Счастье всем, но не сразу: сверхпопулярная типология личности

– Да у меня их тысячи.

– Где это у тебя?

– В моем доме на крыше.

– У тебя есть дом на крыше? И там тысячи паровых машин?

– Во всяком случае, несколько сотен, – заявил Карлсон”.

СЕКСУАЛИЗАЦИЯ. В данном случае это провокативно сексуальное поведение, отягощённое тревогой и неуверенностью по отношению к его логическому завершению. Перекликается, кстати, с характерным отреагированием вовне, когда «истерик» сам стремится к пугающему объекту или тревожащим объектным отношениям. Вообще-то, о сексе в детской книжке, да еще полувековой давности… Так ведь в детских книжках полно секса, то есть плотской любви – только сей факт смущает разве что взрослых. Помнится, после того как я в 8 лет прочитала «Трёх мушкетёров» и с восторгом сообщила об этом тете, она все допытывалась у меня по поводу Констанции Бонасье: что означает слово «любовница». А я удивлялась, что тут непонятного: просто они с д’Артаньяном любят друг друга!

Но вернемся к Карлссону. Вспомним, что сам он постоянно рекомендуется как «красивый, умный, в меру упитанный мужчина в цвете лет». А уж когда на сцене появляются женщины, то…

“Карлсон помолчал немного с сердитой миной.

– Я еще не знаю, но, может, я останусь с вами, если вот она похлопает меня ласково и скажет: «Останься, милый Карлссон» – сказал он и указал на Гуниллу толстым пальчиком”.

Надо сказать, что Гунилла – симпатичная девочка, сверстница Малыша, в которую тот немножко влюблён (вообще-то Малыш хотел бы жениться на своей маме, но уступает ее папе, хотя и сетует: «надо же было нам с папой влюбиться в одну и ту же»). Так ведь не только к юной девочке Карлссон неравнодушен – он ревнует даже пожилую и некрасивую фрёкен Бокк:

“ – Знаешь что, – повернувшись к Малышу, сказал Карлссон. – Надо, чтобы закон запретил старым людям так себя вести.

– Это почему? Что они делали? – спросил Малыш.

Карлссон сердито покачал головой.

– Он держал ее за руку! Сидел и держал ее за руку!”

РЕГРЕССИЯ. Возврат к прежним формам поведения, наиболее часто – детского; если регрессирует ребенок, то он временно становится как бы «моложе» своих лет или достигнутого уровня развития. Что касается Карлссона, то этот «мужчина в цвете лет» часто ведет себя ребячливее Малыша; даже искренне любящий его друг вынужден признать это:

“Он кинулся животом на пылесос и стал кусать его ручку.

– Дурак! – кричал он. – Зачем ты проглотил Красную Шапочку?

Малыш подумал, что Карлссон ещё не вышел из детского возраста, если играет в такие детские игры, но все равно смотреть на это было забавно”.

ДИССОЦИАЦИЯ. Применяется “для уменьшения количества аффективно заряженной информации, с которой они должны иметь дело” [3, c.396]. «Они» – это «истерики», которые по Мак-Вильямс прибегают к диссоциации для уменьшения “беспредметной тревоги, вины и стыда”. В психоаналитической концепции [3] тревога – основной аффект (сильная эмоция) истерической личности; но в когнитивной концепции [1] основная эмоция – радость, а тревога лишь сопутствующий аффект. Можно попытаться примирить эти концепции, отнеся радость к аффекту функциональной гистрионной личности, а тревогу – к аффекту заболевания (личностное расстройство), которое подлежит лечению.

Вы скажете: хорошо, но что же такое диссоциация?

В норме это – ролевое поведение, которое в явной игровой форме свойственно детям, а для взрослого соответствует Эго-состоянию Естественного Ребенка (по Берну – см. «Игры, в которые играют люди» [16]). Взрослый может с увлечением и радостью играть разные роли в зависимости от ситуации (дома, на работе, в спортзале и т. д.), оставаясь при этом самим собой, тем, кто «наблюдает» за процессом. Оставаясь цельным.

В тяжелой патологии диссоциация приводит к развитию множественной личности, когда роли превращаются в суб-личности, а субличности выходят из-под контроля и, в конце концов, разделяются и не осознают друг друга. Левая рука не знает, что творит правая – человек невменяем.

Карлссон – в норме. Он осознанно и радостно диссоциирует по принципу: угадай (к Малышу) кто «самый лучший в мире» пылесосчик (обрабатывая пылесосом Малыша, как «самую грязную вещь в комнате»), бегальщик (спасаясь с Малышом от разъяренной сестры, которой сорвали свидание с мальчиком), ухаживальщик за детьми (нянча малышку Гюль-Фию, оставленную голодной легкомысленными родителями), и так далее. И каждое «самый лучший в мире» сопровождается полный театральной постановкой: с завязкой, основным действием и финалом. Да вы только посмотрите, как профессионально провел Карлссон сеанс фокусника, выступая с «летающей» собакой Альбергом! Какое счастье иметь дело с театральной личностью! Так, по крайней мере, считает Малыш (но не его мама; впрочем, и она постепенно привыкла к Карлссону – ведь он необходим её Малышу).

Я бы сказала, что радостная театральность – ядро личности Карлсона, и если соответствующая ей диссоциация – защита, то это его основная защита. Кстати, Мак-Вильямс отмечает, что “Жане объяснял многие истерические симптомы участием диссоциативных процессов, недвусмысленно отвергая фрейдовское предпочтение репрессии в качестве главного объяснительного принципа” [3, c.415].

