Голос Гелиодоры!
Лаис от изумления разжала руки, и Гелиодора в отчаянном прыжке успела снова схватить неизвестную, которая пыталась убежать.
Лаис кинулась по помощь. Вдвоем они повалили пойманную на пол. Лаис на ощупь нашла свой хитон и опутала ее.
– Сядь на нее и прижми крепче к полу, – задыхаясь, велела Лаис. – А я принесу огня.
Она выскочила в коридор и уже выхватила факел из светца, как вдруг раздался новый вопль:
– Мои волосы! Кто это сделал?!
Лаис чуть не выронила факел, узнав голос Мауры. Да что происходит?!
Она вернулась в свой доматио и осветила залитое слезами лицо Гелиодоры. И Лаис опять чуть не выронила факел, разглядев, что чудесные золотистые волосы подруги откромсаны на уровне затылка. Ну да, казалось, кто-то сжал в одной руке волосы в жгут – и резанул острым ножом. А вот и этот нож – валяется в углу.
В это мгновение послышался топот босых ног, и в доматио ворвалась Маура, держа в высоко поднятой руке еще один факел.
Лаис взглянула на нее – да так и ахнула: волосы Мауры тоже были отрезаны!
– Это ты сделала! Ты? И твоя мерзкая подружка?! – визжала Маура сквозь слезы. – Так мне нагадить перед самым выпускным испытанием?! Да вас надо как следует высечь! Я сейчас пойду к верховной жрице и…
В это мгновение она увидела откромсанные волосы Гелиодоры и умолкла.
– Что здесь творится? – послышался недовольный голос, и в доматио появилась Никарета в длинном, ночном, едва подпоясанном хитоне. Волосы ее были кое-как убраны в плексиду[31 - Плексида – коса, заплетенная очень слабо и низко: плетение начиналось чуть ли не от плеч.].
Позади вроде бы неспешными, однако вместе с тем стремительными шажками следовала Кирилла. Ночное одеяние влеклось за нею, как если бы она была летучей мышью, которая вздумала прогуляться пешком и тащила за собой по мраморному полу свои слишком длинные крылья.
И у Никареты, и у Кириллы в руках были факелы, так что в доматио стало совсем светло.
Верховная жрица так и ахнула, переводя взгляд с одной остриженной, плачущей девушки на другую, а Кирилла одним движением своей сухонькой ручки заставила Гелиодору посторониться и наклонила факел над девушкой, лежавшей ничком.
– Взгляни на меня, прошлых дней и минувших грехов несчастная жертва, – донесся до Лаис голос старой колдуньи. – Наказанья, увы, не избегнешь, бедняжка… Не скоро увидишь ты снова того, о ком сердце тоскует! Но все-таки выживешь ты и к родимым вернешься.
Голос Кириллы был тих и невнятен, и вряд ли его кто-то расслышал, кроме Лаис – и пойманной девушки.
Та, наконец, подняла голову, и Лаис узнала Элиссу, которая с ужасом таращилась на старую колдунью – и вдруг разрыдалась в голос.
Потом неловко поднялась на колени, утирая глаза… пучком золотистых волос Гелиодоры.
На полу чуть поодаль валялись жесткие черные пряди, срезанные с головы Мауры.
Лаис не верила своим глазам. Она решила было, что это Маура заставила Элиссу остричь Гелиодору, а оказалось, что Маура и сама острижена!
В это время из прочих доматио повысыпали девушки; поднялся крик. Никарета приказала всем разойтись, пригрозив не допустить к завтрашним испытаниям.
Те неохотно вернулись в свои спальни.
– Зачем ты это сделала? – сурово спросила Никарета, не сводя глаз с Элиссы. – Или отправить тебя в темницу кошмаров, чтобы развязался твой язык?
Та лишь отчаянно мотала головой, похоже, вне себя от страха.
Еще бы!
Темница кошмаров… Самое страшное наказание! Там еще никто из девушек не бывал, но сами эти слова звучали так ужасно, что отнимали разум.
Кирилла снова заговорила едва слышно:
– Тяжелее всего пострадает другая, и много, ох, много слез горьких прольется и бедствий свершится, пока справедливость свой глас не возвысит в защиту гонимой, покуда она не вернется оправданной и не накажет злодеев как подобает!
Пробурчав это, Кирилла покачала головой и понуро побрела прочь.
Лаис только глазами хлопала.
Старая колдунья верна себе! Изрекает непонятные пророчества – и более не вмешивается в развитие событий!
Пророчества?..
Недавно Кирилла предрекла, что Лаис наплачется из-за потерянной данканы. А случилось наоборот: она раньше и успешней всех прошла выпускное испытание в присутствии всех необходимых свидетелей, в том числе и верховной жрицы. И завтра об этом будет во всеуслышание объявлено на ступенях храма Афродиты!
Так что иногда даже бывшая пифия может ошибиться!
Вот уж правда, что слова – это только слова, разве можно им верить?!
Вдруг мелькнуло какое-то сомнение… Тревожное, будто дуновение ледяного северного ветра, который способен превратить самый жаркий и восхитительный день в стужу. Но мысль тотчас перебил отчаянный крик Элиссы:
– Верховная жрица, смилуйся! Я… Я просто хотела заказать себе новый парик! Вернее, два новых парика! Черный и золотистый! У девушек красивые, густые волосы, а у меня какие-то жидкие белесые пряди! Я им страшно завидовала!
– Ты обезумела, – прошептала Никарета. – Накануне выпускного испытания так изуродовать своих подруг! Галактион!
Евнух появился мгновенно, что означало: он уже давно прибежал на шум и только ждал, когда его позовут. А что непременно позовут, сомнений и быть не могло!
– В темницу ее, – распорядилась Никарета. – В верхнюю темницу! Пока. А потом посмотрим, что с ней делать! Следовало бы тебя выгнать и отправить в портовые шлюхи.
Элисса, издав мучительное рыдание, на заплетающихся ногах потащилась за Галактионом, но через несколько шагов обернулась и воскликнула:
– Гелиодора, прости! Прости меня! Я не…
– С ума можно сойти! – возмущенно завопила Маура. – Можно подумать, ты обкорнала только Гелиодору! А я? Я ведь тоже пострадала! Ну что нам теперь делать?! Как мы в таком виде покажемся людям? Да нас же засмеют… может, нам вообще налысо обрить головы?! Как это делают жрицы в храме Артемиды Тринакрийской, приносящие в жертву богине свои прекрасные волосы, чтобы внушить отвращение мужчинам и остаться девственницами?!
– Необязательно, – послышался голос Бавкиды, и она сама вступила в освещенный круг. – Просто какое-то время вы будете носить парики. Я отдам вам два своих – вы их хорошо помните, других нет. Завтра на выпускное испытание в храме вы их наденете, а потом закажете себе новые, по своему вкусу.
И она показала два парика, которые принесла с собой: один со светлыми, почти белыми, длинными волосами, а другой – с черными, чуть покороче.
– Но эти волосы совсем не похожи на мои! – всхлипнула Гелиодора, с отвращением глядя на белокурый парик.
– Не нравится? Тогда я возьму его себе! – крикнула Маура, хватая парик и торопливо напяливая его на свою нелепо остриженную голову.
Ее смуглое лицо скрылось за массой светлых локонов. Казалось, что Маура украдкой выглядывает из зарослей выгоревшей на солнце травы.