– Мне нужно знать цвет, размер и материал. Вас, думаю, интересуют платина или золото? Конечно, то, что попало в отстойник, пойдет дешевле, чем новое, но, может быть, я захочу иметь надбавку за срочность. Заказывай, мы достанем хоть что, особенно если искать на поверхности, на свалке твердых отходов.
– Мне необходимо не кольцо вообще, а конкретное кольцо, которое я несколько дней назад уронил в водосток в районе улицы Тенцинга.
– Обручальное что ли? Памятное? Фамильное?
– Да.
Старьевщик захохотал, показав воспаленные красные десны.
– Ерунда, – объяснил он, отсмеявшись. – Ты видел поток воды? Сколько раз с тех пор шел дождь? Его никогда уже не найти. Такое невозможно.
Ани, втравившая меня в безнадежную затею, съежилась, будто опасается разжиться пощечиной.
– Ну, он сильно просил… так что я… – неопределенно буркнула она, потрогала свою щеку пальцем и кивнула с мою сторону.
Старьевщик уперся в мои зрачки взглядом. Я легко читал его ощущения – глухое недоверие, своеобразное презрение к дилетанту, немного алчности и сильная усталость организма, в котором день за днем, но неотвратимо нарастает распад. Через некоторое время Старьевщик отвел глаза и вытер веки тыльной стороной кулака.
– Черт! Если есть желание, можешь купить себе вещь из моей личной коллекции. Имеется хорошо сохранившаяся техника старых моделей.
– Не надо.
– Зря. Она редкая. Через двадцать лет будет стоить кучу денег.
…У меня был никудышный прогноз насчет моей выживаемости через двадцать лет…
– Не хочешь, ладно…
Старьевщик потерял ко мне интерес и сделал вид, будто изучает свод и изъеденные сыростью стены. Следовало дать ему немного денег «за беспокойство» и ретироваться. Я так и поступил.
– Ну, извини, – пробормотала Ани, когда мы уже топали вдвоем прочь.
Она опять заиграла на гармошке, оглашая подземелье мелодией своего, возможно, сочинения.
– Хочешь, покажу тебе кое-что? – через долгое время предложила она.
Я уже по горло насытился сюрпризами, но возвращаться в пустую комнату и предаваться отчаянию не хотелось.
– Ладно, пошли.
Уже на поверхности, в каком-то местными богами забытом закоулке, она приоткрыла малозаметный люк.
– Давай туда! Сначала вниз, потом вперед. И держись как следует, а то кости переломаешь.
…Кабельный лаз оказался узким и низким, я мог перемещаться внутри, только согнувшись в три погибели.
– Тут довольно далеко, – беспечно объяснила мне девушка.
– Ты давно этим занимаешься?
– Чем?
– Спускаешься в катакомбы.
– Я это делала еще тогда, когда жила с родителями, а потом перестала, потому что Джек мне запрещал.
Я уже понял, что она говорит о человеке, причиной смерти которого послужил я.
– Джек меня колотил, – добавила Ани, – поэтому я послушалась. Он говорил, что это не приносит денег.
– Теперь, когда Джек умер, почему бы тебе не вернуться к родителям?
– Ты думаешь, я им очень нужна?
– А разве нет?
– Нет.
Ани умолкла и ее спина в заношенной куртке каким-то невероятным образом изобразила обиду.
– Ты вообще странный, – объяснила она немного погодя. – Не как нормальный человек.
– Почему?
– Ну, есть такие как я, или Джек, или старьевщик. И мы с одной стороны. А ты с другой. И между нами стекло – толстое-претолстое. И ты сквозь него смотришь, вежливый такой и высокомерный, и все, что не с твоей стороны стекла, тебе ведь по фиг.
Ее гипертрофированная обидчивость меня развеселила, несмотря не негодное настроение.
– Вот и сейчас, – объяснила Ани. – Ты даже засмеяться по-настоящему не хочешь.
– Я не собираюсь над тобой смеяться.
– Ладно, не ври.
Низкий лаз уже почти кончился, в конце него оказалась решетка. Здесь пахло пылью и резиной, эта странная пыль с резиновым привкусом неприятно скрипела на зубах. Я посмотрел сквозь толстую решетку вперед и вниз и сначала ничего не разглядел, кроме темного пространства и редких, колющих глаза огней. Потом я понял, что это тоннель. Ани придвинулась ближе и зашептала мне прямо на ухо, смешно щекоча его на этот раз более-менее чистыми волосами:
– Та часть метро, где никого не бывает. Закрытая ветка для всяких шишек. Она почти всегда пустая, но охрана тут есть – и датчики, и люди. Ой, смотри.
Сначала раздался грохот, потом появился яркий свет. Поезд, очень короткий, всего из двух вагонов, проехал мимо, сильно замедлив ход. Скорость была такой низкой, что я видел лица людей в роскошном вагоне. Я смотрел вслед, пока огни не погасли. Ани прижалась ко мне в темноте, но не чувственно, а по-товарищески. При таком тесном контакте я ощутил течение ее мыслей, и, как ни странно, в них преобладала музыка. Музыка показалась такой реальной, что я слегка опешил.
– Часто здесь так?
– Поезда очень редко. Кто-то приехал со стороны.
Я видел приезжего и узнал его лицо по фотографии. Макото Акэти собственной персоной. Мои попытки застать этого человека в Эламе всегда кончались неудачей. Он не имел здешнего гражданства, поэтому не попадал в систему электронного учета. Он не был официальным политиком, поэтому не подчинялся протоколам и редко показывался перед телекамерами. Но Акэти был богат и влиятелен этом в мире, где люди поклоняются деньгам.
– Давно здесь такая возня?
– Сегодня первый день, – все так же тихо ответила Ани.