За все, чем мы дорожим

– Почти уже в порядке, только отлежаться. Может быть, еще один укол понадобится, доктор Валери завтра посмотрит. Обидно, конечно, мне бы другим помогать, а я тут лежу.

– Ты и так уже всем помогла, – убежденно произнес Нуарэ, беря ее за руку. Просто по-дружески. «И вот это ты, дурак, портил своей влюбленностью?».

Те времена Нуарэ вспоминал уже с трудом. То ли сказались смертельные ранения на Маринеске и криокамера, то ли, что даже более вероятно, встреча с Имельдой вытеснила все, что было раньше – но чем дальше, тем меньше он понимал того влюбленного идиота, которого почему-то тоже звали Рафаэль Нуарэ. Окончательно он перестал его понимать, когда Имельда, уже после их свадьбы, позвала в гости Флёр, а та пришла вместе с Габриэль. И, глядя на них, Рафаэль с большим трудом сдерживался, чтобы не начать прямо здесь и прямо вслух крыть себя последними словами за безнадежную слепоту.

– Рада видеть в добром здравии, – с улыбкой сказала тогда Габриэль. – Коммандер, вы ведь простите мне небольшое нарушение субординации?

В ее лице и голосе не было ни насмешки, ни холодности. И едва ли не впервые в жизни Нуарэ с чувством произнес:

– Да к чертям терранским всю субординацию.

На мгновение во взгляде Габриэль мелькнуло удивление, но она тут же рассмеялась и обняла его:

– Рафи, будь счастлив. Просто будьте счастливы оба.

Нуарэ не нашелся с ответом. Но, кажется, его и не ждали.

Не так давно

Рафаэль Нуарэ отложил электронную книгу. За стеной кабинета слышались шаги Эрика – брат получил несколько дополнительных дней отдыха и решил, что готовиться к выпускным экзаменам ему приятнее в родных стенах. Но на дворе стояла глубокая ночь, а Эрик, как в свое время и Рафаэль, был не из тех, кто сидит ночами, наверстывая упущенное за семестр. Нуарэ поднялся и пошел к брату.

– Ну и чего ты не спишь? За экзамены переживаешь? Только не говори, что ты к чему-то не готов, в жизни не поверю. Я видел, как ты впахиваешь, ты уже всю программу наизусть должен был выучить.

– Да это все ерунда, – с досадой махнул рукой Эрик. – Просто… ну я же буду офицером космофлота!

– Так это же прекрасно. Вроде бы ты этого давно хотел.

– Раф, ну ты не понимаешь. У меня крыша уезжает! Я – и стану офицером… как ты! Но где ты, а где я…

Нуарэ вздохнул и сел рядом с братом, положив ему руку на плечо:

– Эрик, ты считаешь, что я так и родился в этом мундире? Поверь мне, нет. Хотя шутку про картошку я прекрасно знаю.

Эрик непонимающе взглянул на брата.

– Ну как же. В чем разница между мужчиной Дома Нуарэ и картошкой? Картошка бывает в мундире и без, а Нуарэ без мундира не бывает!

Эрик сложился пополам в приступе хохота. Рафаэль довольно кивнул – сработало.

– Ну вот, на человека похож стал, – сказал он, когда Эрик наконец смог разогнуться и свободно вздохнуть. – Мне, конечно, лестно, что ты обо мне такого высокого мнения, но, поверь, ты ничуть меня не хуже.

– Да-а… – протянул было Эрик, но Рафаэль жестом остановил его и повторил:

– Ничуть не хуже. И если уж на то пошло, вот этот вот урожденный офицер космофлота, – он показал на себя, – еще совсем недавно был кретином, каких поискать.

– Ты самокритичен.

