Лидеры – на втором плане, или Самый заурядный учебный год. Книга 1. Лето. Школьный роман

Учебный год окончил с хорошими и отличными отметками (преобладают хорошие), по химии имеет «три». Учится значительно хуже своих возможностей, хотя дома благоприятная для занятий обстановка. Поведение в первом полугодии неудовлетворительное (имели место случаи рукоприкладства по отношению к некоторым учащимся школы), во втором – удовлетворительное. Контроль со стороны родителей недостаточно хороший, мальчик много времени проводит в уличных компаниях, хотя до настоящего времени замечаний со стороны правоохранительных органов в его адрес не имеется. Дерзкий, упрямый, часто противопоставляет свое мнение мнению класса. В школьных кружках и клубах по интересам не занимается. Участвует в спортивных мероприятиях, но постоянной общественной нагрузки не имеет. Переведен в девятый класс».

– Всеобщий привет! – сказал, входя, Игорь Алексеевич.

Коллеги, уже сидевшие за столами, нестройным хором поприветствовали его. Лариса Антоновна прикусила губу: сейчас опять прицепится!.. Предчувствие не обмануло ее: Городецкий свалил папки с документами на стол, за которым работал вчера, сел возле него боком и уставился на Ларису Антоновну, явно не собираясь в ближайшие моменты что-либо писать.

– А Калинина твоя вчера пропала, – через полминуты сообщил он. – Знаешь?

– Знаю, – нехотя проговорила Лариса Антоновна. – Нам Любовь Михайловна вчера звонила – уже поздно, часов в одиннадцать, у Марины спрашивала – не знает ли она чего…

– Марина, конечно, ничего не знает! – со злой насмешкой сказал Городецкий. – Еще бы! Откуда Марина может знать, к кому беззащитный человек может обратиться за помощью? Для этого надо знать людей – а это тебе не штамп в комсомольском билете поставить!

– Можно подумать, ты знаешь! – огрызнулась Лариса Антоновна, отворачиваясь и беря новую папку.

– Не знаю, к сожалению, – ответил учитель физкультуры. – Знаю точно только то, что она пошла не к комсоргу и не к классному руководителю. Тем более, не я ее классный руководитель.

– Игорь, Лариса, ну перестаньте! Только встретились – и уже заморочили своими «знает» -«не знает»! – попросила пожилая учительница математики Татьяна Ивановна Пономаренко, классный руководитель шестого «А» – она тоже писала характеристики, и пререкания молодых учителей ей мешали.

– А если она ни к кому не пошла, а благополучно утопилась в пруду в Пионерском парке? – прошептал Игорь Алексеевич; шепот был слышен во всех уголках учительской. – Или под поезд бросилась? А?.. Ее ведь нигде нет!

Ларисе Антоновне стало не по себе, тем более, начали оглядываться и другие. А вдруг в самом деле?.. Она ниже склонилась над столом, пытаясь скрыть смятение. Дверь распахнулась, и в учительскую вбежала Любовь Михайловна.

– Ну что, Калинина так и не нашлась? – выпалила она с порога, даже не поздоровавшись.

– Не нашлась! – отрезал Городецкий, глядя уничтожающим взглядом на Ларису Антоновну.

Мысленно он жалел славную учительницу русского, которая страшно переживала за Элю, и ему очень хотелось успокоить коллегу, сказав, что с девочкой все в порядке. Но сделать этого он пока не мог: у него еще вчера вечером, во время телефонного разговора с матерью Валеры Капралова, возникло непреодолимое желание как следует помучить химичку, заставить ее тоже понервничать. А для выполнения этого злодейского плана Любовь Михайловна была нужна именно такой, какой она была в настоящую минуту: взволнованной, с широко открытыми, полными тревоги глазами. Любовь Михайловна была прекрасным учителем и чудеснейшим человеком (Игорь Алексеевич в людях разбирался, коллегу ценил, и не будь он до безумия влюблен в другую девушку, давно женился бы на симпатичной Любочке), но актриса из нее никудышная. Знай она, что в жизни Эли Калининой наметился хоть какой-то просвет, – вела бы себя соответственно: она была бы спокойна, на всех смотрела бы со своей обычной мягкой улыбкой… Подыграть Игорю Алексеевичу она не смогла бы – она может быть только искренней. И ничего не знающая Любовь Михайловна совершенно искренне набросилась на Ларису Антоновну:

