мягче. Песнь просила коснуться воды, Песнь ждала… Ворожея, не в силах противиться зову, осторожно коснулась зеркальной глади. Мокрая холодная рука тут же обхватила девичье запястье, и Мирослава от неожиданности вздрогнула.

– Та, кто ко мне по своей воле пришла да Дар принесла, не должна меня бояться, – тихо захихикала Топь, и Мирослава почувствовала, как невольно сжалось сердце. Но сердце сжалось не от страха, а от горького чувства неизбежности совершённого выбора.

– Я принесла тебе то, что мне дороже всего, дабы ты дала мне мёртвой воды да позволила пройти в Терем, – тихо ответила Мирослава.

Озеро ещё крепче сжало руку волхвы, и Мирослава увидела, как сквозь тьму воды проступает безглазый серый лик.

– Ты хочешь стать Хозяйкой моей? – вкрадчиво поинтересовалась Топь, подплыв к поверхности воды ближе. Мирослава невольно отпрянула, и Топь сипло рассмеялась, отчего вода забулькала.

– Я хочу Свет спасти, – нашла силы ответить Мирослава. – Обратиться к тебе мне велела Макошь.

– Сама Богиня Судьбы? – удивилась Топь.

– Да, – кивнула Мирослава. – И она сказала отдать тебе то, что мне дороже всего. Правда, я не знаю, что это, – у меня ничего нет, так что говори сама, чего желаешь.

– Твой обет послушницы. – Топь ещё сильнее сжала руку Мирославы. – Ты должна отречься от служения Богам, дабы стать свободной и исполнить то, зачем пришла, – шелестела Топь, подплыв к поверхности воды ещё ближе. – Отдай мне свой венчик и свой обет, волхва.

Грудь Мирославы пронзило холодом.

– Учись смирению, Мирослава, – послышались слова Никодима. – Без смирения, со страхом, силу Велеса с благого дела можно обернуть в тёмное. Именно смирению учат в Свагоборах – вот для чего нужен отказ от мира. Не из строгости, а из мудрости. Страх, страсти, обиды и желания мучают детей Сварога, и люди совершают дурные поступки. Боязно думать, что будет, коли волхв, с Силой Звёзд знакомый, обратит дар Велеса на потребу собственным нуждам, а не на веление Света.

Мирослава отогнала нахлынувшее воспоминание: она справится, она сможет обратить Силу Звёзд на благое дело, даже отказавшись от своего Слова. Иначе бы её не избрали Боги – ей бы не явилась Макошь. Она исполнит веление Света.

Одной рукой Мирослава сняла с головы венчик и опустила его в воду. Топь, свободной рукой схватив Дар, оскалилась и ещё сильнее потянула Мирославу к себе.

– Что ты делаешь?! – возмутилась волхва, стараясь вырваться.

– Как что? – рассмеялась Топь, отчего её серый лик расплылся по воде, будто маслянистое пятно. – Забираю Дар. Неужели ты думала, что верёвочкой откупишься? – сипло смеялась навь, и Мирославу обдало холодом страха: послушница догадалась, что же требовала Топь.

Мирослава упиралась изо всех сил, но чем сильнее сопротивлялась волхва, тем пуще тянуло её озеро. Ворожея не выдержала и упала лицом в воду; цепкие руки Топи обхватили девушку сильнее и повлекли ко дну.

Вода обжигала холодом, Мирослава отчаянно пыталась вырваться, желание вдоха сводило с ума… Вода ворвалась в лёгкие острой болью, и свет померк.

Со светом исчез и холод – Мирославу окружала только бархатная тьма.

– Видишь, и совсем не страшно, – шелестел мрак. – Только так ты сможешь попасть в Терем, ведь он на Той Стороне, за Девятым небом…

Мирославе снились удивительные сны: далёкие города среди жарких пустынь, бескрайние океаны, что бороздили удивительные корабли с горящими, будто огонь, парусами, высокие горы и глубокие воды.

Мирослава видела, как в глубине, на дне озера, спал молодой человек. Его тело оплели водоросли, и в длинных волосах плавали рыбы. Мирослава хотела было подплыть к нему, но видение померкло.

Тьма медленно рассеивалась, открывая берег озера, в зеркальной воде которого отражалось хмурое небо. В сердце озера стояла изба: дряхлая, покосившаяся, поросшая мхом. Единственное оконце было черно как ночь. Но не на кольях стоял старый терем, а на ногах – жилистых, покрытых паутиной и тиной. Изба шагнула к Мирославе, и растаял липкий сон: волхва тут же вскочила на ноги и подобрала свой узелок.

Мирослава не успела удивиться тому, что её одежда сухая, – юная ворожея во все глаза смотрела на то, как Живой Терем, стоная и скрипя, идёт к ней по воде.

Изба, зловонно вздохнув, остановилась почти у самого берега и повернулась крыльцом. Со скрипом отворилась дверь, открывая чёрный зев сеней.

– Вот и терем мой, – просипело рядом, и Мирослава, вздрогнув, обратила взор на озеро, что своим безобразным ликом вновь смотрело на неё. – Возьмёшь в тереме скляночку, да наполнишь её водой из озера – то будет мёртвая вода. В сердце терема есть родник живой воды – её тоже наберёшь. А огонь – в черепах, что на частоколе за домом висят, на границе Яви и Неяви.

Мирослава, слушая Топь, не спешила идти к избе. Навь, видя замешательство волхвы, усмехнулась:

– Ну же, не бойся. Всё самое страшное позади. Осталось взять то, за чем пришла.

Мирослава кивнула и, крепче обхватив узелок, пошла к терему.

* * *

Вель и Любомир настигли Велижана.

– Куда мы идём? – спросил Любомир волхва, когда они с Велем поравнялись со старцем.

Плотный туман, окутавший Тайгу, рассеивался; сквозь сплетённые ветви деревьев тускло светили луны, и в их сиянии мерцал хрустящий снег.

– В сердце Тайги, – проскрипел Велижан, не сбавляя шага.

– В сердце Тайги? – переспросил Вель. – Зачем? Может, вы выведите нас к селению? Сейчас зима, мы можем замёрзнуть насмерть…

– Только из Великой Поляны можно отправиться в великое странствие, – ответил Велижан. – Со мной вы не замёрзнете, – заверил юношей волхв. – Да и навьи к вам не подступятся. Лес прокормит нас да обогреет в стужу.

– Как же… – начал было Любомир, но Велижан поднял скрюченную руку, и витязь умолк.

– Довольно разговоров, – прохрипел старец. – Идите по моим следам да набирайтесь сил.

Вель и Любомир, переглянувшись, молча последовали за древним волхвом по его стопам. И с каждым шагом, сделанным по следу старца, боль от ранений стихала, а тело наполнялось крепостью.

Снегопады сменялись ясной погодой, и вновь выпадал снег. Велижан вёл детей Сварога лесными тропами – мимо буреломов, в обход высоких сугробов и незамерзающих болот. Старец обращался Словом к Лесу, дабы Тайга прокормила путников, и к ним являлись зайцы; охранной ворожбой зачаровывал стоянки и Словом зажигал золотой огонь, что оберегал странников в ночи. Когда юноши спали, Велижан заговаривал их раны, исцелял недуги.

* * *

Короткий зимний день перевалил за половину, сквозь низкие облака выглянуло солнце, когда заснеженные деревья расступились и взору предстало древнее капище. Покосившиеся, заледенелые, деревянные капии стояли на небольшой полянке кругом, оберегая место для костра. Мягкие, укрытые снегом лапки елей защищали святое место.