Больше, чем я просила

– Какой ещё щенок? – поинтересовалась Алевтина.

– Я предложил ей щенка Костригиных, – ответил Матвей, дожёвывая оладушек. – Наша гостья не из тех, кто злоупотребляет чьим-либо гостеприимством, даже если оно никому не в тягость. Как только щенок подрастёт, она заберёт его в особняк Роз, и снова будет там жить.

– Ты думаешь, щенок защитит её от призрака? – задала вопрос Алевтина, внимательно глядя на сына.

– Ну попробовать то можно, – потягиваясь, ответил он.

– Можно, можно… – произнесла Алевтина, прижимая одну ладонь к щеке, а другой поддерживая локоть. Потом она стала переводить глаза с Таты на Матвея.

– Ну ладно я пойду готовиться к занятиям, – сказала Тата и встала из-за стола. – Всем до вечера!

Алевтина и Матвей тоже попрощались с ней, и она скрылась за входной дверью.

***

Пока жизнь в Олонках казалась Тате насыщеннее городской. Здесь она окунулась в другой мир и мысли о доме посещали её вскользь.

Во время трёх ночей, проведённых в особняке Роз, Тата вспоминала Артёма перед сном и когда ранним утром открывала глаза. В остальное время она занималась борьбой за выживание.

Но после того как Тата стала проводить ночи в доме Алевтины, её сон стал спокойным, а жизнь упростилась. Ей казалось, что как только она закрывает дверь комнаты Дарьи, то сразу попадает в мир воспоминаний и переживаний. Эта комната олицетворяла для неё покой и безопасность и она сразу расслаблялась, отпуская контроль. Её это и пугало и радовало одновременно. Разве за этим она приехала сюда?

Тата старалась сконцентрироваться на своих уроках. Когда родители её учеников самодельными столами и стульями, а также классной доской заполнили гостевую комнату особняка Роз, она превратилась в настоящую классную комнату. А её ученики оказались очень любознательными. Она впервые видела у детей настолько живой интерес к учёбе. Дети в школе-интернате, в которой она раньше работала, проявляли больше коммерческий интерес к учёбе: они хотели учиться, чтобы потом зарабатывать деньги. Но дети в Олонках смотрели на неё, как дети смотрят в телевизор с любимыми мультиками. С такими учениками у неё почти не было проблем. За исключением разве что усмирения их через чур активной тяги к знаниям.

А ещё Тате было так дико называть своих учеников полными именами. В Олонках же были такие правила. Первое время она еле сдерживала смех, когда обращалась к маленьким детям: Константин, Григорий, Александр, Анастасия, Маргарита, Светлана и так далее.

Спустя неделю после отправки своих писем в Нижний Новгород Тата отправилась на почту. Ей пришлось идти пешком, потому что Матвей и Фёдор в этот день не смогли отвезти её на телеге. Она затратила на это весь день, но цель полностью оправдала средства: на почте сообщили, что ей пришло два письма. Тата вскрыла их за столиком прямо в почтовом отделении.

Письмо от родителей было сильно помято и как будто когда-то намочено. Неужели мама писала ей ответ плача при этом? Тата сама расплакалась, когда читала мамино письмо. Светлана писала, что у них всё хорошо и что они были безумно счастливы получить от неё добрую весточку. Остальной текст письма был о том, что они скучают и теперь будут со спокойными сердцами ждать от неё следующего письма.

Письмо от Артёма Тата вскрыла с ещё более сильным трепетом. Руки у неё тряслись, а сердце выпрыгивало из груди.

Дорогая моя куколка! Мне не передать словами как я был счастлив, когда пришло твоё письмо. Я перечитываю его каждый день и ношу с собой в кармане. Может это звучит смешно, но другого источника радости у меня нет. Я погряз в заботах о Лизе, а она никак не может угомониться. Я сказал ей, что ты уехала, но она мне не верит, представляешь? Она по-прежнему крушит всё вокруг. Не знаю откуда она берёт силы на истерики. Я не обращаю внимания на её выходки. Знаешь, сил уже никаких не осталось. Меня больше беспокоит то, что о моём сыне так и нет вестей. Только мысль о том, что ты есть, не даёт мне сломаться. Я очень рад, что ты хорошо устроилась в новом месте и тебе всё нравится. Я буду ждать твоего письма. Пиши мне так часто, как только сможешь. Вести о тебе поддерживают во мне жизнь. Я очень сильно люблю тебя и скучаю.

После прочтения письма Тата разрыдалась горькими слезами. Жизнь в Олонках моментально стёрлась из её памяти. Какой смысл от того что она бережёт свои нервы живя здесь? Она нужна ему, а он ей. Это был самообман. Нет ничего на свете, способного помочь ей и ему выдержать этот сложный период в их жизни.

Её рёв заметили сотрудницы почты и предложили воды. Тата кое-как сделала два глотка: выпить больше ей не позволило сжатое горло. Ей было неудобно перед молодыми девушками за эту сцену, но они всерьёз забеспокоились о ней и даже предлагали позвать врача.

