Проклятье Ярангара

А потом пришла страшная весть – корабль, на котором служил Фабрис, пропал. Он не дошел до конечного пункта назначения, просто растворился, и его не смогли найти даже самые опытные и сильные маги. Для меня мир в очередной раз развалился на куски. Что же отец? Как он воспринял эту новость? Гибель сына, о котором за последние полгода он вспомнил в лучшем случае раза два или три, стала основанием для срыва, серьезного срыва, понесшего за собой печальные последствия. Он едва не умер, лекари вовремя успели, но позже мне сказали:

– Если он не остановится, долго не проживет.

Знаете, что я тогда подумала? Возможно, осудите и даже забросаете камнями, но моя первая и не шальная, а выверенная мысль была: «Лучше бы он умер и не отравлял мне жизнь». Пусть это гадко и неправильно, но я устала вытягивать нас обоих. Ему это в принципе было не нужно, лишь бы было на что выпить, а мне осточертело вытаскивать его из кабаков или канав, куда он не раз проваливался, поскольку был чертовски пьян. Я устала выслушивать его бессвязное бормотание, особенно когда он начинал обвинять маму в том, что с ним происходит.

– Она бросила меня. Твоя мать поступила подло. Она меня оставила.

– Не смей говорить о маме гадости. Не смей! – сорвавшись, закричала в ответ.

Тогда я в первый и в последний раз подняла на отца руку. Он долго не мог поверить и все тер и тер покрасневшую от хлесткой пощечины давно небритую щеку. Меня это раздражало, а он только тряс головой, благо хотя бы молчал. Молчал несколько дней, хотя мне было плевать. Пусть обижается, но он не вправе обвинять других в своих бедах. Сам виноват!

Он вновь завязал, перестал пить, хотя нормального общения между нами не выходило. Я не могла его простить, к тому же горечь от утраты Фабриса еще не притупилась, и в гибели брата винила именно его. Если бы он не начал пить, если б только не бросил своих детей на произвол судьбы, если бы… Фабрису не пришлось бы наниматься на тот корабль, он мог жить. Жить! А теперь… Черт! Что за жизнь?

И вот настал тот день, когда у отца появился новый или старый друг. Неважно. Он стал приходить в дом, когда меня не было. Чем они занимались в это время, даже знать не хотела. В последнее время я жила в маленькой комнатушке, что располагалась над кухней, надежно защищала ее магией, помня о случае с кражей моего жалования. На защиту сил не жалела, хотя в моем тощем от недоедания теле ей просто неоткуда было взяться. И все же… Я перестала пользоваться парадным входом, просто носила с собою ключ на всякий случай. Не ходила в пустые запыленные комнаты, перестала убирать и стирать, просто бросила его. Но он не пил. Нет. Я только чувствовала, что он что-то замышляет, и моя интуиция не подвела.

Не прошло и месяца, как он заговорил о сыне своего друга. Видела его случайно, ничем не лучше своего папаши, такой же забулдыга, разве что молодой. Этот парень явно не знал, что такое гигиена, или просто пренебрегал этими процедурами, поэтому являл собой жуткое зрелище. Даже описывать его не стану, меня едва не вывернуло от одного запаха, коим за несколько метров разило от годами немытого тела. Сначала я считала, отец так шутит, но он не унимался и все активнее начинал расписывать мне «достоинства» молодого человека. Когда он со своим дружком решил устроить нам романтическое свидание, я поняла – пора уносить ноги, иначе не видать мне жизни вообще.

Мне повезло, в конторе освободилось место ночного сторожа, и, упросив магистра, стала еще и по ночам дежурить. Плевать мне было на прибавку к жалованью, лишь нужно было место, где можно спокойно спать, пока специальное защитное плетение охраняло стены конторы, хотя никто ни разу не пытался сюда проникнуть.

Я перетащила в маленькую коморку свои вещи и призадумалась. Переезд не избавит меня от горе ухажера. Если они не найдут меня дома, явятся на службу. Только позориться из-за них. Пришлось уговорить коллегу, и он помог выяснить, что папаша с сыночком задумали завладеть домом, а точнее земельным участком. Зачем? Наверняка планировали разбогатеть. Если бы отец умер, а он бы точно умер не без помощи дружка, дом бы перешел в мое владение, как единственной наследнице. А что дальше? Об этом я старалась не думать, просто готовилась к побегу.

