Дамочка с фантазией

– Когда-нибудь упоминалось при вас Романом Карташовым или кем-либо другим наркотическое вещество D?

– Нет, никогда.

– Какое-либо другое?

– Никогда.

– Как вам кажется, у Карташова были дружеские отношения в тренажерном зале с кем-нибудь еще, кроме вас?

– Он иногда разговаривал с какими-то парнями, но я не в курсе насчет их отношений. Более или менее дружен он был с нашим тренером, Костей Меркуловым. Иногда, насколько мне известно, Роман его даже ждал, они вместе шли домой.

– У вас есть какая-то информация, пользовался ли Меркулов услугами агентства?

– Этого я не знаю. Но думаю, вряд ли. Костик парень осторожный, по-моему, он риска не любит. Да и с деньгами у него вроде бы не так чтобы очень. А впрочем, ничего не могу точно сказать.

* * *

Валентина уже успела забыть, когда работала с медсестрой. Все время приходилось вести прием одной. И чем-то жертвовать: то ли все писать куда и как положено в ущерб пациенткам, то ли больше времени уделять людям, но вызывать на свою голову проверочные громы и молнии. Сегодня от этого метания от журналов и карточек к разнообразным дамам и обратно просто плакать хотелось. Голова разламывалась, Валентина с трудом соображала, путалась в привычных формулировках. Полегче стало только часам к одиннадцати, когда в кабинете УЗИ, куда она сопровождала больную, обратили внимание на заморенный вид доктора Залесской и угостили ее кофе. Валентина обычно старалась пить его как можно меньше, сердце берегла, да и давление ни к чему провоцировать, а тут ухнула две чашки двойной крепости, с тройной дозой сахару – и наконец-то стала воспринимать мир осмысленно.

Все-таки совсем не спать невозможно, да еще после такого безумного дня, какой она перенесла вчера. Ночная же гонка ее натурально доконала. Когда они с мужем ехали на встречу с Долоховым, Валентину трясло от неизвестности, возвращались обратно – трясло от беспокойства: во что это их впутал дорогой сосед? История, им рассказанная, казалась совершенно невероятной. Сброшенная с поезда особа, убийство в купе… Какой-то детектив!

Детективов – и житейских, и литературных – Валентина однозначно не любила, книг этого жанра не читала, однако за истекшие сутки умудрилась стать чуть ли не основным персонажем целых двух детективных историй. Почему она не любила детективы-книги? Да потому, что их авторы обладают совершенно неудобоваримой для нормального человека логикой. Они делают умозаключения на основе фактов, которые до поры до времени остаются неведомы всем, кроме них, а потом обрушивают на читателя вывод, выдернув его, как шулер выдергивает козырную карту из рукава. Такое ощущение, что все они смотрят на читателя как на идиота, свысока, заведомо не давая ему даже намека на будущую разгадку. А потом кичатся догадливостью какого-нибудь следователя, который гадал на кофейной гуще, но делал при этом математически выверенные выводы! Валентина терпеть не могла, когда ее заранее держали за дуру. Владей она теми же сведениями, которые, оказывается, были известны главному герою (героине), она еще раньше вычислила бы истинного преступника!

И потом, она терпеть не могла дурацких совпадений, которыми так и кишат детективы. Герой спасает незнакомку, влюбляется в нее, а после выясняется, что именно для ее убийства его нанял кровавый наркобарон, потому что она единственная обладает информацией, которая способна разрушить его империю! Женщина утешает незнакомую плачущую девушку, но через две секунды та падает, убитая неведомо откуда прилетевшей пулей, а в ее кармане сердобольная особа находит бумажку с телефоном… своего собственного мужа, майора уголовного розыска с Петровки, 38! В самолете садятся рядом и совершенно случайно знакомятся два парня, потом, уже на земле, один другому спасает жизнь, а затем оказывается, что именно спаситель стоит на пути спасенного к огромному наследству. Никто другой! Следовательша уходит от подозреваемого, которому ей очень хочется пришить дело, – уходит, уже готовая признать собственную несостоятельность, как вдруг, остановившись застегнуть «молнию» на сапоге (или почесаться, или высморкаться, или совершить еще какое-нибудь столь же необходимое дело), слышит разговор, полностью подтверждающий ее подозрения, и более того – открывающий место нахождения исчезнувшего трупа, похищенных детей или украденных бриллиантов!