А что касается других признаков диссоциации: «фантазийная псевдологика», неуёмность в еде, приступы истерической ярости [3, c.396], все они у Карлссона налицо. Приведу лишь по одному примеру.

“ – И залезла на самую верхушку дерева? – удивлённо спросил Малыш.

Карлссон кивнул:

– Тебе, ясное дело, и в голову не приходит, что моя бабушка умеет лазать по деревьям, а?! Да, представь себе, если ей приспичит, чтоб я сменил носки, она куда хочешь влезет, на любую вершину. «Смени носки, милый Карлссон, смени носки» – нудила она, залезая на ветку, на которой сидел я” [15, c.143].

“ – Боже милостивый! – произнесла фрёкен Бокк. Она уставилась на Карлссона и на поднос, который был уже совершенно пуст.

– Не очень-то много остается там, где побывал ты, – сказала она.

Карлссон поднялся с края кровати и похлопал себя по животу:

– Неправда! Когда я поем, я встаю из-за стола, а он остается на месте. Правда, это единственное, что остается” [15, c.238].

“ – Летающий бочонок! – заорал он. – Ты называешь меня летающим бочонком! И после этого я должен быть твоим лучшим другом! Фу!” [3, c.275].

Правда, в ярость Карлссон приходит редко, но обиженное надувание губ с угрозой «Тогда я не играю!» – его излюбленный прием.

4. Карлссон ретирует DSM

Ошибка, – сделает замечание читатель, – надо «третирует».

“Такие дурацкие замечания Карлссон терпеть не мог.

– Если бы я имел в виду «третировать», я бы так и сказал. Ретировать – примерно то же самое, только звучит оно более дьявольски. Неужели ты сам не слышишь?” [15, c.170].

Истерические личности дьявольски ретируют психотерапию еще со времен Фрейда. Сначала его пациентки «вспоминали», что были изнасилованы собственными отцами; потом – что эти «воспоминания» были фантазией; и так далее. А ведь научные труды уже написаны, теория уже создана! Какое безответственное поведение!

Теперь история повторяется с DSM – почтенным, международно признанным «Руководством по диагностике и статистической классификации психических расстройств» Американской психиатрической ассоциации (APA). Драматическая история ретирования Карлссоном DSM описана в [1, c.290]. История началась еще до рождения Карлссона (1955). В первой версии DSM-I (1952) личностные аспекты истерии характеризовались как «эмоционально неустойчивая личность». Карлссон мог бы обидеться («тогда я с вами не играю!»): это он-то, мастер высшего пилотажа, укротитель Домокозлючки и победитель воровской шайки – «неустойчивый»?

В DSM-II (1968) выражались уже более уважительно: истерическая личность определялась как паттерн поведения, «характеризующийся возбудимостью, эмоциональной неустойчивостью, чрезмерной реактивностью и демонстративностью… Эти люди незрелы, сосредоточены на себе, часто тщеславны и сильно зависят от других». Концовка, разумеется, тенденциозна, да и слово «истерия» неподобающе вульгарно по отношению к смелому, умному, в меру упитанному мужчине в цвете лет.

Партия Карлссона добилась пересмотра: в DSM-III (1980) термин «истерия» вообще не используется, а приводятся критерии гистрионного расстройства личности. Ну что ж, «гистрионное» звучит красиво и благородно, а «расстройство» – это не к Карлссону.

Наконец, в DSM-IV (1993) в разделе о театральном расстройстве личности «подчеркиваются актерские аспекты истерического характера в ущерб другим не менее важным чертам» [3, c.396].

– Ладно, – говорит Карлссон, – всем в мире известно, кто лучший в мире актер («Конечно ты, Карлссон!» – говорит Малыш), а за «ущерб» DSM-APA ответит – мало не покажется, потому что

“ – Ты ведь сам знаешь, есть три способа: ретировать, фигурить и филюрить. И я думаю все три использовать” [15, c.403].

5. «… Самый больной на свете»

“ – Неужели тебе хочется заболеть? – удивился Малыш.

– Да ведь этого хотят все люди. Хочу лежать в постели с высокой температурой. Чтобы ты спрашивал, как я себя чувствую, а я отвечал бы, что я самый больной на свете. Чтобы ты спрашивал, не хочу ли я чего-нибудь. А я буду отвечать, мол, я так сильно болен, что не хочу ничего… разве что много тортов, целую гору пирожных, шоколада и большую кучу конфет” [15, c.60].

Разумеется, Карлссон – функциональный «истерик» – не болен. Просто устанавливает интенсивный «теплообмен» с окружением: требует тепла (внимания, любви, эмоций) – но и платит тем же. Вопреки утверждению посла Швеции, он всё-таки угощает Малыша булочками, правда, сворованными из его же кухни, у Домокозлючки. Но иначе Малышу не видать бы этих булочек; к тому же Карлссон заплатил за них, как обычно, 5 эре, потому что он – самый честный в мире!

А вот если Карлсон все-таки заболеет гистрионным расстройством личности (ГРЛ), то с ним будет очень трудно даже Малышу. К сожалению, такое случается с этими солнечными людьми. Непереносимые (для «истерика») жизненные обстоятельства, серьёзная болезнь или просто старость превращает излучающего радость, энергию и отвагу человека в нервное, ноющее, всего боящееся и от всех зависимое существо: энергоемкие креативные функции угнетены, защиты не справляются – и на передний план выходит аффект тревоги.