Насторожилась – прикрывать интрижки отца вошло в привычку ещё с началки, когда он покупал мне лишнее мороженое и очень забавно, почти в шутку просил не проболтаться про наш маленький секрет, а я по-детски глупо радовалась возможности оправдать доверие. В старших классах пришло понимание, что мужья далеко не всегда так же хороши, как отцы, и что задержки на работе необязательно связаны с ночными совещаниями, но я продолжила. Ради мира во всём мире.
Вслух мы с ним это не обсуждали – было бы по меньшей мере неловко, проще притворяться слепой и глухой, когда надо. Самое смешное, что я не могла вспомнить, было ли что-то сомнительное в опоздании отца на сегодняшний милый домашний вечер, и на всякий случай внимательно изучала рисунок на посуде.
Мать не дождалась внятной реакции и продолжила сеанс пугающей честности:
– Это странно, но в ту ночь видела твоего отца с этой ненормальной. Не могу выбросить из головы ту сцену.
– И что они делали? Ночью? Во дворе? С коляской?
– По сути, они просто… ругались? – мамино лицо стало беззащитным. – Я хотела окликнуть его, но они так горячо спорили, что я осталась в тени и понаблюдала. После красочной перепалки она вытащила младенца и размахивала им, как флагом, а папа тряс головой и отнекивался. Это ведь странно, да?
– А ты его спрашивала об этом? – очень осторожно уточнила я.
– Нет, конечно, – мама вздёрнула подбородок. – Но это же может быть что угодно. Например, она свидетель. Или она просила о чём-то. Он же прокурор, мало ли…
Щелчок проворачивающегося замка вывел меня из ступора – папа шумно ввалился в прихожую и атмосфера в доме сразу стала суетливой и праздничной, как это всегда бывало при его появлении. Мама бросилась заново накрывать на стол, а я попыталась уловить, не пахнет ли женскими духами. На это раз всё было чисто, а папа шутливо пихнул меня кулаком в плечо, с недоумением посматривая на натянутую как струна хозяйку, с остервенением накладывающую ему огромную гору салата.
Конечно, мама не могла упустить шанс поделиться горячими новостями обо мне – понятие девчачьих тем ей принципиально незнакомо. Известие о парне из семейки Горюновых вызвало долгую паузу, мама даже забеспокоилась, не ляпнула ли что-то не то.
– Ты что-нибудь скажешь?
Папа рассматривал меня минуты три, а потом опомнился и нацепил жутко неестественную улыбку:
– У тебя с ним как, серьёзно?
– Издеваешься? Мы только недавно… Ну ты понял.
– Как отнесёшься к родительскому совету? Со свойственной юности горячностью или сделаешь поправку на чужие знания и опыт?
– Валяй. Рискни.
– Тебе нельзя с ним встречаться.
– Почему это? Что с ним не так?
В последнюю очередь я бы впутывала отца-прокурора в нашу слежку за Горюновыми. Его ищейки испортят всё веселье, даже если он и поверит в тот бред, что я расскажу. Особенно про потерю памяти – да мне после такого на пушечный выстрел не подойти к заколдованной квартире. Нет, это – крайняя мера, а пока у нас сбор данных.
– На слово поверишь? Вижу, что нет. Давай так – няня их ребёнка, Аня Уварова, рассказала кое-что, что мне не понравилось. История мутная и нуждается в проверке, но пока я не получил законченный отчёт, держись от них подальше. Мы договорились, Полина?
– Только если ты признаешься, в чём их обвиняют.
– Да ни в чём! – он с досадой оттолкнул солонку и та покатилась, рассыпаясь по обеденному столу в широкую извилистую полоску. – Скорее всего, сама барышня водит всех за нос, но твёрдых фактов пока нет. Ладно. Аня утверждает, что её сестра тайно выносила младенца Горюновых и пропала. По документам это чушь, конечно, ребёнок свой, но её сводная сестра действительно исчезла. Надеюсь, не надо объяснять, что тебе нельзя болтать об этом направо и налево?
– Я умею хранить секреты, папа, – вызов я и не скрывала, – и не могу прекратить встречаться с понравившемся мне парнем по твоей прихоти. Все знают, кто ты, они меня и пальцем не тронут.
Боже мой, как бы не заржать от слащавости! Но я почти выжимаю слёзы и он вроде бы смягчается.
– Я знаю, дочка. Просто будь очень-очень осторожна.
Ощущение духоты заполнило лёгкие и я мучительно рванулась, чтобы сесть на кровати, отдирая от горла сжимавшую его пятерню. Фонарь за окном высветил абсолютно пустую комнату, в которой ни одна живая душа спрятаться не могла, разве что под моей кроватью. Презирая себя за некстати разыгравшуюся фантазию, я кое-как преодолела страх, сантиметр за сантиметром свесившись и заглянув туда… Не найдя никого и ничего, кроме завалившегося учебника и пары фантиков. Очень мило. Я встала и прижалась лбом к ледяному оконному стеклу, чтобы хоть капельку успокоиться, а потом решительно направилась на кухню, чтобы попить.
Стараясь не шуметь – мама спит очень чутко, а я не хочу объяснять, с чего вдруг шастаю среди ночи по квартире в таком растрёпанном и перепуганном состоянии – я достала стакан, между делом отметив, что рука уже почти не трясётся от неслабого всплеска адреналина.
