«Скромность, – с удовольствием отметил Игорь, – хорошая черта для того, кто будет править страной». И опять: стоп! Это пришло неожиданно! Вот теперь он не мог не заметить этой мысли. Усмехнулся, покачал головой. И невольно задумался. Над их головами ветер гнал облака, солнце пряталось, бросая приятную тень, неподалёку посапывали эти странные животные, ахисы, тихо переговаривались слуги. Ласоро откинулся на подушки и устремил взгляд в небо. «Как он чувствует будущее? – продолжал размышлять Игорь. – Какие органы воспринимают его? Мозг? Нервы? Или тончайшие духовные струны? И что отличает этого юношу от других, что дает ему силы видеть?»
– Когда ты воспринимаешь картины, устаёшь? – спросил он, наконец.
– Нет, нисколько. Напротив, мне кажется, что становлюсь легче. Будто меня касается нечто тонкое, едва осязаемое.
– Твои близкие знают об этом?
– Конечно. Я никогда не скрывал.
– И как они относятся ко всему?
Ласоро приподнялся на локте:
– Ты думаешь, я странный?
Врач рассмеялся:
– Ты – особенный. Надеюсь, ты понимаешь, что это дар, талант? В моём мире тебя окружили бы вниманием и почётом, и многие хотели бы поговорить, пообщаться с тобой…
– Зачем?
– Чтобы узнать что-то о себе, о своём будущем.
– Но я же – не игрушка!
Последние слова Ласоро сказал неожиданно тихо, и Игорь понял, что, несмотря на юность, принц относится к своему дару очень серьёзно. Врач замолчал и, скользя взглядом по всему облику принца, внимательно всмотрелся в него.
Что придаёт очарование человеческому лицу? Не только черты, но и то, что незримо лежит внутри человека, его глубинное «я». Красивое лицо – это не всегда правильные формы, это – красивая душа. Как часто мы видим, что гордыня, высокомерие, превосходство над другими делают отталкивающим самое совершенное творение природы! И – наоборот: прекрасные свойства духа смягчают неправильные линии и сообщают самому простому лицу привлекательность.
Лицо принца, по-юношески неоформленное, будто художник ещё не окончил свою работу, дышало чистотой. Она отражалась в ярко-синих глазах, в улыбке, немного несмелой, смущённой, будто спрашивающей: «ты принимаешь меня таким, какой я есть?» И в этой несмелости Игорь видел особую притягательность, обаяние принца, незапятнанность и незагрязнённость его души. И вместе с тем лицо Ласоро обещало стать мужественным и красивым, – чуть позже, когда кисть Того, Кто творит, нанесёт последние штрихи… Так думал Игорь, наблюдая за юношей и тем, как тот опять устремил взгляд в небо.
– Расскажи мне о братьях, – попросил врач.
Ласоро устроился удобнее:
– Аминасар – старший, сильный, бесстрашный. По-моему, идеальный император, хотя многие думают, что он слишком молод. Ему двадцать пять.
– Твоя мама выглядит очень юной для такого взрослого сына. Сколько же лет ей было?
– Пятнадцать.
– Бедняжка! Она даже в куклы не поиграла!
Ласоро засмеялся:
– Да, у нас выдают замуж очень рано. А императорские браки вообще заключаются с рождения.
– То есть, не успел ты родиться, а тебе уже выбрали невесту?
– Это так.
Игорь с улыбкой посмотрел на Ласоро. Тот понял – и сразу покраснел.
– Я ещё не видел её, – быстро произнёс он, – но говорят, что она очень умна.
Игорь хотел поднять бровь, но резко оборвал себя: «Остановись. Высказывать свои представления о браке в данный момент неуместно».
– А Гастан? – спросил он вслух. – Ты говорил, что он болен?
Юноша умолк. Видимо, разговор о брате был тяжёл для него.
– Никто не знает, чем он болеет…
Игорь привстал:
– Никто не знает? А симптомы? Что происходит с ним?
– Он слабеет, будто что-то подтачивает его изнутри.
– Как давно это продолжается?
– Месяцев семь, восемь.
– Я должен его осмотреть. Ласоро, мы с тобой начали не с того, – серьезно сказал Игорь. – Начинать следовало с визита к Гастану, а не с верховой прогулки. Впрочем, это я виноват.
– Я думал, у Гастана достаточно врачей, – извинялся Ласоро и после паузы тихо прибавил: – И не хотел ни с кем тебя делить.
Игорь улыбнулся простоте и детскости, с которой принц признался в своём грехе.
– Ласоро, дружок, я буду рядом с тобой большую часть времени. Но лечить – это моя профессия. Возвращаемся?
– Возвращаемся.
Обратный путь проделали быстро. Игорь увидел чёткую цель – и тут же забыл о своих вопросах, раздумьях, сомнениях. «Расслабился, – корил он себя, – забыл, кто ты и для чего здесь».
Войдя во дворец, сменил одежду, наскоро выпил стакан сока и в сопровождении принца стремительно зашагал к покоям Гастана. Уже у самых дверей столкнулся с Юсан-Аминах.
– Мне нужно осмотреть вашего сына, – сказал он решительно, отогнав мысль о поклоне.
– Конечно, – тихо согласилась она. – Входите, прошу вас, – и первой открыла дверь.
«Как поменялись наши роли, – мельком подумал врач, глянув на растерянное лицо матери императора. – Такое ощущение, будто теперь она сама готова поклониться». И тут же забыл о ней, устремив глаза на больного.
Перед ним лежал жёлтый, донельзя исхудавший молодой человек со старческим лицом. Неестественно редкие волосы, сухая кожа, большие костлявые руки. «Этому парню – двадцать два года. Что съедает его изнутри?» Игорь попросил раздеть принца и внимательнейшим образом, вдумчиво, не торопясь осмотрел его. Мать стояла рядом, помогала, переворачивала больного. Движения её были нежными, бережными. Затем оба отошли к окну.
– Мне нужен полный рассказ, всё, начиная с того момента, когда он родился и до сегодняшнего дня, – и Игорь, совершенно забыв о субординации, придвинул ей стул.
Они сидели друг напротив друга, и Юсан-Аминах сбивчиво, слегка волнуясь, рассказывала о принце. Но чем больше она говорила, тем труднее становилось Игорю. Есть случаи, в которых клиническая картина ясна сразу, а есть такие, в которых всё запутанно, симптомы не дополняют, а противоречат друг другу. И если на руках нет результатов дополнительных обследований, – лабораторных анализов, рентгенографии, – то сказать что-либо определённое вообще невозможно.