Лидеры – на втором плане, или Самый заурядный учебный год. Книга 1. Лето. Школьный роман

Что-то случилось с Димкой!..

Она кричала что-то невнятное, трясла ученика за плечи, но больше ничего не добилась – Витька был не в силах говорить. Витька Рогозин был не в состоянии вымолвить ни слова! Чтобы в полной мере оценить данный факт, нужно было хорошо знать Витьку! А поскольку Лариса Антоновна Витьку знала хорошо, то в голову полезли предположения одно страшнее другого. Господи, что же случилось?!.

Заранее подвывая, поскуливая и постанывая от ужаса, Лариса Антоновна на подгибающихся ногах побежала (если только это можно было назвать бегом) в учительскую. Притихшие коллеги, бросив все дела, слушали ее разговор с младшей сестрой: на другом конце провода перепуганная Марина, рыдая, кричала, что Димка вышел во двор минут двадцать назад и пообещал, что никуда не пойдет, а будет качаться на качелях. Едва Лариса Антоновна, попросив сестру не отходить от телефона и ждать ее звонка, положила трубку, все трое кинулись к ней с расспросами, но она отмахнулась от них и поспешила назад, в лаборантскую: надо вытянуть из Витьки все, что возможно, может, он хоть немного успокоился. Присутствующие немедленно понеслись следом, и школьный коридор, всего лишь какую-то минуту назад тихий по-летнему, наполнился топотом. Городецкий, как и положено мужчине-спортсмену, быстро обогнал женщин и мчался впереди. За ним, сбросив босоножки на каблучках и подобрав спереди по самое «не балуйся» длинную развевающуюся юбку из какой-то тонкой ткани, вихрем летела миниатюрная, легкая, как девочка-подросток, Алиса Александровна. Только Любовь Михайловна продолжала держаться рядом с отставшей от младших, более резвых коллег Ларисой Антоновной, которую силы уже покидали. Игорь Алексеевич рванул дверь лаборантской и остановился на пороге, удивленно раскрыв глаза. В него с разгона врезалась Алиса Александровна, опустила подол и тоже замерла. Лариса Антоновна, наконец, доковыляв до лаборантской, глянула через их плечи. Рогозина не было. Не было и Димкиного костюмчика. А еще пропала маленькая темно-желтая баночка с остатками натрия, которая совсем недавно находилась на самом видном месте (Лариса Антоновна все собиралась переложить эти остатки в какую-нибудь другую банку, да так руки и не дошли). Отстранив стоящих у нее на пути Игоря Алексеевича и Алису Александровну, Лариса Антоновна буквально вползла в лаборантскую и без сил рухнула на ближайший стул. Коллеги на цыпочках, словно боясь разбудить некие злые силы, вошли следом. Алиса Александровна достала из маленького настенного шкафчика стакан, набрала воды и подала Ярославцевой.

– Я убью его!!! – возопила Лариса Антоновна, когда после нескольких глотков холодной воды к ней вернулся ее обычный уверенный голос. – Пусть только на глаза попадется!.. Нет, вы подумайте! Принес Димкин костюм и говорит: «Это – все, что осталось от вашего сына!» Сел, лицо руками закрыл и трясется весь! Я подумала, что он плачет, перепугалась… мальчик такой, что до слез особо не доведешь – значит, что-то страшное случилось!.. а он, подлец, ржал, значит!!!

Несколько мгновений учителя молчали, осмысливая услышанное. Первым зашелся от хохота Городецкий. Смех у него был на редкость заразительным, и девушки, еще минуту назад полные сочувствия к Ларисе Антоновне и тревоги за ее сына, тоже рассмеялись. Ей стало обидно.

– Ладно уж… посмейтесь пока… Я на вас на всех посмотрю, когда у вас у самих будут дети! – она всхлипнула.

– Извини, но ты противоречишь сама себе, – сухо произнес Игорь Алексеевич, перестав смеяться. – То есть, может, не противоречишь, но выступаешь в двух разных качествах, и-по-ста-сях, так сказать: значит, с чужим ребенком можно было поступить подло, а когда показалось, что с твоим что-то случилось… заметь – только показалось, но ничего не случилось! – ты стала невменяемой! И чем же, прости, твой ребенок лучше Калининой? – и, не ожидая ответа, вышел из лаборантской.

