– И о том, что кругом одни брюнеты, и о том, что кругом – только один блондин.
– Может быть, тебе взять у самого себя выходные и не приезжать несколько дней на съемки? – предложила Камилла.
– Это вряд ли решит мои проблемы, – тяжело вздохнул дедушка Ичи.
– Но зато ты хоть немного отдохнешь.
– Ну что ты, как я могу все бросить и отдыхать. Они тогда тут еще и не такое наснимают.
– Они и так тут наснимают только то, что сами захотят, и никто им не указ, а ты – тем более.
– Но я хотя бы должен быть в курсе того, что тут происходит.
– Но ведь тебя все это так расстраивает, тебе лучше немного отдохнуть.
– Если я буду сидеть дома, я совсем с ума сойду от неизвестности.
– Как знаешь, – пожала плечами Камилла.
Дедушка Ичи, не покладая рук, сам себе постоянно придумывал увлекательные проблемы и был неизмеримо счастлив от их великого и неразрешимого множества. Так пусть теперь сам с ними и разбирается.
На съемки фильма приехал Марк Роуз, это был прекрасный композитор всех времен и народов, от его музыки мог заплакать любой. Марк Роуз задумчиво ходил по особняку, саду и импровизированным съемочным площадкам и тревожно заглядывал людям в глаза.
– К печальным глазам главной героини подходит только флейта, – сказал он в конце концов.
– Как скажете, вам виднее, – сказали ему все.
Марк Роуз с интересом просмотрел отснятый материал.
– Да, да, – сказал он после просмотра, – ведущая партия – только флейта.
– А что вы можете сказать насчет просмотренного материала? – спросил Марка Роуза Джефф Дармер.
Он хотел услышать что-нибудь приятное.
– А в просмотренном материале я, например, ничего не понял, – признался Марк Роуз.
– Но как же тогда вы будете писать музыку к нашему фильму, если вы ничего не поняли? – удивился Джек Марлин.
– А музыку к вашему фильму я буду писать, следуя личному чутью, – открылся Марк Роуз.
– Вот точно так же, на ощупь, мы и снимаем наш фильм, – взаимно признался Марку Роузу Люк Беррер.
И все они пожелали друг другу удачи, пожали руки и разошлись.
Время неумолимо шло дальше, и в середине июля белокурый Алекс Мартин запретил Доре Мартин привозить еду на съемки и питался теперь вместе со всеми. Но Дора Мартин нигде не работала, делать дома ей было все равно нечего, и поэтому она никак не могла не приезжать на съемки.
Она стояла в общей толпе зрителей и с восторгом наблюдала за съемками. Отличалась толстая Дора Мартин от всех остальных обыкновенных зрителей тем, что это именно ее муж, Алекс Мартин, был тут такой белокурый, молодой, красивый, перспективный и талантливый.
В середине июля должна была сниматься кульминационная сцена фильма. И в этой сцене Даг Хауэр должен был нежно держать руки внучки по фильму в своих руках и говорить ей что-то, невероятно важное и трепетное.
Камилла должна была слушать его со слезами на глазах и кусать губы. Из правого глаза великолепного Дага Хауэра тоже должна была покатиться скупая мужская слеза.
Дедушка Ичи не разрешил знаменитому на весь мир Дагу Хауэру держать Камиллу за руки.
– Бог мой, но это уже слишком! – вскричал Эйб Робинсон.
Дедушка Ичи был непреклонен.
– Вы обещали выпутываться сами, вот сами и выпутывайтесь, – важно сказал дедушка Ичи.
И киностудии братьев Тернеров пришлось снимать эту сцену по отдельности. Отдельно печальный Даг Хауэр держал в своих руках руки неброской артистки и говорил трогательные речи, обращаясь в пустое пространство. Отдельно непрофессиональная Камилла кусала свои прекрасные губы.
Целых два дня после этого киностудия братьев Тернеров и вся съемочная группа не разговаривали с дедушкой Ичи.
17
В конце июля снималась еще одна сцена с Алексом Мартином и Камиллой. Главная героиня фильма должна была в который раз повздорить со своими неугомонными родственниками, резко выбежать из шикарного особняка, сесть в машину и на большой скорости выехать за ворота.
Родственники героини по фильму должны были сильно обеспокоиться. И эти обеспокоенные родственники, все ее горячие двоюродные братья, жених по фильму и безутешный дедушка тоже должны были броситься к своим машинам и поехать за ней вдогонку.
А вот найти, догнать и привезти домой главную героиню должен был их нерасторопный садовник, который тоже поехал за ними следом самым последним на своем старом, простеньком и недорогом автомобиле.
Полтора десятка машин выехало в одно прекрасное утро за ворота шикарного особняка. Тут были операторы, техники и актеры, которые представляли собой родственников главной героини. Тут были Эйб Робинсон, Даг Хауэр и Люк Беррер. Отдельная машина была у наблюдающих за своим фильмом со стороны Джеффа Дармера и Джека Марлина.
Тут были и настоящие родственники Камиллы, ее двоюродные братья Роландо и Цезаро, дедушка Ичи и даже ее настоящий жених, молодой Артуро. Всем им нужно было непременно посмотреть своими глазами на то, как будут развиваться дальше события этого необычного художественного фильма, на съемках которого им тут с таким трудом в первый и, может быть, в последний раз в жизни удается присутствовать.
На половине машин были закреплены специальные кинокамеры, а другая половина машин была вовсе ни при чем. Специальные кинокамеры под разными углами снимали машины, дорогу и то, что происходило вокруг.
По дороге в город все машины, нужные и ненужные, мешали друг другу и путались друг у друга на пути. А в городе все они вообще создали невероятный затор.
А еще в городе к делу подключились полицейские машины. И с ними Эйбу Робинсону приходилось объясняться по отдельности, показывать необходимые бумаги и разрешения на съемки. Потому что те полицейские машины, которые вообще-то должны были сопровождать и регулировать эту необычную процессию, и сами уже давным-давно затерялись в толпе.
То место, где Алекс Мартин должен был догнать Камиллу, было заранее ограждено специальным ограждением. И все настоящие родственники главной героини успели доехать туда первыми, столпились огромной толпой возле ограждения и во все глаза следили, чтоб белокурый Алекс Мартин не приближался к их Камилле на недозволенное расстояние.
Все родственники Камиллы нервно курили сигары, дымили прямо в кинокамеры, а иные из них постоянно попадали в кадр. И поэтому то место, когда главный герой молча подходил к машине главной героини, открывал дверцу ее машины и, предварительно посторонясь, ждал, когда она выйдет из своей машины, приходилось переснимать много раз.
Лицо Камиллы предварительно сбрызнули водой, и оно было как бы в слезах. Но этот неотесанный садовник не обратил на это никакого внимания.
Он молча открыл дверь своей машины, молча подождал, пока Камилла пересядет в его машину, и собрался молча везти ее домой. Дедушка Ичи стал громко требовать, чтобы он поехал обратно вместе с ними на заднем сиденье.
– Вы совсем с ума сошли? – спросил Эйб Робинсон.
Но дедушке Ичи было не до обид на Эйба Робинсона. Перед ним чуть ли не вопрос о жизни и смерти стоял.
– Я должен знать, что не произойдет ничего предосудительного, – сказал дедушка Ичи.
– Да что тут может произойти? – сказал Эйб Робинсон. – Вы же видите, никто к вашей дорогой внучке и близко не приближается.