Школа гетер-2

Только Лаис зажала рот ладонями и не издала ни звука.

– Кто?! – простонала Никарета. – Кто осмелился покуситься на аулетриду накануне храмового празднества Афродиты?!

– Ее нашли близ мегарских ворот, – ответил архонт, делая знак стражникам, которые опустили тело на землю и начали разворачивать холстину, в которое оно было завернуто. – Разве мы можем знать, там ли она погибла или ее откуда-то туда принесли, где она встретила смерть, кто это сделал? Судя по всему, насильники были сущие звери… Но еще более страшным зверем была та, которая задушила эту несчастную.

– Ее задушила женщина?! – вскричала Никарета, и по толпе прокатился шум, подобный рокоту прибоя, когда там и сям зазвучали повторяемые потрясенными людьми слова:

– Ее задушила женщина?!

– Взгляни сама, великая жрица, – сделал приглашающий знак архонт. – Взгляни сама.

Никарета шагнула вперед, и все аулетриды и наставницы невольно потянулись следом, однако она поймала предостерегающий взгляд архонта – и выставила назад руку в воспрещающем жесте.

Белоснежная волна отхлынула.

Холст был поднят – и Никарета шатнулась с хриплым стоном, закрыла глаза рукой, а другой ухватилась за плечо архонта, чтобы не упасть.

– Скажи людям, что ты видишь, Никарета! – велел архонт. – Скажи им!

Верховная жрица пошевелила губами, но не смогла издать ни звука.

– Пустите меня!

Лаис метнулась вперед так стремительно, что рабы невольно расступились перед ней. Но, взглянув на мертвую, она испустила ужасный крик и рухнула бы на тело Гелиодоры, если бы архонт не поддержал ее.

– Стой! – крикнул он угрожающе и повелительно взглянул на рабов.

Те подхватили Лаис под мышки – у нее подкашивались ноги, – и она повисла, бессильно опустив голову, видимо, лишившись сознания.

В толпе прошло движение: Клеарх бросился было к Лаис, однако архонт в это мгновение вновь набросил на мертвое тело ткань и заговорил:

– Граждане Коринфа! Совершено страшное злодеяние против нашей великой богини! Убита ее жрица. Само по себе изнасилование аулетриды – тяжкое преступление, но власти города оставили бы его на разрешение властей храма, которыми руководит сама Афродита. Однако девушка была убита, а за убийство караем мы, городские власти. И мы же должны попытаться найти убийцу. Видимо, по соизволению богини, которая сочла, что это злодеяние ни в коем случае не должно остаться безнаказанным, убийца оставил явственное доказательство, которое безошибочно укажет на него. Вернее, на нее. Это почти наверняка была гетера или аулетрида, ибо только жрицы Афродиты носят на своих пальцах украшения, которые вы называете данканы. Когда злодейка душила несчастную жертву, она была так упоена своим омерзительным делом, что вонзила в ее горло свои данканы – и даже не заметила, как одна из них сломалась и осталась в кровавой ране. Мы извлекли это украшение и должны осмотреть руки у всех вас. Если мы не найдем владелицы этой данканы сейчас, мы должны будем обыскать все ваши вещи, ваши ларцы и…

Архонт вдруг осекся. Взгляд его упал на Лаис. Он подошел к девушке, которую по-прежнему поддерживали рабы, и взял ее бессильно висящую руку в свои.

– Зеленые с серебром данканы, – воскликнул архонт. – Но ведь именно такая была найдена вонзившейся в горло задушенной Гелиодоры! Вот она!

Он протянул руку, и один из рабов вложил в нее нечто очень маленькое, завернутое в лоскуток ткани. Архонт развернул ткань – и те, кто стоял поближе, смогли увидеть что-то вроде зеленоватой скорлупки.

– Совершенно такая же данкана, как на пальцах этой девушки! – воскликнул архонт.

– Ах! – выдохнула толпа, словно была одним существом.

– А это что такое? – с хищным выражением произнес архонт. – Перстень-дактило? А что под ним?

Архонт сорвал перстень и с торжествующим восклицанием поднял руку Лаис.

На всех пальцах отливали зеленью и серебром нарядные данканы, и только на указательном ничего не было.

– Это она! – взвизгнула Маура, смахнув с лица белокурые пряди парика. – Она убила Гелиодору! Данкана – доказательство! Вы все видите!

Толпа ошеломленно молчала, и голос фессалийки показался оглушительным в этой тишине, словно глас с небес.