«Ипостасях»… Ишь ты, какие слова он запомнил!.. Посмотрю я на тебя, красавчик, когда тебе самому покажется, что с твоим ребенком что-то случилось!.. В каких «и-по-ста-сях» ты выступишь!.. И будешь ли сравнивать своего ребенка с кем-либо из учеников!..

Обе учительницы вышли вслед за физкультурником, невнятно зазвучал и тут же стих в отдалении негромкий, вполголоса, разговор. Интересно, о чем там они? Наверное, слегка посудачили о ней – ну, да ладно… Теперь она начала рассуждать более спокойно – странно даже, что такие мысли не пришли в голову сразу. Вот прямо первое: интересно, а каким образом у Рогозина оказался Димкин костюм? Не раздел же он его посреди улицы! Наверное, на пляж утащил… живет неподалеку, шел мимо с Холодовым (наибольшая вероятность) в тот момент, когда Димка вышел из дома…. Тот с Димкой остался (небось, в воде плещутся, потому Димка и не заметил исчезновения костюма, иначе воспротивился бы), а Рогозин прогулялся до школы…

Посидев в одиночестве еще минуты две, Лариса Антоновна собралась с силами, сходила к секретарю (в учительскую идти не хотелось), позвонила домой, чтобы успокоить Марину (бедная девчонка уже была на грани помешательства), и вернулась в лаборантскую. Несмотря на потрясение (ох, дождется Рогозин!), надо было быстрее завершать работу над характеристиками, а работа эта, по сути, еще толком и не началась. Лариса Антоновна взялась за очередную папку.

«Характеристика на ученицу восьмого «Б» класса средней школы №83 Славгородскую Руслану.

В минувшем учебном году девочка училась хорошо, хотя снизила успеваемость по некоторым предметам. Поведение удовлетворительное. Воспитывается отцом и бабушкой. Контроль со стороны родных хороший, обстановка для занятий дома благоприятная. Однако взаимопонимание между родными девочки и классным руководителем отсутствует, отец и бабушка ученицы рекомендаций классного руководителя не выполняют. Девочка избалована родными, капризна, упряма, друзей в классе практически не имеет. Категорически отказалась от общественной работы. Школьные кружки и клубы по интересам не посещает, при этом в других учреждениях дополнительного образования также не обучается. Переведена в девятый класс»…

«Характеристика на ученицу восьмого „Б“ класса средней школы №83 Алексееву Веру…»

«Характеристика на ученицу восьмого „Б“ класса средней школы №83 Панину Тамару…»

«Характеристика на ученика восьмого „Б“ класса средней школы №83 Земляного Анатолия…»

«Характеристика на ученицу восьмого „Б“ класса средней школы №83 Новикову Анну…»

Господи, час прошел – а у нее всего треть «дел» оформлена (это с учетом оформленных ранее)! И руки до сих пор дрожат. Ну, Рогозин… ну, додумался… Твое счастье, что некогда, а то получил бы ты… И еще один интересный вопрос: какую именно цель преследовал Витька: над ней немного поиздеваться (а натрий прихватил уже просто так – как нечто «плохо лежащее», в данном случае «плохо стоящее») или был нужен именно натрий, а Димкин костюм послужил отвлекающим фактором? А, в таком случае, натрий зачем? Не настолько увлекаются химией Холодов и Рогозин… Странно… Ну, ладно, натрия там было совсем чуть-чуть, будем надеяться, что ничего не взорвут – просто в воду кинут, покипит немного… Нет, насчет целенаправленного похода Витьки Рогозина за натрием она все же ошибается: не мог Витька предвидеть, что она будет в лаборантской. Да она действительно в учительской сидела бы, если бы не Игорь Алексеевич… Значит, поиздеваться… Ну-ну… Встретимся еще, товарищ Рогозин! Два года тебе еще учиться – «наша любовь еще впереди»!.. Надо же, у самой фраза из Стругацких вылезла (Игорь Алексеевич уже всю школу заразил этим чертовым «Понедельником»! )…

Расставив мысленно все по местам, Лариса Антоновна углубилась в работу. За Димку она уже не беспокоилась: он под надежным присмотром – Рогозин, хоть и вредный, все-таки очень ответственный парень. Вот только не обгорел бы Димка, несмотря на Витькину ответственность, – солнце сегодня жарит нещадно, а он бледный, будто зима только что закончилась. Ну, некогда его выгуливать, некогда! Ни ей, ни маме, ни Маринке! А отправлять в лагерь рановато – семь лет исполнится только в конце июля…