– Как ты можешь писать эти бумажки, когда ребенок пропал? А вдруг она что-нибудь с собой сделала? Где она? Вот ответь, пожалуйста, на такой простой вопрос: куда делась девочка, когда ушла из училища? Это было последнее место, где ее видели! И была она там, между прочим, в первой половине дня!

– За эти бумажки, как вы их называете, тоже деньги платят, – вмешалась в разговор учительница биологии Лиана Тиграновна; она всегда поддерживала Ларису Антоновну, даже если не знала толком, в чем дело.

– Да вы хоть объясните, что происходит? – не выдержала Татьяна Ивановна.

Любовь Михайловна объяснила, и Лариса Антоновна пожалела о двух вещах: во-первых, что сквозь землю не проваливаются, несмотря на готовность и желание сделать это, а во-вторых, что сразу не ушла в свою лаборантскую – ведь с самого утра чувствовала, что Городецкий снова будет виснуть ей на воротник.

– Ай-ай-ай!.. Ай-ай-ай!.. – качая головой, повторяла Татьяна Ивановна.

– Если что сделала с собой – значит, сумасшедшая! – безапелляционно заявила Лиана Тиграновна. – Нормальный человек будет бороться до конца!

– Кто-то когда-то сказал эту высокопарную бредятину про «борьбу до конца», а теперь все повторяют в любой ситуации! – со злостью проговорил учитель физкультуры. – Она и так боролась до конца… неизвестно только, до какого.

– Да в той обстановке!.. – воскликнула Любовь Михайловна. – Девочки иногда рассказывали, что там у нее творится дома… Причем, сама она мало что рассказывает – если что и становится известным, то, в основном, со слов Юры Филимонова… он рядом живет и все слышит через стенку.

– А за другой стенкой – Ханталина из моего класса, – добавил Игорь Алексеевич. – И Елисеева этажом ниже. Обе тоже слышат и впечатлениями делятся. Так что я тоже немного в курсе.

– Нет, мне все-таки непонятно… – робко вступила в разговор Алиса Александровна.

И тут же замолчала: она в этот момент осторожно пробиралась к свободному месту, слегка придерживая юбку; сегодня на ней в связи с похолоданием была другая, поплотнее и потеплее, но складки тоже разлетались, цепляясь за стоящие рядом стулья, на спинках которых висели сумки и пакеты, и Алиса Александровна старалась ничего не свалить. Девушка села за стол, положила перед собой вчерашние методички и заговорила снова:

– Ну, вот если все это у людей на глазах происходило – почему никто не вмешался? Раз ребенку плохо в семье – могли бы ее в интернат отправить. Сейчас ведь даже музыкальные есть – как раз для нее. Лариса… Антоновна, вы же как классный руководитель, наверное, и дома у нее были? Ведь по условиям тоже видно.

Лариса Антоновна отметила про себя эту заминку перед отчеством и дальнейшее официальное «вы»: на своей территории – в кабинете химии и лаборантской при нем – молодые учительницы были на «ты», отношения были и деловыми, и доброжелательными, но сейчас Алиса Александровна явно дистанцировалась.

– Я была, конечно, – подтвердила Ярославцева. – Там все в порядке: в квартире чисто, еда наготовлена, по крайней мере, на день вперед… А это тоже нелегко: все-таки семья большая, взрослый мужчина есть, и у мальчишек, которые растут, аппетит неплохой… Дети упитанные – значит, голодными не сидят… Ну, мало ли, что Эльвира тощая – у нее склад такой. Родители трезвые… особенно важно на фоне того, что отец запил после смерти первой жены, а вторая, молодец, его в норму вернула.

