Полночное солнце

М а р т. Приходят на ум образы движения? Развивай их, ведь ты – сама гроза.

М а ш а. Это ты грозный, Зевс-громовержец прямо-таки.

М а р т. Ты льстишь, всё же я не грозное божество, а только любящее тебя.

М а ш а. Неужели помнишь о любви?

М а р т. Да, помню, чувствую каждой своей остывшей клеткой.

М а ш а. Я есть моё хотение, внушаю себе это, вернее, силюсь внушить.

М а р т. Проецируешь на себя ницшеанские идеи о сверхчеловеке?

М а ш а. Убеждена, возможно создать свой мир и с головой погрузиться в него, как в море. Хочу плыть по морю (закрывает глаза).

М а р т. …которое сама придумала. Какая ты придумщица у меня!

М а ш а. Плыву сама с собой (гребёт руками), привыкаю к этому состоянию, играю с волной, вокруг меня солнечные блики, смотри, радуга! Всё так правдоподобно и радостно, мне хорошо (открывает глаза). Как хорошо стало на душе, теперь вот и оно со мной (указывает на платье), мне стало гораздо легче. Жаль, что оно безликое, у него нет лица, но я его придумаю, нарисую.

М а р т. Р-р-р-аз, два, тр-р-и, четыре… четыре.

М а ш а. Погружен в реальность, всё поленья считаешь? Как это мудро и предусмотрительно!

М а р т. Их надо считать, это наша последняя надежда.

М а ш а. Лицо у тебя какое-то скомканное, как из глины.

М а р т (отвернувшись). Теперь у многих на этом свете глиняные лица, как у кукол, с которыми теперь начала играть (кивает в сторону платья).

М а ш а. Тогда пора покидать этот мир. Да, я – кукла, и она тоже… моя безликая плоская кукла – плоский человек, которого, как ты рассказывал, трогали мудрые слоны (показывает на платье, которое начинает шевелиться).

М а р т. Так, значит, всюду куклы, говоришь? А знаешь, ведь в этом что-то есть, какая-то доля сырмяжной правды.

М а ш а. Смотри, лица нет, но она, ты видишь, кивает мне, хочет что-то сказать. Мы должны покинуть этот мир вместе, рука об руку (берёт рукав платья).

М а р т. Не спеши туда, откуда уже нет возврата, оттуда ещё никто не возвратился.

М а ш а. А Христос? Он ведь вернулся.

М а р т. Да, он сошёл с небес на нашу грешную землю.

М а ш а. У тебя лицо старика, пожухлые, сникшие губы (трогает его лицо руками), уголки губ опустились, глаза ввалились, теперь они где-то далеко от меня, застряли в глубине, в пропасти. Напоминаешь мудрого древнегреческого старца (указывает на бюст философа, стоящего в углу).

М а р т. А твои глаза всё те же, они по-прежнему блестят, сияют и радуют. Мы ещё с тобой покарабкаемся по скалам. Ровно десять.

(Вдруг появился свет. Март зажмурился. Маша прикрыла голову руками).

М а ш а. Хитрец ты, однако! Теперь наконец до меня дошло, какая же я, однако, тугодумка, ведь не поленья ты считаешь, а время, которое нам с тобой отведено.

М а р т. Мне всё равно, сколько их осталось, поленьев и дней, не хочу знать этих страшных чисел. Зачем это теперь?

М а ш а. Да, уже ни к чему, чувствую, стала быстро уставать от каждого произнесённого слова, устаю от боли.

М а р т. Милая, тебе больно?

М а ш а. Ничего-ничего, скоро всё пройдет. Хочу увидеть счастливый сон (откидывается на подушку).

(Прозрачный шлейф от платья летит по комнате).

КАРТИНА 5

(Комната преобразилась, засияла люстра, подвенечное платье стало лиловым).

М а ш а. Оказывается, при свете гораздо труднее жить, чем в темноте.

М а р т. Всё прозрачно, ясно видно, как на ладони.

М а ш а (обращаясь к платью). Сегодня очень хорошо выглядишь, просто превосходно! Тебе идут эти светло-лиловые экзотические оттенки, небесные тона. Да, это же цвет фуксии (рассматривает платье).

М а р т (озадаченно). Что-то новенькое, ну, и придумала, теперь как с куклой с ним будешь разговаривать? Может, я здесь лишний?

М а ш а (жмурясь). Что ты такое говоришь! Втроём гораздо веселей. Разве не так, не замечаешь?

М а р т. Ты что это серьёзно?

М а ш а. Вполне, но обещаю в твоём присутствии больше с ней не общаться. Не стану тебя пугать, буду говорить с ней, когда останусь одна и слишком тоскливо станет. Договорились?

М а р т. У меня что, разве есть выбор? (пожимает плечами) Договорились.

М а ш а. Кстати, Март, кажется, до этого платье немного не так висело? (показывает не платье). Ты этого не находишь?

М а р т (пожимая плечами). Не заметил никаких изменений, как прежде висело, так и сейчас висит. Давай лучше не будем об этом, не будем углубляться в дебри!

М а ш а. Согласна, давай не будем! Свет – как будто с воли залетевшая в комнату птица, бестолково, слепо тукается в стекла, стены. Мы с этой птицей столкнулись, а потом попали под её крыло (играет на варгане, горловым пением подражает птице).

М а р т (воодушевляясь). У этой твоей птицы лапы или ноги?

М а ш а (отворачиваясь). На глупые вопросы не отвечаю.

М а р т. Какие же они глупые, они жизненные. Если у тебя бабочки в животе, совсем не обязательно это любовь, возможно, ты просто птичка.

М а ш а. Ты же знаешь, я и ответить могу, тоже шутить умею.

М а р т. Не разучилась ещё? Это похвально.

М а ш а. Бывает, проснешься, как птица, крылатой пружиной на взводе.

М а р т. Молодец, оценил, не совсем, правда, в тему, но это уже кое-что! У тебя, вижу, своя птичья история прорезалась, одобряю, зачирикала, продолжай в том же духе, старайся, как следует! Но я тебя всё равно переплюну (подходит к ней). Закрой глаза (она закрывает глаза).