***

Все было именно так: пока в школе царила кратковременная паника, маленький Димка, сын Ларисы Антоновны, блаженствовал на реке. Ему давно уже хотелось и поплескаться в воде (плавать он еще не умел), и позагорать, да все никак не удается попасть на пляж: одного не пускают и говорят, что пока с ним пойти некому. Мама все обещает: «Вот в отпуск уйду…», а сама все работает и работает. Бабушка тоже работает. Папа приходит редко, особенно сейчас, когда сдают экзамены студенты, – он ведь тоже учитель, только в школе для взрослых, «у-ни-вер-си-тет» называется. Маринка (тетей ее Димка, понятное дело, не называет) говорит, что у нее нет купальника, а ничего подходящего она пока в магазинах не видела. Врет она! Купальник у нее есть. Просто Маринка толстая и стесняется этого, потому и на пляж не ходит уже года три – боится встретить кого-нибудь из знакомых, особенно какого-то Витьку Рогозина и Юрку Филимонова (мама говорит, что они бандиты). А куда от этих знакомых денешься? Пляж – один на весь микрорайон, все там, а некоторые даже из других районов приезжают: хорошее здесь место.

Вот и сегодня! Жарища страшная – только бы на речку, но… Одного не пустят – и с ним пойти некому… И с другом Славиком тоже не пускают, боятся, что Дина, старшая сестра Славика, шестиклассница, за ними двумя не усмотрит. Да нормально все было бы! Они со Славкой вместе возились бы возле берега, на глубину никто не полез бы, утонуть никому не хочется – маленькие они, что ли, не понимают?.. А Динка рядом в воде стояла бы, какая ей разница – на одного смотреть или на двух, они же рядом были бы. Нет! Боятся – и все тут!..

Дома душно (квартира на солнечной стороне), скучно (книжки надоели, а по телевизору детских передач пока нет), поговорить не с кем: Маринка все что-то в учительских журналах ищет – активистка же! Тем более, мама сама ее об этом попросила – значит, что-то нужное и важное… важнее, чем его, Димкино, желание побывать на пляже… вышел во двор, начал качаться на качелях, но тут же вышли две вредные сестры из второго подъезда и прогнали его. Димка сел на лавочку и стал ждать, когда же они уйдут. Противные девчонки, правда, качались недолго, что-то тут же случилось у младшей (какая-то мелкая авария с одеждой), и старшая повела ее домой. И вот, когда они скрылись в своем подъезде, а Димка, собираясь вернуться на качели, поднялся с лавочки и начал разминать слегка затекшую ногу, во дворе появились два больших мальчишки. Не из Димкиного двора мальчишки, чужие. Один из них, повыше ростом и светлый, сказал другому, немного пониже и чернявому:

– Украдем?

Тот кивнул и схватил Димку в охапку – только ноги взметнулись в воздух. Димка даже не успел еще испугаться, как первый мальчишка сказал:

– Не бойся, мы шутим. Мы с Маринкой в одном классе учимся, а Лариса Антоновна у нас классный руководитель, поэтому и тебя знаем – с Ларисой Антоновной видели. Я – Рогозин, слышал про меня? Маринка, наверное, каждый день жалуется… А это Холодов.

Теперь Димка набрал воздуху побольше и заорал, дрыгая ногами.

– Ты чего? – удивленно спросил Холодов, опуская трепыхающегося дошколенка на землю и придерживая его возле себя.

Димка, всхлипывая, невнятно забормотал.

– Что-что?.. Да погоди, повтори! Я не понял! – Холодов наклонился к Димке. – Где бандиты? Какие бандиты?

– Вы-ы-ы… – прорыдал Димка. – Думаете, я не знаю?

Бандит Рогозин захохотал на весь двор, хлопая в ладоши, словно был несказанно рад услышанному, а бандит Холодов, присев на корточки перед Димкой, начал успокаивать его:

– Мы хорошие бандиты. Мы хотим тебя на речку взять (хочешь на речку?), а ты кричишь, как с перепугу.

