Заявка в друзья

Радостный шпиц летел быстрее ветра. Такое счастье редко обламывалось, чтобы хозяин выводил его на улицу три раза в день. Ну, утром и вечером – это понятно, это на роду написано, а вот чтобы еще и в обед погулять, так только по большим праздникам, одно слово – Первомай!

В соседнем супермаркете народу шаталось немного, все скупились еще до выходных. Одиночные покупатели, в основном бабульки, не спеша брели вдоль бесконечных рядов и на красивых разноцветных упаковках пытались без очков разглядеть срок годности, сравнивали цену с содержимым кошелька и долго прибавляли в уме трехзначные цифры. Олег быстро набрал тележку самых простых составляющих мужского ужина, не торопясь двинулся к кассам, когда рядом мелькнула тень, а на плечо тихо легка рука. Обернулся.

– Полина? Привет. Ты как здесь?

Перед ним стояла жена Толика.

– Скажи, Кравцов, что я тебе плохого сделала? – холодный взгляд, ни тени улыбки.

– Ты что, Полин?

– Толик у тебя?

– У меня.

– Второй день.

– Да он спит. Сегодня только пиво выпил…

– Пока, а не только, Кравцов. Большая разница, – она резко схватила его за рукав, оттянула подальше от касс, от людей. – Олег, я все понимаю. Вы с Толиком большие друзья, и тебя я хорошо знаю, горю твоему сочувствую. Ирочку мне жалко, очень жалко, поверь. Но прошу тебя, заклинаю, оставь ты его в покое. Он же спивается вместе с тобой. Мне еще детей надо на ноги поставить, работаю на двух фирмах, домой только ночевать прихожу, а там Толик вечно пьяный. Хочешь, я на колени перед тобой стану?

– Ты с ума сошла, – Олег рванулся к пустой кассе. Полина кинулась за ним.

– Тебе что от него нужно? Компанию поддержать? Так он же больше твоего заливает, а тебе легче от этого?

– Полина, ты неправильно все понимаешь.

– Я? Неправильно?

– Я с ним не пью и насильно не принуждаю. Он сам приходит, сам себе и наливает.

– Ты попробуй один раз дверь не открыть.

– Дело не во мне, Полина.

– В ком? В Толике?

– Обещаю тебе, больше такого не повторится.

Она отпустила его рукав, вскинула голову.

– Передай, домой может не являться. Устала я… – и с пустой корзиной прошла между кассами.

Он не стал ее догонять. Если женщина решила, значит, так тому и быть.

С продуктовыми пакетами они вернулись домой уже под вечер. Фурсик подпрыгивал от счастья, мельтешил между ног, торопил с обедом. По квартире разносился громкий храп с легким посвистыванием. Олег сразу принялся за стряпню, до животных колик хотелось куриного бульона с зеленью, с вареным яичком, а заодно следовало убрать с ближнего и дальнего горизонта все спиртосодержащие напитки, но таковых не оказалось. На кухне его встретили пустые пивные банки и больше ничего. Все остатки выпиты подчистую. Но Толик мог купить бутылку в первом же ларьке. Тщательно проверив его карманы, Олег обнаружил лишь жалкую мелочь. Задача упрощалась…

Толик проснулся ближе к восьми часам. Воспаленными мутными глазами осмотрел комнату. По беззвучному телевизору демонстрировали удивительную жизнь подводного мира. В кресле напротив дивана сидел Олег, между его ног на ковре лежал Фурсик, а по всей квартире разносился аромат куриного бульона.

– Где я? – прохрипел Толик.

– У меня, – отозвался Олег.

– Что я у тебя делаю?

– Живешь.

– Это как?

– Полину встретил в магазине. Привет тебе передавала. Домой можешь не возвращаться. Такой приказ.

Толик улегся обратно на диван, закрыл глаза.

– Выгнала, значит. Вот такие пироги! Встретили, Дуня, первомай…

За окном быстро темнело. Фурсик кружил на месте, скулил, намекал на прогулку, пару раз лизнул хозяину руку и терпеливо уселся на коврик возле входной двери. Но Олегу и самому хотелось пройтись, подышать вечерней прохладой, чтобы уснуть потом без ночных кошмаров, навязчивых идей.

– На плите теплый бульон. Спиртное можешь не искать, ничего нет. Через час вернусь.

Толик не отозвался.

Учуяв перемену в настроении хозяина, Фурсик радостно бросился под ноги, безропотно подставил шею для ошейника.

Из подъезда они вышли нога в ногу, осмотрелись по сторонам. Один выбирал направление, другой принюхивался к незнакомым запахам. На улице давно зажглись фонари. Бабульки на лавочках энергично обсуждали последние новости, из соседнего дома напротив ревели динамики – развлекалась молодежь. На стационарном мангале из листовой стали, вкопанном в землю посреди двора местными умельцами, подрумянивался шашлычок. По всей округе веяло приятным дымком. Продолжался день празднования международной солидарности безработных трудящихся, и только в душе с самого утра царило паскудное настроение.

Не посоветовавшись с Фурсиком, он решил прогуляться по длинному маршруту. Два раза обошли свой дом, потом соседний, через детскую площадку вышли на прямую аллею, прогулялись мимо церкви, дошли до рынка, обогнули школьный забор и уткнулись в берег Карасуна – местного озерца, окруженного со всех сторон высотными домами.