– В данном случае, Эрик, это суровая правда жизни. Я этого никому не рассказывал и надеюсь, что это останется между нами. В общем, шесть лет назад, когда я только пришел на «Сирокко» и познакомился с хорошо известной тебе Габриэль Картье, я влюбился, как мальчишка. Позорище, как любит говорить наш Асахиро. Я сам не знаю, что на меня тогда нашло – меня практически прямым текстом слали к чертям терранским, а я ничего не желал слышать. Нет, ничего неподобающего я себе не позволил, но как Габриэль меня тогда не убила – не знаю. Я же рехнулся до такой степени, что потащился за ней в отпуск! На другой конец Галактики. Инкогнито. Тебе смешно? Мне сейчас тоже. А тогда я и думать не думал, что выгляжу как пацан, играющий в шпионов. Придумал себе важную задачу – проследить, чтобы с корабельным медиком что-нибудь не случилось. Кого я, спрашивается, обманывал? Я просто хотел быть рядом с ней. А в результате получилось так, что она же и спасла мне жизнь. Потому что за мои дурацкие игры в шпионов меня чуть не пристрелили.

– Тебя? – Эрик широко распахнул глаза. – Но как?

– Обыкновенно, из пистолета, – мрачно усмехнулся Рафаэль. – Лимонник еще остался? Долей мне, расскажу.

– Ну ты и наворотил! – сказал через час Эрик, ошалело глядя на брата. Ну, по крайней мере, стал смотреть как на живого человека, а не как на плакат с портретом кумира. Рафаэль мрачно усмехнулся:

– Сам с себя в шоке. На самом деле, я и правда тогда был близок к тому, чтобы застрелиться. Или скорее утопиться, поскольку оружия при мне не было.

– Дела-а… – протянул Эрик. И очень серьезно произнес: – Все-таки хорошо, что ты не стал этого делать. Мы же не терране какие. Это у них было: потерял честь – стреляйся. Интересно, как смертью можно вернуть честь? Сделал ошибку – так исправляй ее. А то бац, и пулю в лоб, а остальные потом пусть разгребают. Тоже мне честь. Ты абсолютно не такой.

Рафаэль улыбнулся про себя – он вспомнил давний разговор с Асахиро. Тоже на тему чести и самоубийства. Видимо, судьба у него такая – вести душеспасительные беседы о высоком.

– Вот эта мысль, пожалуй, меня и остановила, – ответил он. – Точнее, не совсем так – тогда я, понятно, ни на йоту не верил, что тут можно что-то исправить. Потому что хуже уже просто некуда. Но у меня были обязательства перед экипажем. Я же не частное лицо, которому можно пропадать куда вздумается, я офицер космофлота. Правда, в тот момент моя космофлотская карьера висела не то что на волоске – на паутинке. Думаю, тебе не надо объяснять, что если бы эта история стала кому-то известна… Но я решил: прятаться не стану. Вернусь, а там будь что будет. Если все-таки вылечу со службы – застрелиться всегда успею.

– Но ты не вылетел. Значит, известно не стало?

Вместо ответа Рафаэль взъерошил волосы Эрика и улыбнулся:

– Знаешь… Габриэль в этой истории повела себя благороднее, чем я сам. Только смотри, кадет, мы с тобой почти до утра засиделись. Тебе все-таки нужна свежая голова на экзаменах, так что шел бы ты спать?

Оставшись один, Рафаэль еще долго молча смотрел в окно, продолжая удивляться собственному идиотизму. Да, несомненно, всплыви эта история тогда – скандал был бы страшный. И большинству, конечно же, знать это незачем. Но с чего он взял, что и родные окатят его ненавистью и презрением? Эрик все понял. Как поняла Имельда. Как поняла даже Габриэль. И кто из них после этого знаток психологии? Рафаэль залпом опрокинул в себя остатки лимонника и ушел умываться. Спать все равно не светило.