Я выбрала самый удачный момент – погода резко испортилась, зарядили дожди, и единственная река в округе вспучилась и вышла из берегов. До этого дня три ночи провела в бабушкином доме, правда, спать боялась, потому что папаша и сынок тоже пребывали там. Не знаю, где был отец, его голос затихал часов в десять вечера, а потом до полуночи в доме скрипели половицы, двери, и чаще всего кто-то бродил на кухне, поднимался по узкой лестнице, что вела в мою спаленку, подолгу стоял у двери, пыхтел и пытался справиться с хлипкой на вид ручкой. Я хоть и знала, что дверь надежно укреплена, как и стены, и маленькое окошко, все равно жутко нервничала и сидела на кровати с зажатым в руке ножом.

В тот день отец был один дома. Он пребывал в задумчивом состоянии и на меня внимания не обращал, правда, вдруг заявился на кухню, где я только делала вид, что затеяла стирку, и придержал за руку.

– Вот ты сердишься на меня, возможно, даже ненавидишь, а ведь я тебе только счастья желаю. Ты сильная, Лу, и сможешь вытянуть парня, пока еще не поздно. Его отец тоже пропащий человек, такой же, как я.

Он отпустил меня и рассмеялся, явив миру десны с черными пеньками. А я смотрела на него, на пожелтевшее лицо, на мешки под заплывшими глазами, на распухший нос и думала:

«Неужели когда-то этого человека считали красавцем? У него ведь и волос почти не осталось. Он тощий и грязный».

– Не обижайся, дочка. Вот станешь матерью, тогда меня поймешь.

Меня передернуло. Нет, не от мысли о материнстве. В конце концов, к этому приходит каждая женщина, но только не от того мужчины, которого он пророчил мне в мужья. Я даже хотела рассказать ему о хитроумном плане друга, потом махнула рукой – все равно не поверит, решит, что дочь пытается очернить самого дорогого ему человека. Ага, мною он точно не дорожил, если только как источником тех грошей, которыми изредка с ним делилась.

– Вот увидишь, он хороший малый.

Отец шмыгнул и утер рукавом нос, потом хлопнул меня по плечу и, шаркая, удалился. Я раздраженно шваркнула таз на старый табурет и бросилась в комнатушку. Не трудно догадаться, зачем он приходил! Все уже решено, значит, в скором времени эти пропойцы потащат меня под венец.

– Ну, уж нет! – шипела я, завязывая потуже мешок с пожитками.

Впоследствии эти вещи очень даже пригодились. Разбросанные вдоль берега реки, они ясно дали понять, что их хозяйка оступилась на скользких мостках и свалилась в реку. К тому же в том месте сильное течение. Да и труп вряд ли станут долго искать. Только не осенью.

Я бежала, бежала без оглядки. Нет, за мной никто не гнался, скорее всего, отец, узнав о моей гибели, вновь запил, но мне было плевать на него, на его дружков и их дальновидные планы. Что же коллеги? Их я заранее предупредила о переезде, так что с этим точно не будет никаких проблем. И если они узнают о несчастном случае у реки, вряд ли отважатся на поиски тела, которое течением могло унести куда угодно.

Мне понадобилось время, чтобы успокоиться, остановиться и все хорошенько обдумать. Для странствия нужны деньги, хотя бы что-то, лишь бы была возможность купить хлеба и одежду потеплее. Зимой в морозы в тех лохмотьях, что были на мне надеты, долго не протянешь, а у меня были большие планы.

«Вот бы только перетерпеть», – думала я, переходя из селения в селение, из городка в городок.