Валентина, помнится, читала в газете интервью с какой-то местной нижегородской писательницей. Та утверждала, что детектив – это искусство совпадений. Валентина тогда скептически усмехнулась, подумав, что барышня просто ищет себе легкого пути в жизни, как, впрочем, и многие авторы презираемого ею жанра. В жизни таких безумных совпадений не бывает, а литература, пусть даже и детективная, все-таки призвана отражать действительность!

Правда, вчера вечером Валентина сама была изумлена тем, что наткнулась на свою старую фотографию во время допроса… Но это не совпадение, а случайность! Такие случайности вполне уместны как в жизни, так и в литературе. Никто ведь не упрекает Льва Толстого из-за того, что смертельно раненного князя Андрея привозят именно в тот дом, где остановились уехавшие из Москвы Ростовы и Наташа видит и узнает его. Это – случайность. Вполне оправданная неразберихой и суматохой войны. А история, в которую втравил их с мужем Долохов…

Сущий детектив, словом!

Валентина неодобрительно покачала головой. Главное, свалил им на руки эту беспамятную особу, дал ключи от своей квартиры, велел разместить даму там, сторожить ее – и немедленно умотал в Москву: у него якобы срывается сверхважная встреча. Обрушил на голову Залесских целый ворох совершенно невероятных, противоречивых сведений – и был таков.

Валентина попыталась возмутиться, однако взглянула на спутника своей жизни – и невольно прикусила язык. Такого удалого, залихватского выражения на Валькином лице она давным-давно не видела! Он словно бы мгновенно стал совершенно другим человеком. Некую постепенно просыпающуюся удаль Валентина уловила в нем, еще когда они неслись в ночи на встречу с Долоховым. Даже перестал ворчать, что вечером в Москву ехать, а отдохнуть не удается (в поезде Залесский вообще не мог спать). А уж когда они помчались обратно, увозя на заднем сиденье своей «Нивы» бесчувственную женщину, Валентине вообще показалось, что тихий супруг превратился в какого-то биоробота, созданного ради того, чтобы гнать по шоссе со скоростью сто восемьдесят кэмэ в час, сосредоточенно стиснув зубы и не отрывая глаз от дороги… но при этом порою расплываться в мальчишеской улыбке.

Любая другая жена на месте Валентины ощутила бы некие ревнивые подозрения. Типа: что-то мужик нездорово воодушевился ради какой-то таинственной незнакомки! Но Валентина никаких ревнивых позывов не ощутила, потому что сроду дурой не была и твердо знала, что ее Залесский – однолюб. Он был преисполнен счастьем отнюдь не потому, что спасал эту женщину, а просто потому, что спасал кого-то. И еще помогал товарищу, исполнял его приказ. Видимо, ему этого жутко не хватало, то есть приказов, с изумлением подумала Валентина и впредь решила спрятать женскую слабость в карман и разговаривать с Залесским исключительно с позиции силы и с командирскими интонациями. Стоило ей это понять, как мгновенно вспыхнувшая неприязнь к незнакомке сошла на нет, и она стала оглядываться на заднее сиденье с искренним беспокойством, почти уверенная, что Долохов перестарался с мерами безопасности. Еще там, «на точке рандеву», когда странную даму выгружали из одной тачки и запихивали в другую, Валентина спросила у Владимира:

– Она что, так и не приходила в себя с тех пор, как ты ее подобрал?

Долохов помолчал со странным выражением лица. Валентине показалось, что он сконфужен.

– Да ты понимаешь, – пробормотал наконец он, – я собрался ее обыскать, ну, карманы проверить, документы посмотреть. А она как раз в эту минуту взяла да очнулась. И уж не знаю, чего там себе навоображала в полубреду, но начала орать и отбиваться. Пришлось ее приемом вырубить.

