Река Мира

– Не скучай без меня, деревце.

Какое-то странное чувство осело в груди после того, как он, подмигнув мне напоследок, вышел из комнаты.

Время в одиночестве тянулось долго. Сначала я смотрела телевизор в комнате родителей, обнимая Маркиза, который лежал рядом со мной. Я всегда разрешала ему спать со мной, когда никого не было дома. А потом фильм по телевизору закончился, я встала и подошла к окну.

На улице уже было темно. Я закрыла глаза, пытаясь понять, где темнота сильнее: на улице или внутри меня. И тут словно большое огненное колесо прокатилось перед моими глазами. Я часто заморгала, испугавшись этого ощущения. На улице было все так же темно и тихо, и меня охватила паника. Я отошла от окна, отдышалась, села на стул. Что это было?

Примерно через час ко мне зашла соседка тетя Наташа, бледная и взволнованная, и сообщила, что произошло большое несчастье – моя семья попала в аварию.

Сердце мое на этих словах остановилось, я больше не ощущала себя живой… А тетя Наташа, как назло, тянула время.

– Марина и Алиса сейчас в больнице, они живы, а вот папа твой… – соседка прижала к глазам белый кружевной платочек, – папа твой не выжил, погиб…

Я осела на пол и закрыла лицо руками. Тетя Наташа что-то говорила, Маркиз лизал мои руки и волосы, на заднем фоне из телевизора играла индийская музыка, из открытой форточки доносилась сирена скорой помощи.

Вся эта какофония звуков была невыносимо раздражающей, я подняла лицо кверху и закричала что было сил. Крик мой огромным стеклянным шаром стукнулся об потолок и разбился, посыпался на меня мелкими, колючими осколками…

***

После возвращения мамы и Алисы наша жизнь стала совсем другой. Поначалу было очень сложно, как будто из нашей семьи ушел не только отец, но и ее душа, основа.

Мы втроем сначала сидели по разным комнатам, переживая в себе все случившееся. Так прошло много дней. Но однажды мы с Алисой легли в мамину кровать и обняли ее с обеих сторон. С тех пор мы стали делать так постоянно.

Слушая, как мама тихо плачет, мы тоже начинали плакать. А потом, в один из таких вечеров, мама вылезла из кровати и, вытерев ладонями слезы, подошла к окну и отдернула легкую занавеску. Мы с Алисой с удивлением смотрели, как она неуклюже забирается на подоконник.

Сердце у меня бешено заколотилось в груди. Нехорошее предчувствие комом подкатило к горлу.

– Мам? – неуверенно позвала я.

Она обернулась и неожиданно широко улыбнулась нам с Алисой.

– Ну что, девочки. Где там наши звезды, помните?

Я вылезла из-под одеяла и забралась на подоконник рядом с мамой, Алиса подвинула стул к окну и села на него, щурясь и всматриваясь в ночное небо. Звезд не было, плотные темно-серые осенние облака застилали все вокруг, не давая нам ни единого шанса разглядеть хотя бы одну звезду.

– Я не вижу, но знаю, что они где-то там, за тучами, – сказала Алиса.

Мама поцеловала нас с Алисой по очереди – сначала ее, потом меня.

– Все правильно Вася говорил нам тогда. Главное, что мы вместе. Все остальное неважно… Помните, как мы тогда лежали на снегу перед новым годом? У Аси на следующий день горло заболело, я тогда на Васю из-за этого ругалась, – мама грустно улыбнулась.

И мы начали наперебой рассказывать друг другу свои важные, добрые и забавные воспоминания, связанные с отцом. Легли спать уже под утро…

***

– Не скучай без меня, деревце, – это были последние слова отца, обращенные ко мне, знать бы это заранее, я бы обняла его на прощание крепко-крепко…

Я вспоминаю эти слова очень часто, особенно, когда смотрю на его прекрасные картины, висящие сейчас в моей арт-студии. Среди них и пейзажи, и портреты людей, и мой портрет – тот самый, с ивовыми ветвями, которые, кстати сказать, до сих пор со мной.