Не скажу, что моя жизнь сразу стала лучше. Ха-ха! К магу нищенской наружности у людей доверия не было, поскольку все полагали – раз я так выгляжу, значит, и специалист из меня никакой. И все же кое-как удалось наскрести на нормальную теплую куртку, пусть она была ношеной, но хозяйка относилась к вещи бережно, поэтому вид был вполне даже презентабельный. К куртке прилагались такие же утепленные штаны и ботинки. Правда, обувь пришлось чинить, но для мага это не проблема. Я не стала жадничать, купила пару теплых рубашек и кое-что по мелочи. За это пришлось неделю грызть одни сухари, зато было тепло, я уже не боялась простыть и заболеть. Лечиться мне точно не на что было, как и снимать комнату, где можно отлежаться. Чаще всего приходилось ночевать в лесу. Магия помогала оберегать свою жизнь от зверей и лихих людей. И в этом помогала не только магия, но и моя внешность. Пусть я приоделась, но краше от этого не стала, тем более, чтобы сберечь куртку, носила поверх нее старую потрепанную шаль, она же служила и головным убором. Мой вид вызывал жалость даже у самых распоследних бандитов. Меня это нисколько не смущало, наоборот, в моей отталкивающей своей худобой и изможденностью внешности был существенный плюс – мужчины не обращали на меня внимания. Кого заинтересует тощая, бледная моль без груди, с волосами, напоминающими паклю? Никого. Ура! Ведь поначалу я очень боялась, что одинокую девушку могут не только ограбить, над ней могут надругаться. Отбиваться было нечем. Меча у меня никогда не было, не успела купить да и нужды не возникало, а серебряные кинжалы… их пропил Алэр Дамарро, и при этом он не испытывал угрызений совести, а ведь это был подарок от бабушки. Единственное, что у меня осталось от нее – кулон, что висел на тонкой золотой цепочке, тщательно замаскированной под обычный заношенный шнурок. Я бы могла ее продать и на вырученные деньги неплохо жить, просто боялась лишиться памяти хотя бы о бабушке, которая вложила в нас с Фабрисом все силы, свою любовь.

Миновала зима, и с наступлением весны я добралась до соседнего государства. К тому моменту у меня уже имелись некоторые сбережения, только оседать не торопилась. Мне хотелось уйти еще дальше, туда, где никто и никогда не слышал фамилию Дамарро. И я шла, ноги сами несли по размытой дождями дороге, вдоль глубоких луж, по жидкой грязи, мимо унылых пейзажей ранней весны. То тут, то там мне удавалось оказать людям помощь. Вообще, я старалась не отказывать, даже если за работу предлагали не деньги, а продукты. Еда мне тоже была нужна, так что я обзавелась сумкой, потратила несколько часов на заговор, зато теперь в ней можно было хранить кучу разного барахла и при этом не чувствовать ни тяжести, ни каких либо еще затруднений. Это был этакий бездонный колодец, куда я и складывала заработанные деньги, продукты, купленную на смену одежду.

К середине лета я миновала еще одну границу и начала присматриваться к городкам, к населяющим их людям. Мне нравилось здесь: богатая природа, жизнь неторопливая и, судя по всему, довольно сытная, обеспеченная, поскольку даже крестьяне не выглядели измученными работой. В полях колосилась рожь или что-то на нее похожее, в садах деревья ломились от урожая фруктов, на пастбищах паслись упитанные рогатые коровы, овцы и лошади. В наших местах не каждый крестьянин мог позволить себе лошадь, а здесь была своя собственная рабочая коняга в каждом дворе.

Только я не хотела жить в сельской местности, искала город, чтобы там попробовать обустроить новую жизнь. Честно признаюсь, не удалось мне реализовать этот план. Почему? Однажды на пустынной лесной дороге, что тянулась сквозь темный еловый бор, мне встретилась странная процессия, то есть они проходили мимо, когда я устроилась на обочине, чтобы отдохнуть и перекусить.

– Не возражаете, если мы нарушим ваше уединение? – раздался тогда над моей головой приятный бархатистый голос.

Я подняла голову и обомлела, потому что передо мной стояли эльфы, точнее дроу. Десяток мужчин и женщин, а так же еще совсем юные парни и девушки. Должно быть, они состояли в родстве. Отказать им не посмела, хотя в тот момент даже не подозревала, что на несколько месяцев обзавелась не просто попутчиками, а семьей. Мы все учили в школе историю и примерно знали, почему и из-за кого темные эльфы скитаются по свету, не имея своего пристанища, не имея дома. Конечно, так жили не все, были среди дроу и те, кто умудрялся уживаться с людьми или другими расами.

– Мы идем на запад, – сказал самый старший эльф, которого звали Амадеор, – чтобы укрыться в Седых горах. Там нас точно никто не тронет.