– Вот всегда так: какие отношения в семье – никого не интересует! Что человеку удавиться впору – не важно! Главное – «чисто и наготовлено»! Ну, а кто готовит и убирает – ты в курсе? – Любовь Михайловна почти кричала. – Это же все на Эле держится! Мачеха разве что пшено с манкой не смешивает и не заставляет ее по зернышку выбирать и в разные банки раскладывать – не додумалась пока… или «Золушку» не читала! И при этом ребенок еще и как-то старается учиться, и музыкой занимается. А вместо «спасибо» вполне могут и матом обложить – да, вот такая у нее теперь «молодец» мама! Не знаю, кто как, а я точно свихнулась бы! А она как-то держалась!.. Я не совсем поняла вас, Лиана Тиграновна! – обратилась Любовь Михайловна к учительнице биологии. – Вы хотите сказать, что покончить с собой может только больной человек, а за действия ненормального ученика учитель ответственности не несет, да? А когда нормального человека в тупик загоняют, и он просто другого выхода не видит, и сил у него больше нет – вы такой случай исключаете? И вы считаете, что Лариса Антоновна была права?

– А что ей было делать? – повела плечом Лиана Тиграновна. – В конфликт с прокурором вступать? Пусть бы эта ваша Калинина не таскалась по ночам…

– И ваша тоже! – строго произнесла Татьяна Ивановна (о недооформленных характеристиках она на общей волне забыла). – Она и ваша ученица тоже, Лиана Тиграновна!

– У меня она себя ничем не проявила, – презрительно скривила губы учительница биологии.

– Ну, и что? – закричал Игорь Алексеевич. – У меня она тоже ни разу кросс полностью не пробежала! И до конца восьмого класса так по канату лазить и не научилась! Значит, что же – пусть умирает теперь? – он злобно хмыкнул. – Да если с таких позиций рассуждать, то мы, физкультурники, первые должны две трети школы вывести на стадион и из пулемета расстрелять! Из крупнокалиберного!.. Возле ям для прыжков!.. Чтобы сразу и песочком присыпать! Потому что АБСОЛЮТНО со всеми нормативами справляются единицы!.. А остальные, значит, никому не нужны? Да?.. Которые не умеют делать стойку на руках, не дотягивают до норматива по прыжкам в длину десять сантиметров, в высоту прыгать не умеют, на турнике подтянуться не могут?.. Они уже не люди и от них вообще никогда никакого толка не будет?.. Отбросы, короче. Да?.. Так это только те, кто у нас не справляется! А найдутся еще и у Любы, и у Татьяны Ивановны, и у тебя, и у Анатолия со Снежаной… Тот кучу ошибок по русскому языку делает, этот в интегралах путается, тот даты не помнит, тритонов каких-нибудь не знает… Да еще и почерки корявые! А уж с иностранными языками – моментами вообще кошмар! В общем, практически все хоть по одному предмету ничем себя не проявляют. А кто-то и больше. Так чего там мелочиться – десяток-два отличников оставить, а всех остальных перебить и сказать: «Они ничем себя не проявили!».

– Ну, и примерчики у тебя… вообще… – Лиана Тиграновна растерялась: и от каких-то совершенно безумных примеров Игоря Алексеевича, и от неодобрительных взглядов других коллег.

– Это к твоему «ничем себя не проявила», только немного подробнее! – по-прежнему взвинчено объяснил Городецкий. – Это именно из твоих слов вытекает: раз ничем себя не проявила на моих уроках – мне можно ее не жалеть, пусть с ней что угодно случится! Я просто немного развил твою мысль.

– Ну ладно, извините, я действительно… как-то неудачно… – сменила тон Лиана Тиграновна. – Что ты так волнуешься, Игорек? Прямо как… ну, если не за дочку, то как за сестру… или племянницу.