Немного успокоившись, Тата вышла из здания почты и прошла в парк, который находился через дорогу. Сухие листья шуршали под её ногами. Там она присела на скамейку и опять расплакалась. Её душило это убийственно ощущение беспомощности. Она чувствовала себя никчёмной. Какой от неё толк, если она не может помочь человеку, которого любит?

Но ей надо было взять себя в руки, чтобы сегодня написать письма домой и сразу отправить их. Ей понадобился час, чтобы у неё снова появились силы взять ручку.

Тата начала с письма родителям. Эти строки она постаралась наполнить уверенностью в том, что у неё всё хорошо и парочкой веселых рассказов связанных с её учениками. Эти воспоминания её отвлекли, и последние строчки она писала с улыбкой на лице.

Это продолжалось до тех пор, пока она не взялась писать Артёму. Всего лишь написав его имя, ей снова захотелось плакать. Но она решила сначала написать ему письмо наподобие «родительского». Она вспомнила ещё пару интересных историй с её учениками, а потом началось…

… Артём, если ты только попросишь, то я сразу же вернусь. Пожалуйста, будь честен со мной до конца. Я приеду сразу же. Мне здесь не легче. Я просто обманываю себя. Иногда я не понимаю, что делаю в этой деревне. Я должна быть рядом с тобой. Я не боюсь Лизы. Пусть хоть перекидает в меня всю посуду. Она может даже сутками не замолкать, оскорбляя меня как хочет. Я готова приходить к тебе каждый день, помогать и просто быть рядом. Я хочу тебе помочь даже ценой собственного спокойствия, потому что от него нет никого толку вдали от тебя. Артём – ты моя жизнь. Пожалуйста, напиши мне, что думаешь об этом. Я люблю тебя и оставляю на этой бумаге множество поцелуев. Я очень скучаю.

Тата успешно отправила письма в Нижний Новгород и вышла из почты. К этому времени на улице уже начало темнеть. А дорога в Олонки должна была занять около часа. Кажется она попала…

***

Инстинкт самосохранения снова отдалил Тату от переживаний, и она практически бежала до деревни. Заметив в темноте слабые очертания знакомых мест, она облегчённо выдохнула и пошла более спокойным шагом.

В доме Алевтины её встретила хозяйка, Фёдор и Матвей. Алевтина набросилась на неё с расспросами. Они все переживали за неё. Даже Фёдор не унимался и перебивал жену с похожими вопросами. Только Матвей молча смотрел на неё глазами человека, простоявшего часа четыре в очереди и получившим наконец то, за чем стоял.

– Я сама перепугалась, – хватаясь за сердце, произнесла Тата, – немного не рассчитала время. Без фонарей – не дорога, а просто кошмар.

– Татьяна, ты с этим давай осторожней, – грозя пальцем, сказал ей Фёдор. – Дело не только в том, что на тебя могли напасть по дороге. Ты могла просто не найти её в темноте.

– Я буду осторожнее. Пойду к себе… Я очень устала.

– Сперва поужинай, – остановила её Алевтина.

– Я не голодна, – и вдруг её голос охрип. – Я получила письма из дома и мне сейчас хочется побыть одной.

Тата не стала ждать нового потока вопросов и отправилась в свою комнату. Упав на кровать, она снова расплакалась, прижимая письма к груди. Ну что же ей делать? Есть ли смысл здесь оставаться? Мысли об Артёме полностью захватили её голову. Как будто этой недели с момента их последней встречи вообще не было. Он был центром её жизни, а вокруг него крутилась даже её жизнь в Олонках. Произошёл сбой с центром и её нынешняя спокойная жизнь превратилась в такую же мучительную, как и его.

Темнота вдруг стала действовать на неё ещё более угнетающе и Тата зажгла свечу на тумбочке. Нет, не может она так дальше жить! Ну как же ей сделать так, чтобы и ей и Артёму стало легче?

Она смотрела, не моргая на верхушку свечи, когда в её комнату постучали. Это был Матвей. В его руках она заметила бокал и тарелку с чем-то округлым.

– Тата, извини за вторжение. Мы все за тебя волнуемся. Пожалуйста, поговори со мной.

– Конечно, Матвей. Проходи.

Он поставил на тумбочку то, что принёс, и Тата разглядела круглые пирожки и лёгкий дымок от напитка.

– Тебе нужно поесть. Это пирожки с картошкой и сладкий чай.

– Спасибо. Через пару минут, хорошо? – произнесла Тата и провела по щекам; она обнаружила, что её руки после этого остались мокрыми.

– Ты получила плохие новости? – спросил Матвей.

– Скажем так. Ничего хорошего я не узнала. Всё по-прежнему. Ты садись!

Тата приложила подушку к стене и уселась по-турецки ближе к изголовью кровати.

Матвей присел на краешек кровати и та сразу скрипнула.

– Дело в твоём муже? Он болен?

– Нет, он здоров. Тут другое… – она пожала плечами и опустила глаза.

– Тата, если не хочешь – не рассказывай. Но я думаю, тебе станет легче, если ты выговоришься, – он ухватился за заднюю спинку кровати.

– Мне очень нужен совет, Матвей. Мы поговорим об этом, но не сейчас.

– Хорошо. Поешь тогда.