Я нисколько не удивилась их желанию, поскольку дроу практиковали магию хаоса и еще несколько видов непривычной для людей энергии, поэтому их боялись и даже сторонились. Зато мне предложили продолжить путь вместе. Я не стала отказываться и не пожалела. С дроу было интересно, они обладали стойким и гибким характером, невзгоды и трудности могли их согнуть, даже поставить на колени, но не могли сломить их дух. За несколько сотен лет они привыкли к своему вынужденному существованию, научились выживать среди недружелюбных существ. Вот и мне удалось поучиться, дроу не жалели своего опыта, а я с жадностью, как пересушенная засухой земля, впитывала их знания, слушала старинные сказания, когда мы устраивались на ночлег, и старшие эльфы начинали вспоминать о былой жизни. Мне до одури нравились их песни, они будто шли от души, от самой сути дроу, я выучила их наречие, а женщины и девушки научили меня своим танцам. Они же помогли мне привести свою внешность в порядок, поскольку знали толк в растениях, в том, как и что нужно применять, чтобы волосы росли длинными и шелковистыми, чтобы избавиться от болезненной бледности, от ломких ногтей и всего прочего, из-за чего на меня было страшно и даже больно смотреть.

Вместе с дроу я расцвела, хотя жизнь наша не была беззаботной. Длительные переходы и отсутствие нормального дохода давали о себе знать, но тут я выручала дроу. Поскольку все эльфы, независимо от принадлежности к светлым или темным, отлично чувствуют природу, мне в голову пришла отличная идея. Когда люди воочию убедились, что после эльфийской магии в огороде растет все быстрее и пышнее, к нам потянулись. Весть по округе разнеслась быстрее, чем мы передвигались, и в каждой деревушке нас уже ждали. Эльфы рады были помочь не только с посадками, но и с любыми жизненными сложностями.

Именно тогда нам удалось накопить на пару лошадей, причем эльфы в этом тоже знали толк и выбрали самых здоровых и выносливых, хотя заплатили за них гроши. Потом удалось купить повозку, и передвигаться стало куда проще. Однако я еще не знала, что уже совсем скоро наши пути разойдутся, и сама тому стану причиной. Все дело было в том, что старший сын Амадеора начал проявлять ко мне повышенное внимание. Да что скрывать, он тоже нравился мне. Кому бы мог не понравиться стройный черноволосый парень. Чего только стоили его синие-синие глаза, прямой нос и губы. Я часами могла смотреть на его лицо и представлять, как он целуется, хотя подобного между нами не было. Линдран был застенчив и только к концу осени осмелился признаться мне в своих чувствах. Мне же казалось, что этого никогда не произойдет. Мы встречались тайком, пока другие дроу были заняты делами. Я частенько брала лошадей и под предлогом, что веду их на водопой, сбегала из лагеря. Линдран тоже находил какое-нибудь занятие и вскоре присоединялся ко мне.

Время летело стрелой, пока мы наслаждались обществом друг друга. Нет, кроме поцелуев, от которых сносило голову, мы себе ничего не позволяли, зато могли говорить часами или попросту молчать, держась за руки. Во время дневных перегонов мы старались не пересекаться и даже не смотрели друг на друга, чтобы не вызвать подозрений. Наверное, нужно было сознаться, но я боялась, боялась, как бы дроу не прогнали меня из своей семьи, поскольку успела проникнуться к ним и душой и сердцем. Эльфы оказались потрясающими родителями. Глядя на них, я часто думала о своей судьбе, о том человеке, который дал мне жизнь, и, если честно, завидовала молодым эльфам. Пусть у них не было дома, зато между сородичами царила любовь, ласка, взаимопонимание. Никто не стремился выделиться на фоне остальных. Все вместе – единые, как сжатый кулак. Это и называется род. По крайней мере, мною это воспринималось именно так. И я была частью этого рода, пусть не по крови, просто по схожести судеб.

Однако я плохо знала дроу. Вдобавок ко всему эльфы оказались внимательными и наблюдательными. Нас с Линдраном быстро раскусили. Никто не стал устраивать скандал или при всех осуждать нашу связь, просто отец Линдрана отвел нас в сторонку и спросил:

– На самом ли деле, дети, вы любите друг друга?

У нас в чувствах не было сомнений, поэтому наш ответ был положительным, только он почему-то расстроил старшего дроу. Несколько дней Амадеор молчал, наблюдал за нами, но не вмешивался, разрешив нам не скрываться. Правда, наш невинный роман никого не удивил, будто все эльфы об этом знали. Да, наверное, мы плохо скрывали свою привязанность друг к другу. Прошла неделя, и отец Линдрана вновь вызвал нас на разговор.