– Да потому что я нормальный человек! И еще учитель – пусть не такой выдающийся, как Макаренко или Сухомлинский! – кипел несерьезный физкультурник. – Я не могу понять: как можно было перечеркнуть все, чего ребенок добился таким трудом? Она добилась – а школа перечеркнула! Она же с пяти лет училась! У меня есть знакомые музыканты – так что я знаю: им по пять-шесть часов в день играть надо! Минимум!.. А она урывками в школе – то днем полчаса, то вечером полтора. И то наравне со всеми держалась! Даже больше – вон, на какие конкурсы попала! Здоровьем за все это заплатила! Честью, в конце концов!.. И – нате вам! – даже документы не приняли! Из-за характеристики, которую в родной школе написали!

– Игорек, у нее есть родители, – заворковала Лиана Тиграновна. – Пусть разбираются, если сочтут нужным. Тем более, она забрала документы – значит, она уже не наша ученица.

– Таких родителей – стрелять и вешать! – в речь профессорского сына почему-то проникли выражения, употребляемые в среде трудных подростков.

– А учителей? – Лиана Тиграновна подарила коллеге томный взор, так не вязавшийся с ее малосимпатичной мордашкой.

– И учителей, – Игорь Алексеевич неприязненно взглянул на Ларису Антоновну. – У девчонки и так жизнь искалечена – да еще и школа добивает… по мере сил и возможностей!.. Поставь себя на ее место!

– Ну-у… не знаю, – учительница биологии замялась – по всей видимости, попасть на место бывшей ученицы и пережить все то же самое ей не хотелось.

– То-то же! – Игорь Алексеевич раскрыл какую-то папку таким злым рывком, словно все беды были именно от нее, и взял авторучку.

– Ай-ай-ай… – почти беззвучно вздохнула Татьяна Ивановна.

Лариса Антоновна подняла голову, чтобы взглядом поблагодарить Лиану Тиграновну за поддержку, но первой, с кем она встретилась глазами, была Алиса Александровна. Молоденькая химичка выходила из учительской почему-то на цыпочках, как провинившаяся, и на старшую коллегу взглянула с отвращением. Городецкий снова оторвался от бумаг и смотрел на Ларису Антоновну испепеляющим взглядом – если бы взглядом убивали, она давно уже была бы мертва. Странно было видеть это незнакомое злое выражение на красивом, постоянно улыбающемся мальчишеском лице – будто какой-то совершенно новый человек сидел рядом с Ларисой Антоновной. Чего он прицепился? Калинина ему не родня, она не из его класса… Ну, подумаешь, описали в характеристике девчонку немного хуже, чем она есть! Не она первая, не она последняя. Ну, даже если не приняли документы в музыкальное училище, куда она хотела поступить – что теперь? Можно подумать, в самом деле потеря для мировой культуры, их, этих музыкантов, и так развелось немеряно. Кто-то и на заводах должен работать. Вон, хотя бы собственный отец Калининой: даже какой-то музыкальный вуз окончил, чуть ли не Московскую консерваторию, а теперь штукатуром работает – жив же, не умер!..

У нее было желание уйти в лаборантскую, но, во-первых, не хотелось выглядеть так, будто трусливо бежишь от кого-то, а во-вторых, пока она здесь, никто не будет перемывать ей косточки. Далась им эта характеристика! Все согласовано с директором, а она – человек подневольный.

– Лариса, как ты можешь сидеть сложа руки! – снова обратилась к ней Любовь Михайловна. – Мало ли что она документы забрала! Девочку искать надо – кроме нас ведь ее никто не знает! Где она может быть? Ты же классный руководитель, должна знать – может, у нее родственники какие есть, она у них? Может, подруга?

– Родственников нет, это точно, бабка по матери тоже умерла. Мать вообще единственным ребенком была… поздним, к тому же… – ни на кого не глядя, процедила сквозь зубы Лариса Антоновна. – По отцовской линии… не знаю, есть кто-то – бабка… тетка… но они вроде где-то в Казахстане живут… В классе она как-то особняком… подруг у нее нет…

– Да разве обязательно из вашего класса подруга должна быть? Могла же она подружиться с кем-то в музыкальной школе?

– Не знаю. Этого не знаю…