– Ничегошеньки не вижу в глазах. Ну-ка открой рот!
Прасковья послушно открыла рот. Марфа заглянула к ней в рот, и снова нахмурилась.
– Тоже нет. Давай там смотреть.
Прасковья непонимающе взглянула на неё.
– Где – там? – спросила она.
Марфа махнула рукой на её юбку и скомандовала.
– Ложись на лавку, юбку задирай!
Прасковья отпрянула ближе к матери, вцепилась в её плечо.
– Мам, я не дамся! Мам, прошу тебя, давай уйдем отсюда! – взмолилась она.
И тут ведьма громко захохотала.
– Всё понятно, там твой бес-то и спрятался. Боится!
Марфа снова тяжело опустилась на лавку, взяла трубку, набила её табаком и закурила. По комнате поплыл густой белый дым. Прасковья закашлялась, ей стало трудно дышать.
– Кашляй-кашляй, девка. Табак-то у меня непростой!
Ведьма смотрела на Прасковью, прищурившись.
– Марфа, скажите, что же нам делать-то? У Прасковьи свадьба скоро должна быть, жених у неё хороший. Как нам беса этого прогнать? Ведь жалко девку, совсем молодая она у меня!
Ведьма поднесла трубку ко рту, затянулась и выпустила дым в лицо Зое.
– Не бойся, мамаша. Дам я твоей девке колдовскую траву. Пропьет она её неделю, бес в ней подохнет и сам выйдет из неё.
– А как мы поймем, что он вышел? – спросила Зоя, теребя от волнения край своей кофты.
– Поймёте. Он выходит большим чёрным сгустком вонючей слизи, – снова захохотала старуха, увидев, какими испуганными глазами на неё уставились обе женщины.
Сунув в руки Зое пучок колдовской травы, ведьма скорее выпроводила их из избы.
– Устала я от вас. Уходите и не возвращайтесь больше, – сказала она и с грохотом захлопнула низкую дверь.
* * *
– Прося, милая, как же я жду нашу свадьбу! – прошептал Прасковье на ухо Алексей. – Старики будто против нас, мрут один за другим!
Девушка грустно улыбнулась, на её душе лежал огромный камень. Алексей ничего не знал о её припадках и об истинной причине бабушкиной смерти. Мать строго-настрого запретила Прасковье говорить ему о том, что она кликуша.
– Он тебя сразу же бросит, если узнает! Кликушу ни один нормальный мужик в жены не возьмет. Зачем нужна такая, когда кругом полно нормальных девок?
И Прасковья притворялась и врала. Она врала так умело, что у Алексея и в мыслях не было усомниться в том, что с любимой что-то не так.
Из-за внезапной кончины бабушки свадьбу перенесли, а потом Прасковья сказалась больной, чтобы поменьше встречаться с женихом. Но он приходил к ней почти каждый вечер, сидел возле кровати и держал её руку в своих горячих ладонях. А Прасковья считала минуты и гадала, когда же Алексей уйдет. Она каждый день пила мерзкие на вкус травы, которые ей дала ведьма Марфа, и ждала, что бес вот-вот выйдет из неё.
Зоя тоже переживала, что Алексей может увидеть внезапный приступ Прасковьи, поэтому через каждые пять минут заглядывала в комнату и поторапливала его:
– Ступай уже Алёшенька! Ей сил надо набираться. Больше свадьбу переносить нельзя – плохая примета!
Алексей послушно вставал и с тоской в глазах уходил домой.
– Ох и крепко он тебя любит! – как-то сказала Зоя, глядя в окно на удаляющуюся широкоплечую фигуру парня.
– Да, любит… – грустно вздохнула Прасковья. – Только толку-то? Вдруг этот бес из меня не выйдет никогда?
– Типун тебе на язык, Проська! – грозно проговорила мать. – Не болтай ерунду! Выйдет. И свадьбу сыграем, как порешили. И детей нарожаешь, как хотела. Будешь ты у меня самой счастливой!
Прасковья улыбнулась матери. И Зоя улыбнулась в ответ.
* * *
Всю неделю Прасковья, преодолевая отвращение, борясь со рвотными позывами, прилежно пила колдовские травы. Живот от них распухал и болел, иногда ей казалось, что кишки её скручиваются узлами. Почти каждый час она бегала в деревянный туалет за домом. Она сильно похудела и ослабла, но уверенность в том, что все эти мучения помогают изгнать беса, придавали девушке сил.
А на восьмой день припадок снова повторился. Матери не было дома, она ушла к соседке и заперла спящую Прасковью на замок.
– А то вдруг что! Всякие тут мимо ходят! Повешу замок – и ей, и мне спокойнее будет, – так сказала сама себе Зоя, запирая дверь.
И вот, спустя час после того, как мать ушла, Прасковья проснулась и почувствовала, что с её телом опять творится что-то неладное. Вначале она решила, что это бес из неё выходит, но потом руки и ноги снова скрутило судорогой. Она хотела встать с кровати, но не смогла, упала на пол и стала биться в страшных судорогах. А когда тело её обмякло и рухнуло на пол, Прасковья вдруг явственно ощутила, что она в своей оболочке лишняя, что кто-то чужой, более сильный, завладел её телом.
Какая-то неведомая сила подняла её на ноги, и Прасковья почувствовала, как её собственные руки принялись изо всех сил стучать по запертой двери. Она колотила без устали, царапала дверь ногтями, кусала зубами, вопила, словно одержимая и рычала, как раненый зверь. Очень хотелось остановиться, почувствовать своё тело, успокоиться. Но вместо этого Прасковья изо всех сил ударялась головой о стену.
– Открой дверь! Я убью тебя, жирная тварь! – закричала Прасковья против своей воли. – Вздумала травить меня своими жалкими травками? Ведьмишка поганая! Ничего у тебя не выйдет!
Прасковья обернулась, осмотрелась потемневшим взглядом и начала крушить собственный дом: стол перевернулся, посуда упала на пол и вдребезги разбилась, усыпав всё вокруг острыми осколками. Прасковья с ужасом смотрела на то, что творит бес, сидящий внутри неё, но сопротивляться ему она не могла, он забрал себе все силы. Она могла лишь подчиняться его воле.
* * *
Когда Зоя, наконец, вернулась от соседки, то громко вскрикнула, едва переступила через порог.
– Прасковья, что произошло? Что тут случилось? – закричала она.
– Не помогло, мам… Травы не помогли, – прошептала Прасковья.
Она лежала на полу и не могла заставить себя открыть глаза и посмотреть на мать, так ей было стыдно.
– Вот обманщица Марфа! Подлюка! Змея подколодная! Подарки захапала, а помочь не помогла! Ну я ей задам! – в сердцах закричала Зоя.
– Всё, мам, не видать мне свадьбы, – прошептала Прасковья, перебирая пальцами осколки разбитой посуды, которые так напоминали её разбившуюся жизнь.
– Я этого не допущу, Прося. Свадьба будет, и всё тут.