В давние времена под этим названием петляла целая река. Начиналась она где-то под станицей Старокорсунской, протекала строго на запад и сливалась с рекой Кубанью, пока человек не вмешался в природные законы водоявления. Карасун разбили дамбами, часть осушили, возвели жилье, но подземные ручьи просились наружу, находили выход, и со временем по восточному району города вместо реки протянулась цепочка озер. В суровые зимы водоемы промерзали настолько, что ребятня находила себе удовольствие в катании по льду и гоняла кривыми клюшками жестяную сплющенную банку вместо настоящей шайбы. Летом на берег приходили отчаянные рыболовы, с надеждой закидывали удочки, некоторые в жаркие дни с риском для жизни пробовали купаться, но табличка с предупреждающей надписью «Купаться запрещено. Техническая зона» оправдывала себя полностью. Озера постепенно превращались в клоаку нелегальных сбросов и затягивались болотной ряской, но для перелетных птиц из Новосибирской области в далекую Африку Карасун неизменно оставался приметным ориентиром на пути миграционного следования в период зимовья.

Здесь можно было посидеть на лавочке, полюбоваться на водную гладь в окружении огней, но Фурсик тянул дальше по тропинке вдоль кромки озерца, где стаи сереньких уточек, прикормленных добродетельными старушками и детьми, безмятежно гнездились в густых зарослях камыша. Где-то совсем близко протяжно квакала лягушка, и к голосистому соло незамедлительно подтянулся остальной хор. Через минут пять над озером разносилась такая жуткая какофония, что раздосадованный шпиц, не видя перед собой зримого противника, взахлеб, с сердечным надрывом принялся попусту лаять на черную воду. Олег тянул пса по узкой тропинке, петляющей между деревьями, подальше от камышей. За раскидистой ивой слышались громкие мужские голоса и женский смех, рядом в темноте забренчала гитара.

Шумную компанию они обогнули стороной и через десять шагов уткнулись в помятый забор из профнастила, щедро разукрашенный местными художниками-граффити. Забор тянулся от самой кромки воды до проезжей части дороги и являлся нелепой преградой дальнейшему следованию. Он окружал заброшенный долгострой высотой около семнадцати этажей, серым монументом основательно подпортивший красоту местного водоема. Пришлось свернуть и вдоль забора выйти на обратную дорогу.

Фурсик не нагулялся, останавливался возле каждого куста, тянул поводок и нетерпеливо посматривал на хозяина. Собачий энтузиазм бил все рекорды, и Олегу напоследок захотелось пройтись утренним маршрутом вдоль трамвайного полотна к хлебному ларьку. Пару раз ему встречались такие же праздношатающиеся собачники, здоровались, обменивались мнениями по поводу ранней жары и поздней Пасхи, которую ожидали через два дня.

В ларьке еще горел свет. Стрелки наручных часов приближались к девяти, но Олег не удивился. Томочкин «клиент» как раз шел после восьми вечера. Она частенько тянула с закрытием ларька, и причина всегда находилась убедительная – остатки хлеба распродать, но он знал: к ассортименту нелегальных сигарет изобретательная продавщица давно добавила неплохую водку собственного производства и отпускала ее местным мужикам очень даже задешево.

На конечной трамвайной остановке стояла молодая пара и мужичок лет сорока. Рядом парикмахерская глазела черными окнами. Над входной дверью красным цветом горела лампочка сигнализации. Два фонарных столба вдоль широкого тротуара освещали пятачок с ларьком. Вокруг ни души. Олег подтянул поводок, подошел к окошку и через витрину попытался обнаружить силуэт продавца. Внутри никого не было, но возле распахнутой боковой двери стояла тень в белом халате. Сигаретный дым облаком поднимался к фонарному свечению, слышался приглушенный смех.

– Рассмешила ты меня, Женька! Разве можно так доверяться незнакомым людям. Вон сколько аферистов по квартирам шастают, деньги у старух вымогают. Так то старухи, а ты…

Голос принадлежал не Томочке, и Олег в нерешительности остановился. Ниночка! Новая продавщица. Как же он успел позабыть утренний инцидент! И тут же вытащил из кармана ветровки всю наличность и подсчитал в уме, какой за ним оставался долг, чтобы погасить все одним махом. Он рассчитывал именно на такой исход, чтобы за ним больше ничего не числилось, ни копейки. Но после похода в супермаркет в кармане опять отыскалась сущая мелочь. Олег выругался по-тихому, сквозь зубы, и замер в нерешительности, раздумывая: показываться на глаза Ниночке или ретироваться задним ходом, пока та не запеленговала его прямо возле злополучного раздаточного окошка.

– Знаешь что, Женек, я домой уже собираюсь. Мне еще ларек надо на сигнализацию поставить. Ты меня в интернете найди. Знаешь мой аккаунт?.. Тогда записывай или запоминай. Нина Телешева. Только фотку я не выставляла. У меня на аватарке цветочек… нет, не аленький, а синенький. Найдешь, одним словом… и рецепт мне пришли. Ну все, давай, пока.

Олег отпрянул от окошка, но задел Фурсика. В вечернем воздухе разнесся жалобный визг.

– Мужчина, вы что хотели? Я уже закрываюсь.