Усадьба Розель

Дальше шли под руку и молчали. Все-таки Резекне был необычайно красив! Мила с наслаждением вдыхала свежий после дождя воздух, пропитанный запахами духов, выпечки, мокрой листвы и асфальта. По сравнению с нищей Латгалией Резекне являл заметный контраст. По количеству новостроек, а также всевозможных развлекательных заведений и учреждений культуры он уступал только Риге и Вентспилсу. Не зря именно Резекне, а не Даугавпилс считался негласной столицей Латгалии. И хотя город выглядел, как на послевоенных фотографиях, в нем было мало современного стекла, неона, модных вывесок и афиш, Миле этим он и нравился. Они шли по главной улице Атбривошанас к площади Единства. Уже было видно костел Страданий Девы Марии, построенный в 1938 году. Внимание Милы привлек памятник Латгальская Мара. Это был главный памятник Резекне, символизирующий единение трех областей Латвии – Видземе, Курземе и Латгале. Тут же, рядом с площадью находился отель «Латгалия», в котором журналистка планировала поселиться, если бы уехала из дома Юрьянса.

– Я люблю небольшие городки. Они, наверное, в любой стране очаровательны, и в любое время года, – Мила крутила головой по сторонам, чтобы успеть рассмотреть все в деталях. Фотографировать при Викторе стеснялась – еще начнет критиковать, с него станется.

– По сравнению с Ригой это глубокая провинция, – заметил мужчина.

– Ну и что. Зато здесь нет этой бессмысленной суеты, столичного шума. Мне кажется, в маленьких городках характер страны ярче проявляется, и менталитет жителей тоже. Я читала, что раньше этот город назывался Режица.

– А еще ранее Розиттен. Он постоянно переходил то немцам, то полякам, то русским.

Здесь было множество сувенирных магазинчиков, в некоторые из них Мила просто не могла не заглянуть. Цены на сувениры в Резекне оказались гораздо ниже, чем в Риге. Поэтому она накупила подарков всем друзьям. Латгалия особенно славится своей керамикой, именно поэтому большинство подарков были керамическими статуэтками.

Когда мимо проехала повозка, запряженная лошадью, журналистка удивленно проводила ее взглядом.

– Здесь много лошадей, они до сих пор возят людей и грузы, пашут, – заметив ее обескураженный вид, пояснил Юрьянс-младший.

– Как это все необычно…

– Ты, наверное, и развалины на Замковой горе не видела?

– А что, тут был замок?

– Да, с красивой легендой. Якобы после смерти хозяина у него осталось три дочери – Роза, Люция и Мария. Роза основала Резекне, Люция – Лудзу, а Мария – Виляку. Еще говорят, что Роза до сих пор сидит заколдованная в одном из подземелий замка на золотом троне и ее охраняют волкодавы. Но раз в девять лет, в пасхальную ночь, она выходит на поиски юноши, который спас бы ее от колдовских чар.

– Он должен ее поцеловать?

– Нет. Где твоя фантазия, журналистка?

– А что он должен сделать? – она подозрительно поглядела на своего спутника, ожидая услышать какую-нибудь пошлость.

– Он должен окропить ее святой водой и снять с нее крестик, тогда колдовство рассеется.

– Хм… Да уж… Какой-то скучный сюжет у этой легенды.

Признаться, в глубине души ей хотелось, чтобы рассказ Виктора завершился более пикантно. Но тот явно не был настроен на романтический лад. Мужчина предложил посидеть в кафе, а затем возвращаться домой. Девушка вынуждена была согласиться, понимая, что ничего большего ожидать не приходилось.

За столиком одной из местных уютных кафешек она, наконец, решилась задать вопрос, для которого долго собиралась с духом. Но сейчас ей показалось, что самое время.

– Можно у тебя кое-что спросить? Не знаю, правда, как ты к этому отнесешься, и имею ли я право…

Виктор посмотрел на нее с удивлением, к которому примешивалось что-то еще – ни то волнение, ни то… смятение, беспокойство? Мила не успела понять, как и договорить. Ее прервал звонок телефона. Девушка достала трубку – номер был ей незнаком. Оказалось, звонил Олег.

– Привет. Я в больнице.

– Что? В какой? Что с тобой? – голос предательски задрожал от волнения.

– Все потом, привези мне одежду и ноутбук.

Лалин назвал адрес городской больницы в Резекне.

Глава XIII

Больница в Резекне мало чем отличалась от какого-либо другого учреждения здравоохранения в любом городе бывшего СССР. Здесь явно не так давно сделали ремонт, все сверкало чистотой, и запах лекарств не сбивал с ног при входе. Уже это радовало.

Однако, медсестра за стойкой регистратуры – дама лет сорока с добела высветленными волосами – даже разговаривать с Милой не стала, когда услышала русскую речь. Это неприятно удивило и очень испортило мнение журналистки о латышах. Говорил с женщиной Виктор, которому та отвечала очень вежливо, улыбаясь при этом насколько возможно широко. Очевидно, он ей понравился.