Димка сквозь слезы недоверчиво посмотрел на него. Конечно, на свирепого, заросшего буйной бородищей по самые глаза, вооруженного ножом или пистолетом бандита из кино Холодов похож не был. Обычный мальчишка-старшеклассник – черноволосый, смуглый, с начавшими пробиваться усиками, с двумя маленькими, едва заметными, шрамами на лице: один над бровью, другой на скуле… И одет в самые обычные легкие брюки и рубашку, в карманах которых не заметно никакого оружия. Вот друг его, кажется, строже (не зря же Маринка этого Рогозина боится!), а у Холодова лицо спокойное и глаза добрые и веселые. Глянув в эти глаза, Димка усомнился: а бандит ли это? Конечно, мама знает больше, чем он, Димка, маме Димка верит, и, если она называет Холодова и Рогозина бандитами, значит, так оно и есть… Кто там у них в классе еще бандиты? Гудков какой-то и Филимонов… Мама с Маринкой только про них и говорят. Но, может, бандиты тоже разными бывают?

– Мы идем – видим: ты один, скучаешь, – бандит Рогозин вытер носовым платком слезы с Димкиных щек. – Пойдешь с нами? Мы недолго. А потом мы тебя домой приведем.

Носовой платок совершенно однозначно покончил с Димкиными колебаниями: у плохих бандитов, которые прячутся в лесу и нападают на прохожих из-за куста, носовых платков не бывает. Значит, с этими на речку можно идти. Так Димка и ушел с ними. Хотел, правда, сбегать домой, предупредить Маринку, но раздумал – вдруг не пустит с бандитами, тем более с такими, как страшные Рогозин и Холодов? Если она выйдет во двор и не найдет его, он потом скажет, что к Славику ходил, да она и сама так подумает. Да может, она вообще не выйдет – будет в журналах копаться… А к обеду он вернется, раз ребята говорят, что идут ненадолго.

Бандиты и вправду попались неплохие: Димку они не обижали, из пистолетов в него не стреляли, ножами не резали. Пока бандит Холодов учил Димку плавать, бандит Рогозин сбегал куда-то, принес большой пакет пирожков и еще что-то непонятное в маленькой желтой баночке, похожей на те, которые стояли в шкафах в мамином кабинете и которые трогать нельзя. Когда Димка и Холодов вылезли из воды, Рогозин ждал их, сидя на старом покрывале, которое приятели захватили с собой.

– Натрий? – удивился Холодов, взглянув на баночку. – Откуда?

– Из школы, – спокойно ответил Рогозин и, наклонившись к уху товарища, что-то тихо и быстро рассказал – что именно, Димка не расслышал.

– Витек, ты ненормальный! – с радостным одобрением проговорил Холодов и засмеялся.

– Бандиту положено… – пожал плечами Рогозин. – Мы же бандиты – так или нет?

Он сунул в рот пирожок, взял неизвестно откуда появившуюся (наверное, подобрал где-нибудь тут же, на пляже) грязную банку с отбитым краем, сбегал к реке, принес воды, налил ее в брезентовые тапочки, стоящие под соседним кустом, и бросил в них из желтой баночки то самое «непонятное». Вода в тапках закипела. Когда через очень короткое время, вот буквально тут же (повезло Рогозину – успел провернуть какую-то каверзу!) подошел хозяин, из них валил то ли пар, то ли дым. Мужчина растерянно потоптался рядом, присел на корточки, нерешительно протянул к тапочкам руку, однако не притронулся к ним, потом выпрямился и подозрительно посмотрел на окружающих. Окружающие занимались своими делами: кто-то вытирал полотенцем ребенка, попутно сюсюкая с ним и осыпая поцелуями ненаглядное чадо, кто-то, подставив спину солнцу, читал книгу, кто-то готовился немного закусить – салфетки расстилали, выкладывали какие-то бутерброды, пирожки, компот наливали из бутылок, чай из термосов… Вроде все тихо и мирно, сам он отошел минуты на три, только окунулся, и вроде никто сюда не подходил – но почему в тапках вода появилась, да еще и кипит?.. Димкины бандиты с совершенно равнодушными, ничего не выражающими лицами, жевали пирожки, и Димка, хотя его распирало от смеха, тоже ел и без тени улыбки поглядывал по сторонам. Положительно, день был замечательный!..