– Что-о? – чуть ли не в ужасе протянула Валентина. – Вырубить? Приемом? А словами ты не мог объяснить, что и как? Просто успокоить ее и все рассказать?

– Да времени не было, – простодушно сказал Долохов. – Я должен был срочно вам позвонить, вызвать на эту встречу. Мне же еще в Москву мотать! К тому же я боялся: вдруг сейчас какой-нибудь мент свалится на голову… не выпутаешься потом. То есть я бы как-то выпутался, а ее бы уж точно замели по подозрению в убийстве.

– А ты не думаешь, что это подозрение основательно? – спросила тогда Валентина, но, выслушав короткое и категоричное долоховское «нет», она больше никаких вопросов не задавала, приняв как данность – пусть и раздражающую данность! – что надо, как это сделал Валька, подчиниться приказу. Тем более что у Долохова имелись-таки основания подобные приказы отдавать и ждать от Залесских повиновения. В том смысле, что они были перед ним в изрядном долгу, и хотя он в жизни не напомнил бы о необходимости этот долг отдавать, но сами обстоятельства подвели Залесских к этому.

Дело в том, что буквально два месяца назад Долохов вытащил рыжего студиозуса Максима Залесского, сына Валентина от первого брака, из очень крупной неприятности. Валентин давно жил отдельно от прежней семьи, но отцовские обязанности с плеч не сбрасывал, помогал бывшей жене и сыну чем мог – порою, на взгляд Валентины, даже больше, чем мог, но у нее хватало ума не критиковать мужа. Проблема же Максима была если и не стара как мир, то, во всяком случае, достаточно тривиальна для нашего времени. Парень пристрастился к наркотикам. Пока что на иглу не сел – кололся от случая к случаю, ради куража. По счастью, ситуацию вовремя распознали и взяли под контроль. Обнаружив у Максима в ящике для белья пластиковый пакет, в котором лежало два маленьких, свернутых из клетчатых тетрадных листочков кулечка, а в них – какой-то белый порошок, мать сначала удивилась, а потом вспомнила расплывающиеся глаза сына, его несвязную речь и странное поведение, на которое раньше не обращала внимание, – и смекнула, что держит в руках. Она похитила опасный пакет и побежала к мужу с призывом о помощи: «Ты отец или не отец?!» Родители Максима устроили экстренное совещание. Залесский потребовал, чтобы к участию была допущена и Валентина, поскольку положение слишком серьезное. По той же причине она предложила призвать на помощь Долохова.

Результат превзошел все ожидания. Долохов обещал поговорить с Максимом и на другой же день увез его «покататься за городом». Когда парень вернулся, триумвират «отец-мать-и-мачеха» едва не рухнул в один общий обморок: на сынуле места живого не осталось. Избит был Максим качественно: очевидно, Долохов придерживался сугубо традиционных методов воспитания. Что характерно, парень хоть и стонал и скрипел, но не жаловался. Первым оборвал раскричавшихся мать и мачеху, а в ответ на проницательный взгляд отца только смущенно кивнул и сказал, что все улажено. Однако это не убедило возмущенных женщин. Долохов выслушал их истерические вопли, хмыкнул и ушел к себе, а утихомиривать жен пришлось Залесскому.

– Вы головами думать умеете? – укоризненно промолвил он. – Прикиньте, ведь этот пакет не сам по себе к Максимке попал, верно? Он его у кого-то взял. Если просто так тому распространителю наркоты сказать, что пакет пропал, надо или деньги платить (а это, барышни, тысячи, которых у нас нет!), или голову добровольно на плаху положить. Наркотики – штука смертельная… Обратиться в милицию – во-первых, с Максимкой лет на десять проститься, ибо дело тянет на статью 228, часть 4 УК. Это означает приобретение наркотического вещества в особо крупном размере с целью его использования и распространения. А так – парня избили, наркоту отобрали…