– Лалин Олег Эдуардович? Он в хирургическом отделении, в седьмой палате. Днем переведен из реанимации.

– Спроси, почему он был в реанимации, – дернула Мила за рукав Виктора, чем вызвала недовольный взгляд мегеры в белом халате.

Тот перевел.

– Он был прооперирован, – последовал ответ.

После дотошных выяснений, кем они приходятся больному, а также попыток не пустить их под предлогом того, что он устал, и ему следует отдыхать, Миле все-таки пришлось сообщить неприятной служительнице Гиппократа, что она бывшая жена Олега. Споткнувшись о взгляд Виктора, девушка виновато опустила голову и замолчала. А вот на медсестру это произвело странный эффект – тиранша моментально подобрела и чуть ли не за руку отвела Милу в седьмую палату. Журналистка догадалась – та явно положила глаз на статного брюнета и думала, что он кавалер навязчивой посетительницы. Но кто же посещает бывшего мужа под руку с нынешним ухажером?

Виктор остался ждать за дверью, а Мила вошла в палату. Лалин там был один. И вид Олега шокировал. У него была перебинтована голова, обведенный багровым кровоподтеком, левый глаз настолько заплыл, что почти не открывался, а из руки к стойке с лекарством тянулся проводок капельницы. На теле Лалина, в частности в области ребер, было заметно еще несколько жутких гематом.

…Олегу снился очень странный сон – он будто со стороны видел себя в ночном лесу. Надетая на нем военная форма старого образца вся пропиталась потом, кожа на лице с непривычки зудела из-за щетины. Судя по ощущениям, он не то, что давно не умывался, но и вообще не мылся. Молодой человек тщетно силился рассмотреть тропинку. Шел почти наощупь, если бы не редкие проблески лунного света сквозь кроны деревьев. Позади, стараясь не отставать, и держась за его руку, шла светловолосая девушка с косой… Маша, дочь Юрьянса. Время от времени темноту прорезали бледные, отдаленные лучи фонариков, слышалась приглушенная немецкая речь и собачий лай. Ему во что бы то ни стало нужно было увести девушку оттуда, но лес все не заканчивался, а выкрики на немецком становились ближе, рождая в душе панический, почти животный ужас. Вскоре деревья все же стали редеть. Олег уже тащил девушку напролом через кустарники, даже через галифе чувствуя, как ветки в кровь обдирают ноги. Наконец, они вышли из леса… к усадьбе этой, черт бы ее побрал. Только рядом была уже не Маша, а Мила. Что за нелепость? Сон глупый, бессвязный. Это все потому, что он много думает о прадеде. А девчонка, наверное, невольно отложилась в подсознании.

– Олег, Олег, – Мила осторожно трясла его за плечо. – Олеженька, проснись, пожалуйста.

Он открыл глаза и сразу зажмурился от яркого электрического света.

– Боже мой, тебе, что, голову оперировали?

Все-таки это была Мила. Приехала, наконец-то.

– Нет, руку, – с хрипом выдохнул Лалин, затем с трудом откашлялся и заговорил уже нормальным голосом, – какой-то сложный перелом. Ставили кость на место, убирали осколки. Кстати, хирург тут, что называется, от Бога.

– Но почему? Что с тобой произошло? Олег…

Она присела рядом на кровать и положила руку на его неподвижные пальцы, закованные в гипс.

– Местная законопослушная полиция попинала.

– Господи, за что?

– Остановили проверить документы, вроде как я какое-то правило нарушил. Говорил с ними на английском, но русские номера на машине – это для них как красная тряпка для быка. Ничего я не нарушал.

Мила прекрасно знала Олега и была уверена, что он запросто мог сказать или сделать что-то такое, что спровоцировало конфликт. Но так избивать…

– Нужно куда-то обратиться, их должны наказать!

– Думаешь, реально что-то доказать? Бесполезно это. Я сам бывший мент, так что уж поверь. Ничего, скоро очухаюсь, – попытался улыбнуться Лалин. – Телефон только жаль. Хорошо, что у тебя латвийский номер легкий, я запомнил, набрал с больничного. А то б и не знал, кому звонить, на помощь звать.

Она не ответила на его улыбку. В ее глазах было столько нежности и боли! Несколько секунд они неотрывно смотрели друг на друга. Олег вздрогнул, когда Мила осторожно, едва касаясь, провела кончиками пальцев по этому страшному синяку вокруг глаза. А затем склонилась и поцеловала его в уголок губ, подбородок, скулу… Больше не пытаясь сдерживать себя, она стала покрывать быстрыми поцелуями его лицо. Олег гладил Милу по волосам, когда она уткнулась в его грудь и заплакала.

– Как же я тебя люблю, – прошептал он.