***

Машинист Виктор Алексеевич Капралов, отец Валеры-«Недобитого», через пустырь ходил крайне редко, и вовсе не потому, что опасался за свою жизнь – наоборот, запоздавшие прохожие, если и встречались здесь таковые в одиннадцатом часу вечера, на всякий случай, чтобы не столкнуться с высоченным широкоплечим, грозного вида мужиком, поспешно сворачивали с тропинки в сторону, в какие-то бурьяны, лебеду, репейники… Просто он любил вечерний город, любил после рейса неторопливо пройтись по улице, когда мало уже людей и транспорта. Времени это занимало немного – он даже успевал принять душ до одиннадцати часов (известное в их микрорайоне «время икс», когда в старых домах отключают горячую воду). Но если очень уставал (как, например, сегодня), то шел пустырями, напрямую, – приятная вечерняя прогулка откладывалась: быстрее домой, под душ, потом чего-нибудь проглотить (Валерка молодец: к возвращению родителей всегда ужин на столе, и готовит сынишка хорошо!) – и спать, спа-а-ать… Впрочем, сократить дорогу следовало бы в любом случае: надвигалась гроза, подул сырой ветер, черная туча заволокла небо, стало темно, время от времени глухо ворчал гром, упали первые капли дождя. Вдруг сверкнуло почти над головой, и при свете молнии машинист увидел метрах в пятидесяти впереди невысокую девочку. Она брела медленно-медленно, словно не замечая ничего вокруг. Вся ее фигурка выражала полную обреченность, как у человека, которому некуда и незачем идти. Виктор Алексеевич мысленно подосадовал на неосмотрительность маленькой незнакомки – каким бы плохим ни было настроение, не стоит в столь позднее время забираться в безлюдные места, где, в случае чего, и помощи ждать неоткуда. Мгновенно проснулось чисто отцовское желание отругать девчонку за эту неосмотрительность, довести до «цивилизации» в виде крайних домов, может быть, проводить до остановки… Мужчина прибавил шагу, и когда он почти догнал девчушку, она вдруг свернула к путям. При свете очередной молнии Капралов увидел, что девочка лежит поперек рельсов. Ужаснувшись, он подбежал к ней, рывком поднял и оттащил в сторону. Наверное, она хотела закричать, но голос ей не повиновался. Сдавленно хрипя, девчонка рвалась к путям. Рельсы гудели под колесами приближающегося поезда. Дождь размыл грязь на руках девочки, и они выскальзывали из рук Капралова, словно смазанные маслом. Сжав посильнее тоненькое хрупкое запястье («Не дай Бог, сломаю!»), Виктор Алексеевич хлестнул ее по щеке – раз, другой… Черной гигантской змеей проползал мимо товарняк. О том, что могло произойти, запоздай машинист минуты на полторы, думать не хотелось…

Девочка все вырывалась. Тяжелый вещмешок, висевший у Капралова на одном плече, съехал на локоть, потом вокруг руки обвился какой-то тонкий ремешок – наверное, у девочки была сумочка, которая теперь привязала крепко-накрепко хозяйку к вещмешку. Распутать все это в темноте было невозможно, пришлось нести оба груза – живой и неживой – практически в одной руке. Девчонка, хрипя, билась, как пойманная рыбка, хваталась руками за траву и кустики, попадавшиеся по дороге, а потом, уже в подъезде, цеплялась за перила на лестнице до тех пор, пока Капралов не затащил ее на пятый этаж. Здесь он нажал на кнопку звонка и, когда дверь распахнулась, втолкнул девочку в квартиру. Только теперь он немного успокоился: хоть живую довел! А дальше разберемся. Пусть чужой ребенок, и неизвестно, что за ребенок, – но под поезд?!.

– Ни-и фи-га-а-а-а се-бе-е-е!.. – потрясенно протянул сын Валерка, открывший дверь. – Эля, что случилось?! – обратился он к девочке и, не получив ответа, перевел взгляд на отца. – Папа, что с ней?

– Ты ее знаешь? – удивился Виктор Алексеевич.

– Ну, да!.. Калинина. Из нашего класса.

– Это… этих… штукатуров?.. – Капралов-старший, наклонившись, посмотрел сбоку девочке в лицо и снова подергал правой рукой перекрутившиеся вокруг левой кисти ремни. – Помоги, Валерик!.. Из-под поезда я ее вытащил.

Валера, хоть и не сразу, распутал узел на отцовской руке, повесил на крючок Элину сумочку и поставил вещмешок на полку с обувью, чтобы не мешался под ногами.

– А ты далеко собираешься? – поинтересовался Виктор Алексеевич, заметив, что сын обут не в комнатные тапочки, а в кроссовки.