Я вспоминаю эти слова и не слушаюсь. Скучаю по нему. Каждый день и каждую минуту. Да, он был не идеальным отцом. Но детям ведь вовсе не нужны идеальные родители. Нужны те, кто понимает, любит и ценит их.

Пап, если ты только слышишь меня, хочу тебе сказать, что ты был не идеальным. Ты был лучшим…

Река Мира

Она стоит на сцене. Перед ней огромный зрительный зал, несколько тысяч человек. Она смотрит на сияющие лица, ловит улыбки незнакомых людей, видит вдали маленькие сияющие звезды – включенные фонарики мобильных телефонов.

Музыка волнами широкой реки течет вперед – это ее музыка, ее река, но сегодня она не может войти в ее воды, слиться с ней. Сегодня она пустая, а река не принимает таких, ей нужна лишь живая энергия.

Перед концертом она знала, что не сможет сегодня петь и даже говорила об этом Герману, своему концертному директору, но он не захотел ее слушать.

– Мира, твои капризы мне надоели! Знала бы ты, как я ненавижу твой характер и эти твои глупые загоны! Ну почему ты не можешь жить, как нормальный человек?

– Потому что я ненормальный человек… – тихо ответила она, но он не слышал ее.

– Я все делаю для тебя. Ты окружена максимальным комфортом, максимально заботой. Получаешь все, что пожелаешь. Что же тебе еще надо, Мира?

– "Любовь. Мне нужна лишь его любовь…" – выдохнула она с сигаретным дымом слова собственной песни.

– В тебя влюблены тысячи людей. Тебе не хватает этой любви? – Герман орал на нее, лицо его покраснело, и вены на шее вздулись от напряжения.

– А он не любит. Почему так, Герман, у тебя есть ответ? Почему не нужна любовь тысяч, но нужна любовь одного?

Мужчина встал, нервно прошелся по гримерке, взял со стола почти пустую бутылку виски, плеснул в стакан янтарной жидкости и выпил залпом.

– Ничего больше не хочу слушать. Знал я, что с бабами лучше не связываться, но нет же, поверил, что ты особенная… Съехавшая ты, а не особенная! – воскликнул он в сердцах, а потом бросил стакан в стену, заполнив гримерку звоном стекла и мелкими блестящими осколками.

Сразу же после этого в дверь гримерки заглянула одна из девушек-организаторов концерта, покрасневшая и запыхавшаяся:

– Извините за вторжение, но мы задерживаем концерт уже на полчаса. Дальнейшая задержка просто невозможна! Люди начинают волноваться, – девушка заправила растрепавшуюся челку под черную кепку с музыкальным логотипом Миры и умоляющим взглядом посмотрела на нее, – вы готовы выйти?

Герман плеснул виски в другой стакан, выпил залпом и ответил за Миру:

– Мы уже идем.

***

Музыка льется, и течение этой реки благодатно и прекрасно. У Миры захватывает дух, и слезы подступают к глазам. Это она создала эту музыку. Это ее река.

В нотах и аккордах билось ее сердце, в них были заключены ее бессонные ночи, ее срывы и истерики, ее улыбки и смех, ее страхи и ее сила, ее ненависть и, главное, ее любовь.

В этой музыке была она вся. Она всегда представляла ее рекой. Именно поэтому она придумала когда-то себе такой псевдоним – Река. Не она управляла своим творчеством – Река всегда была сильнее, ее воды поглотили когда-то давно юную Миру. Это случилось тогда, когда отец, которого она ненавидела все душой, подарил ей на день рождения гитару…

А сейчас она стояла на сцене и понимала, что все исчезло. Река выплюнула ее, слабую, беспомощную, пустую на берег. Слезы покатились из глаз Миры. Она закрыла лицо ладонями.

Тысячи человек смотрели на молодую певицу из огромного зрительного зала. И никто не мог понять, что случилось, почему их обожаемая Река не поет. Она не видела, кто первый кинул на сцену цветок. Но потом люди один за другим поддержали этот внезапный флэшмоб – цветы посыпались на сцену дождем.

Мира задержала дыхание, вытерла слезы. Потом взяла в руки микрофон и сказала хриплым голосом: