Семейный cекрет Горюновых
Екатерина Николаевна Широкова
Самоуверенная старшеклассница и дочка московского прокурора случайно замечает, что что-то не так с няней у многодетной семьи по соседству. Желание разузнать подробности втягивает её в нехорошую историю, из которой выпутаться не так легко, как казалось в начале, но куда хуже другое – она больше не знает, кому можно верить, потому что предают даже самые близкие.
Да и может ли она доверять хотя бы себе самой?
Екатерина Широкова
Семейный cекрет Горюновых
Они что, все слепые? Потому что иначе я никак не могла объяснить тот факт, что семья и соседи будто сговорились не замечать ненормальное поведение этой якобы чудесной няни. Возможно, с возрастом происходит какое-то размягчение мозгов и теряется не только вкус к жизни, но и способность различать очевидное, но я-то всё видела и, как последняя дурочка, переживала за левого младенца, толком и не рассмотренного из-за вороха зимней одёжки.
Сегодня я пораньше сбежала с уроков и теперь таращилась на курносую молодую женщину в светлом пуховике и с глазами невинной овцы, битый час с коляской наворачивающую идеально ровные круги по парку, аккуратно избегая слякоть и лужи. Няня хмуро и безразлично смотрела прямо перед собой, но, когда её окликали другие мамаши, тут же нацепляла приторную маску радушия и отбывала положенный номер, обмениваясь бессмысленными детскими новостями и ритмично кивая в ответ. Мамаши не замечали, как неестественно застывала нянина физиономия, превращаясь в подобие каменной маски, стоило ей распрощаться и продолжить выверенный маршрут.
Жуть, но не это было самым странным.
Тот самый момент я не пропустила, потому что уже заранее знала, чего ждать. Няня с бесстрастным лицом достала из сумки заготовленную бутылочку и ловко вылила содержимое в ближайшую урну, а потом вынула из-за пазухи другую, как две капли воды похожую на первую, но теперь вроде бы пустую на вид, и сунула ребёнку, устроив того на руках. Мне было очень любопытно, как выглядит бедный малыш, но, как я не тянула шею, не могла ничего разглядеть, няня будто бы случайно закрывала обзор, заботливо поднимая края мехового конверта.
Нет, я не очень-то сильна по части младенцев и всех этих штучек, но ведь им полагается иногда орать, разве нет? Так вот, этот молчал всю дорогу, даже во время фальшивой кормёжки. Няня с остервенением таскала его по парку два часа, а потом исчезала в подъезде, и ни разу ни единого вскрика! Ни писка, ни всхлипывания, совсем ничего, я бы точно услышала, потому что постоянно ёрзала поблизости. В смысле, так же не должно быть?
Вот только я пока понятия не имела, что делать со своими подозрениями. Полиция? Бред. Пойти к родителям ребёнка? Да они меня пошлют куда подальше, кто будет слушать советы от сопливого соседского подростка? Сказать моей маме? Ни за что. Мать нипочём не поймёт моего горячего интереса к чужим семейным делам и зарядит часовую и необыкновенно нудную лекцию о правилах поведения юных леди, как будто я похожа на придуманную ею послушную куклу.
Единственный, кто мгновенно согласился обсудить подозрительные делишки соседской няни, был Виталик. О, я прекрасно знала, что этот застенчивый дуралей влюблён в меня ещё с третьего класса, но нахально игнорировала сие печальное обстоятельство ради нашей замечательной и несокрушимой дружбы. Любовь и прочая романтика – это не по моей части, а вот друг был мне ой как нужен, так что приходилось чем-то жертвовать. Например, его так называемыми чувствами, которые когда-нибудь точно пройдут, как это всегда случается.
Виталик был рядом и преданно сопел за спиной, стараясь не прикасаться носом к растрепавшимся от усердной слежки кудряшкам, торчащим из-под моей шапки во все чёртовы стороны.