Да уж, а нервишки-то шалят. Я жадно выпила всю воду из стакана и потянулась, чтобы поставить его на стол, как вдруг почувствовала, как чья-то рука легла на мою талию. Только чудом не заорала, а резко развернулась, думая упереться ладонями в неведомого гостя.
Это был он – Дима Горюнов. Он смотрел сквозь меня, но глаза его горели так, что можно было бы подпалить солому, если поднести достаточно близко. Оттолкнула его и забежала за стол, словно это преграда могла хоть как-то защитить меня, и чуть не вырвала кусок столешницы, когда ухватилась за его край.
Дима чуть сдвинулся вправо, чтобы зажать меня между столом и холодильником, но застонал и опустил голову, рассматривая что-то прямо под ногами. Рефлекторно я тоже опустила взгляд и с изумлением разглядела мелкие крупинки слои, накануне рассыпанные отцом. На маму это не похоже – оставить бардак на ночь, но соли было не так уж и много, она могла и не заметить кристаллы, искрившиеся теперь в лунных лучах.
И сейчас Дима пытался поднять ногу, чтобы шагнуть ко мне, и не мог.
Повинуясь скорее животным инстинктам, чем остаткам разума, я почти нырнула через стол, сцапала солонку и щедро плеснула её содержимым в гостя. Он зашипел, вернее, даже не так – он издал такие чудовищные звуки, что на секунду мне показалось, что на нашей кухне содрогнулся и теперь извергается вулкан размером с человека.
А потом за моей спиной хлопнула фрамуга и одновременно темнота сгустилась, впитывая и стирая мужской силуэт.
И вот тогда я отчаянно, безудержно закричала.
Меня разбудила тряска – сразу оба ошалевших родителя немилосердно трясли за плечи, не отрывая безумных глаз.
– Полина, что с тобой? Ты так кричала! Что-то болит?! Где болит?! Что случилось? – они засыпали меня обрывками вопросов, колоколом звучавших в их головах, а я спросонья никак не могла скинуть муть, залившую меня сверху донизу, и только стучала зубами, безмолвно таращась на них.
Наконец папа принял решение – рванул к телефону, явно намереваясь вызвать врача или что-то ещё, такое же неуместное, и эта перспектива вернула способность соображать. Я громко сглотнула и умоляюще выдавила:
– Папа, не надо! Мне просто приснился сон. Кошмар, – добавила я, потому что они не поверили в то, что я говорю правду. Видимо, орала я чересчур убедительно для простого или даже для очень плохого сна.
Пришлось битый час уговаривать их перестать украдкой гладить мои волосы и смотреть, как я пытаюсь заснуть, но когда они покинули комнату и вроде бы утихли у себя в спальне, я на цыпочках пробралась на кухню и воровато схватила килограммовый пакет с солью, крепко прижала к себе и шмыгнула обратно, пока не застукали.
Врешь, не обманешь! Может быть, ты мне и приснился, Дима Горюнов, но то, что ты боишься соли, даёт мне определённую власть в нашей ситуации, не правда ли? С этой мыслью я и уснула, обнимая заветную картонную коробку.
Я утра всё было уже не так радужно, но не насколько плохо, как предвидела. Позавтракала, пытаясь безмятежно улыбаться в ответ на встревоженные взгляды, которые всё ещё бросали оба родителя. Клянусь, у них даже был порыв проводить до школы, но я избежала позорища, чмокнув их обоих и чуть не кубарем слетев по лестнице вниз, радуясь свежему воздуху и солнцу, встретившему за дверью подъезда.
На улице всё превратилось в глупость, о которой вполне можно и забыть, и я бодро направилась на учёбу.
Приподнятое настроение мигом улетучилось, когда я наткнулась на насупленного и разобиженного Виталика. Он хмуро проводил меня взглядом, преувеличенно тяжко вздохнув, но после звонка на урок соизволил бросить рюкзак под парту и угрюмо плюхнуться рядом. В эту игру можно играть вдвоём – я сделала вид, что ужасно интересуюсь плакатами, развешанными над доской, и вот тогда услышала его сердитый шёпот:
– Какие планы на сегодня?
– Тебя интересует, буду ли я после уроков встречаться с Димой? Если честно, сильно сомневаюсь, что он вообще рискнёт появиться, – тон резковатый, но я всего лишь хотела успокоить его.
– Почему? – Виталик озадаченно наморщил лоб, а я спохватилась – не выкладывать же подробности ночного происшествия прямо сейчас, когда наш занудный математик вошёл в класс и выискивает, кого бы из болтунов вызвать к доске.
Скорчила рожицу, обозначающую «объясню позже», и в очередной раз проверила, не исчез ли из сумки аварийный запас соли. На перемене пулей рванула в укромное место под лестницей и судорожно принялась распихивать имеющуюся соль по пакетикам, рассовывая уже готовые «снаряды» по всем карманам. Виталик какое-то время с недоумением наблюдал за этим процессом, а потом тихо спросил:
– Я чего-то не знаю?
– Ага. На, держи, – и положила на его раскрытую ладонь несколько узелков с солью, – можешь считать меня дурочкой, но пока это реально единственное, что работает против этих существ.
– Откуда узнала? – он деловито придвинулся ближе и я сразу вспомнила, почему мы когда-то подружились. Виталику никогда не нужно было разжёвывать такие вещи, он схватывал на лету, так что я мысленно поблагодарила его за это и ещё за то, что он больше не настаивал на немедленном прекращении моего маленького расследования.