Архонт несколько раз медленно кивнул в знак согласия.

Этого Клеарх уже не выдержал.

– Позволь вмешаться, архонт! – вскричал он. – Не далее как позавчера Лаис была на моем симпосии – и все гости могут подтвердить, что на ней был перстень-дактило. Порфирий даже сделал замечание, что дактило мешает ей подавать килики с вином! Порфирий, ведь ты помнишь? Помнишь, как это говорил?

Стоявший неподалеку толстяк нервно утирал пот со лба, косясь то на прикрытое холстиной тело несчастной жертвы, то почему-то на Мауру. Лицо его было сейчас отнюдь не багровым, а страшно бледным. Он с явным трудом заставил себя кивнуть.

– Что ты этим хочешь сказать, Клеарх? – устало спросил архонт. – Что данкана уже была потеряна, когда Лаис посетила твой симпосий? Но этого никто не может утверждать наверняка. Она могла ее снять, чтобы удобней было носить дактило. А потом снова надеть, но плохо приклеить. Именно поэтому данкана свалилась, когда Лаис душила Гелиодору!

– Да, как я посмотрю, ты все уже решил, архонт? – недобро прищурившись, спросил Клеарх. – Тебе уже все ясно: что было, как это произошло, кто виновник… А ты не припомнишь, по какой причине ты стал архонтом?

– Что ты имеешь в виду? – высокомерно поднял брови управитель города.

– Мы выбрали именно тебя, потому что нам надоел прежний архонт, который слишком уж наслаждался своим правом карать и миловать! – с ненавистью бросил Клеарх. – Он выносил приговоры коринфянам, даже не дав себе труда подумать, повинуясь лишь своим прихотям! Не уподобляешься ли ты ему? И не ждет ли тебя в таком случае та же самая судьба?

– Ты мне угрожаешь? – с ненавистью прищурился архонт. – Ты стремишься любым путем защитить свою преступную любовницу!

– Лаис не была моей любовницей, ибо я свято чту законы храма Афродиты, которые запрещают касаться аулетрид до выхода из храмовой школы, – резко ответил Клеарх. – А защищаю я ее потому, что не верю в ее виновность! Если она кого-то и любила, как любят родную сестру, так это Гелиодору!

– Конечно, любила, но лишь до тех пор, пока не узнала, что ты втайне отдаешь предпочтение Гелиодоре и раскаиваешься, что дал Лаис обещание стать ее первым гостем! Ты хотел бы стать первым гостем Гелиодоры! – закричала Маура.

– Я? – изумленно проговорил Клеарх. – Что за нелепость?!

– Я слышала, как они с Гелиодорой ночью спорили об этом! Все слышали! И Лаис уверяла, что считает Гелиодору уродиной, что не позволит ей отнять тебя у нее! Мы слышали, верно?

Маура обернулась к аулетридам, и все увидели, как некоторые из них кивнули: кто-то с готовностью, кто-то едва заметно…

– Погодите, – растерянно проговорила Никарета, – я не слышала ничего подобного!

– Это было уже потом, после того, как ты ушла, верховная жрица, – заявила Маура непререкаемым тоном.

– Клянусь богиней, – схватилась за голову Никарета, – я в жизни не испытывала ничего ужасней! Что же нам делать?! Надо для начала расспросить Лаис. Я не могу поверить, что она была способна убить Гелиодору, не могу!

Многие девушки и наставницы поддержали ее согласными восклицаниями, однако поэтесса Анита Тегейская мстительно проворчала:

– Кто знает, к чему могут подвигнуть женщину ревность и зависть?..

– Нужно расспросить Лаис! – крикнул Клеарх и вонзил в архонта такой яростный взгляд, что тот невольно поежился.

Семья Азариасов, к которой принадлежал Клеарх, была одной из самых влиятельных и богатых в Коринфе. На голосовании в ареопаге Азариасам принадлежало по два голоса, а не по одному, как прочим, к тому же они имели множество друзей в самых разных отделениях городского управления, так что напоминание об участи прежнего архонта было опасным намеком…

Сам архонт ничуть не сомневался в виновности Лаис, однако открыто ссориться с Клерахом, а также и с другими влиятельными лицами города, которые поддерживали жриц храма Афродиты, было опасно.

– В самом деле, надо ее допросить, – кивнул он примирительно. – Принесите воды и плесните ей в лицо.