Сейчас

Раф, конечно, может иронизировать сколько хочет, но Эрику действительно нравилось кого-нибудь учить. И не в смысле командовать – понятно, при необходимости рявкнуть он мог, но предпочитал обходиться без таких крайностей. Эрик любил объяснять, показывать на своем примере и видеть, как вдохновляются другие. Вот на сборах, когда болотная сырость косила отделение за отделением, а от витаминного концентрата кадеты воротили нос, как маленькие, Эрик демонстративно, с широкой улыбкой выхлебал перед строем полбутылки. Внутри его, конечно, перекашивало точно так же, как всех остальных, но это никого не касается. Что характерно, саботировать прием концентрата стали гораздо реже. А к Эрику приклеилось прозвище «капитан Цитрус». Как Мэнди хохотала, слушая эту историю! Она вообще слушала его очень внимательно, и Эрик радовался. Ему, младшему брату, нравилось быть старшим. Та же Женька – она замечательная, она друг и напарник, но с ней Эрик все равно оставался младшим. Она сама говорила – порой казалось, что у них разница не в год, а гораздо больше. Еще бы, с ее-то прошлым. Ей было чему учиться у Эрика, но ощущение, что старшая здесь именно она, все равно не исчезало. Не то чтобы Эрик завидовал или что… но с Мэнди он был старшим, и это было здорово.

Конечно, он познакомил ее со Снайпером. И насладился зрелищем широко распахнутых зеленых глаз – ну еще бы, живая легенда! Живая легенда наливала чай, разъясняла Эрику ошибки в технике и показывала самой Мэнди, какие преимущества можно извлечь из собственного малого веса. Эрик только усмехался – он видел тренировки у Карреры и сам наблюдал, как от Снайпера летали оппоненты на голову его выше и в два раза шире в плечах. Но Мэнди приходила не только за советами. Снайпер был последним, кто видел капитана Да Силву живым, и она раз за разом принималась расспрашивать. Снайпер не вполне понимал, чем может быть полезен, так что Эрику пришлось брать дело в свои руки. «Ты пойми, – объяснял он, пока Мэнди отошла, – дело не в том, все ты знаешь или не все. Ей нужно… как тебе сказать… до конца попрощаться. Собрать все, что можно. Это важно, правда». По лицу Снайпера невозможно было прочитать, понял он или нет, но рассказывать он стал больше. Мэнди действительно до малейших подробностей выслушивала и про отданный «Аспид», и даже про то, как капитан на прощание заехал Снайперу по плечу, а точнее, безуспешно попытался это сделать. Несколько раз Эрику казалось, что она расплачется, но она, кажется, вообще себе этого не позволяла.

Однажды, когда Эрик и Мэнди как раз вернулись с пробежки, они застали в столовой Рафаэля с отцом. Жоффрей Нуарэ только что прилетел с Нордики – там прошла большая конференция по военным разработкам. Несмотря на солидный возраст, отец по-прежнему стремился быть в курсе всего, что творится в его сфере. Увидев лично Стального Полковника, Мэнди попыталась спрятаться за Эрика. «Да ладно, он не страшный», – шепнул он, но, кажется, не убедил.

– Слушай, ну чего ты хочешь от моего брата? – продолжил какой-то предыдущий разговор Рафаэль, особенно подчеркнув слово «моего».

– Да ничего, – фыркнул отец. – А вот, кстати, и он.

Эрик хотел поздороваться и представить Мэнди, но отец его опередил:

– Так, про твои приключения я уже слышал. В самом деле, ураган бы с ней, с церемонией этой, но откуда у вас взялась эта девчонка Да Силва?

Мэнди вышла вперед и сказала с видом ученицы, отвечающей урок:

– Мне негде было жить. Коммандер и госпожа Имельда любезно позволили мне пожить у них, пока я решаю все проблемы с переводом из Университета в Военную Академию.

– Вроде у Да Силвы была квартира… – задумчиво произнес отец.

– Ну, положим, – вмешался Рафаэль, – для оплаты той квартиры нужен не студенческий доход, к тому же Мэнди даже еще не студентка. И оставлять ее разбираться с жильем и прочим в том состоянии, в котором я ее встретил в парке памяти, было бы по меньшей мере негуманно.

– Мэнди? – переспросил отец. – Прости, девочка, я совсем не помню, как тебя зовут. Помню только, что твой отец, Вселенную ему к изголовью, дал тебе какое-то длиннющее имя, больше тебя самой.

Видя его улыбку, Мэнди немного осмелела.