– Ну что, теперь видел? Вот, смотри внимательнее! – я ткнула пальцем в няню, как раз склонившую голову к ребёнку с таким выражением, словно она собиралась выпытать у несмышлёного малыша военную тайну. Она резко отняла бутылочку и спрятала обратно в пуховик, а потом так же зло сунула абсолютно бесшумный кулёк в коляску.
– Ей что, сегодня зарплату забыли заплатить? Это же нянька Горюновых, да? Я её раньше здесь видел, но как-то особо не присматривался. Чего она такая злобная?
– Вот это я и хочу выяснить. Слежу за ней уже неделю и чем дальше, тем удивительнее. Что происходит, как думаешь? Может быть, нам стоит рассказать об этом кому-нибудь…
– Нет, плохая идея, – он вдруг стал таким взрослым и серьёзным, – надо собрать побольше данных, чтобы бить наверняка, а то мы выйдем из зоны доверия и уже никогда не получим второй шанс на спасение мелкого.
Изначально план был хорош. Минут пятнадцать мы подслушивали под дверью, а потом, вроде бы убедившись, что внутри нет семейного сборища, я требовательно позвонила в дверь – дважды – и поджала губы, стараясь казаться старше.
Спустя вечность няня открыла и уставилась неприязненно, явно ожидая каких-то слов, но у меня перехватило дыхание от того, насколько безумно старыми показались её почти прозрачные, светло-серые глаза на фоне свежего и явно молодого личика с веснушками и забавно вздёрнутым кончиком носа. Раньше я так близко к ней не подбиралась и теперь потеряла дар речи от глубины поджидающей меня бездны, в которую я сама и совершенно добровольно собиралась прыгнуть. Да ещё и по глупости, разумеется, зачем же ещё.
– Хозяев дома нет, – она моргнула и пугающее наваждение исчезло, оставляя лишь лёгкое чувство головокружения.
– Я пришла к Диме, – струсить и отступить прямо сейчас было бы позорно, так что я придерживалась «гениальной» задумки.
– Его тоже нет, – в её глазах что-то вспыхнуло при упоминании имени старшего сына Горюновых, но тут же погасло. Няня хотела захлопнуть дверь у меня перед носом, но я быстро протиснула внутрь носок обуви и растянула улыбку до ушей.
– А я его тут подожду, мы с ним договорились, – няня смерила меня недоумевающим взглядом, так что я вздёрнула повыше брови и заговорщицки прибавила, – Дима такой нетерпеливый.
– Это шутка такая, да? Тебе хоть сколько лет? – няня внезапно рассердилась. – Шла бы ты лучше домой, девочка.
Меня захлестнуло понимание провала – легенда была ошибкой, если эта нянька крутит шашни с их сынком, но сдаваться не в моём стиле, так что я приосанилась и гордо заявила:
– Почти восемнадцать и он мой парень, на минуточку, так что я сама решу, куда и когда мне идти.
– Ну, как хочешь, дело твоё, – она широко распахнула дверь, теперь уже не мешая зайти.
Воздух в огромной квартире был неожиданно затхлый и чуточку кисловатый, словно они тут специально разводили сырость, так что я громко закашлялась, а няня равнодушно развернулась и ушла через боковой коридор, предоставив меня самой себе.
Прикинув, что она отправилась в детскую или в комнату няни, я попыталась угадать назначение остальных помещений и отчаянно прислушалась, чтобы разобрать хотя бы отдалённое кряхтение только что переодетого с прогулки младенца, но вокруг – лишь неприятная, ощутимо сгустившаяся тишина. Даже как-то слишком. Похоже, Горюновы сделали такую звукоизоляцию, что снаружи не доносилось ни звука, а ведь с той стороны окна выходили на Кутузовский проспект.
Я шагнула наугад, надеясь, что найду хоть что-нибудь интересное, и попала в комнату с прямо-таки неприлично гигантской кроватью и разбросанными повсюду листами со старинными городскими картами или планировками зданий. Плотные портьеры почти закрывали свет и я наклонилась, чтобы подобрать один из них, и упёрлась в заинтересованный взгляд сидящего на полу за этой самой кроватью молодого человека.
Немедленный порыв сбежать был пресечён молниеносно перехваченной им кистью, так что я так и застыла на полусогнутых, испуганно выпучив глаза из орбит. Кошмар. Просто кошмар.
– Куда собралась? – голос его тягучий и почему-то хищный, и я как никогда почувствовала себя безмозглой канарейкой, залезшей в клетку с тигром.
– Э-э-э… Пойду домой.
– Почему так быстро? Я же твой парень, забыла? – он всё еще не выпускал мою руку и насмешливо и даже нагло рассматривал с ног до головы. – Это же я, Дима. А тебя как звать, милое создание, признавайся, раз уж мы так близки?
– Полина, – я выдернула руку и попятилась назад.
– Прекрасно, – он мягко даже не встал, а перетёк на ноги и шагнул, вопреки опасениям, не ко мне, а к окну, раздвинув портьеры и впуская целое море дневного света.
– Ну-с, Полина, а ты у нас хорошенькая. Может быть, расскажешь, что это было, или придётся сначала тебя помучить?
Судорожно сглотнув, я со всей безнадёжностью признала, что заигралась и просто сбежать на своих двоих теперь уже не получится – Дима умудрялся двигаться плавно и стремительно, как крупный зверь, унюхавший настолько лёгкую добычу, что не грех и поиграть. Он очень медленно приблизил ко мне своё лицо и когда я почти что решилась огреть его бесцеремонную персону массивным торшером, вроде бы стоявшим где-то справа, в комнату заглянула его сестрёнка, Оля Горюнова.
Даже в этот момент я невольно отметила, насколько они оба похожи – тонкие и гибкие, Горюновы даже в старшем поколении напоминали представителей семейства кошачьих, а уж молодёжь обладала какой-то необыкновенной притягательностью и дала бы фору любому.
Оля округлила глаза и нараспев протянула:
– Димка, ты вконец башку потерял? Это же дочка прокурорского зама. И школьница, между прочим. Найди себе девчонку постарше, – она подошла вплотную и я уловила сладкий пряничный запах, – а эту я забираю.
Мои веки вдруг стали невыносимо тяжёлыми, а ноги ватными, и я покорно позволила бы увести себя прочь, если бы Дима не подмигнул мне и не состроил страшную рожицу, приложив при этом палец к губам и непринуждённо сказав:
– Оля, остынь, мы с ней просто хорошие друзья и у нас разговор не для твоих любознательных ушей, так что будь добра, отвали, а? Полина с тобой не пойдёт.
Оля хмыкнула, но покинула нас, странновато облизнувшись у порога и плотно прикрыв за собой дверь, а вместе с её уходом развеялся дурман, заполнявший сознание непреодолимой дрёмой.
– Никогда не ходи с ней, поняла? – Дима бережно усадил меня на край кровати и я почувствовала совсем уж неуместное облегчение от его спокойного и безмятежного взгляда. – И всё-таки, зачем ты тут?
– Я… Мне… Это было на спор. История довольно дурацкая, но в итоге я должна была прийти к тебе домой и сказать, что ты мне нравишься, иначе как минимум половина дуралеев в школе сочли бы меня неудачницей.
– А! – он смешно почесал кончик носа. – Я так понимаю, тебя бы это не устроило? Не хочу говорить очевидное, но пока именно ты пляшешь под их дудку.
– И что это меняет? Трусихой быть тоже отстой.
– Ты кто угодно, но не трусиха. Хочешь, чтобы я изобразил твоего парня перед половиной школы? Маленький триумф для смелой Полины?
– А ты бы согласился? – только что я собиралась долбануть его чем-нибудь тяжёлым и в панике свалить, а теперь практически флиртую? Но устоять перед возможностью получить доступ к этому дому я не могла, так что захлопала ресницами как можно натуральнее, подражая маминому фирменному убийственному взгляду и несколько поздновато вспомнив о перцовом баллончике в моей сумке.