– Смотрю на вас, и мне больно, – сказал он и печально усмехнулся. – Больно, потому что наша горькая судьба не даст вам насладиться счастьем. Посмотрите на наших женщин, они давно забыли, что такое свой дом, какой бывает жизнь, когда не нужно бояться за детей, ведь они спят в своих кроватках, они забыли, как носить платья, они перестали радоваться мелочам, часто грустят. Возможно, пока вы любите друг друга, и это чувство для вас ново, пока между вами горит огонь страсти, вы не будете замечать тягот нашего существования. Рано или поздно у вас родятся дети, и вот тогда на ваши плечи лягут первые трудности, потому что воспитывать детей в условиях нищеты очень трудно. Мы это прошли и смогли сохранить свой род, а вы… Сможете ли вы удержать свою любовь за крылья, когда поймете, что совместная жизнь перестала дарить радость? Только не думайте, будто я пытаюсь разрушить ваши судьбы, просто пока есть возможность выбора…

Дроу не сказал больше ни слова, он ушел к костру, а мы остались наедине.

– Не слушай моего отца, Луиза, – обняв меня крепко, попросил Линдран, и я услышала, как в его груди бешено колотится сердце.

Мой возлюбленный боялся лишиться наших отношений, и мне тоже был знаком этот страх, только оброненное эльфом зерно сомнений, что попало в благодатную почву моей ненормальной души, дало свои ростки.

– Мы будем счастливы. Вот увидишь, когда мы доберемся до конечного места нашего путешествия, у нас будет дом и еда, и даже своя кровать. Луиза, у нас все будет, – продолжал настаивать Линдран, хотя я ничего ему не говорила, просто знала – пришла пора отправиться в самостоятельное плавание.

Однако тянула, трудно и больно было оторваться от юного эльфа, от его губ, рук, забыть эти глаза, в которых отражается небо. И чем больше проходило времени, тем яснее становилось – нужно рубить с плеча, чтобы отсечь свою душу раз и навсегда, а ту часть, где живет любовь к Линдрану, оставить рядом с дроу.

Однажды я решилась. Последние несколько дней мы никуда не двигались, погода не располагала к путешествиям, и дроу разбили лагерь недалеко от живописного места, где река, названия которой мы не знали, красивым шумным водопадом спадала с невысокой горы. Эльфы разбрелись по шатрам, скрывшись от пронизывающего ветра, а я выманила Линдрана к водопаду. Конечно, мне не хватило смелости признаться и прямо сказать, что ухожу, что это наше самое последнее свидание… Не смогла, и мы вновь до одури целовались, пока усилившийся ураган не заставил нас забраться в пещерку, скрытую водопадом. Тесно прижавшись друг к другу, мы просидели несколько минут.

– Холодно, и одежда промокла, – обронила я вдруг, встала с камня и начала раздеваться, предварительно подогрев воздух в пещере.

Я стеснялась, поскольку даже в полумраке, что окутывал наши тела, эльф прекрасно видел мое раздеваемое тело, но не спешила и медленно стягивала куртку, затем штаны, оставив на себе лишь тонкую рубашку, которая не скрывала изгибов моей фигуры.

– Ты тоже промок, – обронила и, приблизившись к Линдрану, положила руки ему на плечи. – Нужно высушить одежду, иначе можешь заболеть.

Боже! Ну, откуда мне в восемнадцать лет было знать, как нужно правильно соблазнять мужчин? Просто этого до ужаса хотелось. Я не могла уйти не испытав всей глубины любви, того самого главного, что происходит между мужчиной и женщиной. Хотя стараться даже не пришлось особо, Линдран охотно втянулся в мою игру, и вскоре наши обнаженные тела крепко прижались друг к другу. Временами наши движения в виду отсутствия опыта были скованными или же слишком резкими и порывистыми, но все компенсировалось непреодолимым желанием узнать друг друга на ощупь, на вкус, пусть неумело, пусть со стороны выглядело смешно, пусть. Это было интересно и волнующе одновременно, отчего тесное пространство пещерки наполнилось нашими стонами, вздохами и даже криками. Нас никто этому не учил, мы сами догадывались, сами открывали для себя все прелести близости, отдаваясь страсти, новым, граничащим с болью ощущениям. И не мешал жесткий каменный пол, не раздражал шум падающей воды, наоборот, он скрыл, заглушил все звуки.