Тридцать три. Poetry of the World in Russian

Paolo Ruffilli, Italy

Родился в Риети, но родом из Форли, окончил Литературный университет Болоньи. Он опубликовал множество томов поэзии, и является редактором изданий «Моральных сказок» о Джакомо Леопарди, перевода Foscolo, антологии писателей партизан. Он переводил тексты Джебрана, Тагора, английских метафизиков, Мандельштама. Автор романов и рассказов, он всемирно известен своими сборниками стихов, переведенными на многие языки.

Он проработал двадцать лет в издательстве Garzanti, и является директором серии «Biblioteca dei Leoni». Живет в Тревизо с 1972 года. Был куратором онлайн-антологии «Современная итальянская поэзия с начала двадцатого века до наших дней» на веб-сайте www.italian-poetry.org вместе с Альберто Бевилаква, Лучано Эрба, Джулиано Граминья, Альфредо Джулиани, Марио Лузи, Элио Пальярани, Джованни Рабони, Эдоардо Сангинети.

Нигде

Сколько раз после споров и ссор,

расставаясь то днём, то ночью,

и мысленно возвращаясь,

пытаясь дополнить друг друга,

складывая свои дороги и достигнутые цели —

лист за листом, карту за картой

В бесконечную цепь воспоминаний,

Пробуждающих былые раздоры

И напоминающих о том,

Как неустанно продвигаясь,

Никто не сдвинулся ни на пядь,

Что чем дальше уходишь, тем меньше встреч на пути —

Вплоть до тех мест, где тебя уже нет нигде.

Желание

Я думаю о себе
лаская рукой
желающий орган
готовый к атаке
в любое время
меж тем спиной ощущая
биение твоего сердца
сжимающегося на слове
«любовь».
Я думаю о себе
подсчитывая в уме
все твои закоулки и бугорки
открытые и тайные места
на которые я делаю ставки
и устремляюсь к ним
исследуя серьёзность
причины твоего желания.

Судьба

Она в том отдалённом
дуновении
внутри сердца
в котором каждый признаёт свою судьбу.
Самый запретный сон:
идея бесконечности в
ежедневной случайности
завещанной телу любви.
Схваченная и заключённая
для сохранности своего
вкуса неповрежденным,
она отнята у пустоты
державшейся
долго, но тщетно меж бёдер,
как вода
ускользающая из
твоих рук.

На твоём горле

Плавный изгиб горла,
выговаривающего слово
тень на груди и контур
почти воспарившей руки,
из белизны этой кожи
возникают мимолётности
веера линий тонких.
Минимальных,
но ярких и звонких
словно подобия,
связанные в сегменте:
формой, текстурой, цветом.
Остаются только детали,
Становящиеся объектом
и фиксирующие места
где встречаются наши чувства
делающие подарок глазам
не утрачивающим отныне
мимолётностей
вынуждающие отказываться
от инстинкта противодействия
божественному началу в живом,
не исчезающие в тот миг,
когда я замечаю вечность мира —