Я легла на край ее кровати.
– Сказок не знаю, но могу спеть.
Мне вспомнился уличный музыкант, который играл на гитаре знакомую мелодию там, в городе, где по выходным проводили ярмарки, продавали сладости, показывали кукольные спектакли, где по небу летали огромные дирижабли, а на станциях гудели громадины-паровозы.
Я закрыла глаза и тихо запела, стараясь не разбудить соседок:
– Вспомню нашу любовь, сеньорита, когда за окном льет дождь.
– Фьюююю, – послышался звук ветра за тяжелыми приютскими ставнями.
Я невольно вздрогнула и продолжила:
– Мы будем вместе, как в тот день, когда в саду цвела душистая сирень.
Рядом послышалось мирное сопение Жизель. Как можно заснуть под такую песню! Ее ведь исполняла сама несравненная Эллин Форнейт – любимая певица приютских девушек и звезда нашего ирландского города.
Я вспомнила афиши кабаре «Мон-Дон» с распрекрасной Эллин, изящной и тонкой, как фарфоровая статуэтка. На ней было великолепное платье с расшитой розами юбкой, на голове красовалась изящная шляпка, а улыбке мисс Форнейт могла позавидовать сама королева!
Для нас она стала воплощением грации и предметом обожания. В глубине души все приютские девчонки мечтали стать похожей на несравненную Эллин.
С этими мыслями я и заснула, а проснулась, когда за окном сияло солнце. Жизель все еще спала, а остальные собирались на завтрак.
Я снова приложила ладонь ко лбу подруги. Горячий. Плохо дело. Пришлось быстро надеть потертые туфли, платье и бежать за помощью.
В коридоре мне встретилась мадам Розенберг, наставница для младшей группы. Повезло!
Я схватила ее за подол и быстро сказала:
– Мисс, у Жизель температура, ей надо в лазарет, срочно!
На суровом лице наставницы появилось взволнованное выражение, и она молча пошла за мной в спальню.
Там, осмотрев подругу, которая лишь слабо улыбнулась нам, наставница принялась ворчать:
– Плохо-плохо. Юные девицы – сплошное легкомыслие, ветер в голове, а потом жар, простуда. В лазарет, – властным голосом подвела итог мисс Розенберг.
И мы повели несчастную Жизель в обитель покоя и горьких микстур.
– Не хочу болеть, хочу в город, на ярмарку, – плаксиво жаловалась она.
Я сочувственно кивнула:
– Да ладно тебе, Жизель, нам всего семнадцать – вся жизнь впереди. Вот вылечишься, и пойдем не только на ярмарку, но и на концерт самой Эллин Форнейт, а потом на вокзал смотреть паровозы.
– Паровозы! – радостно повторила Жизель. Почему-то именно этих паровых гигантов она обожала больше всего, даже больше дирижаблей и электромобилей.
В лазарете наставница вручила ей градусник, а мне велела уходить, дабы не нарушать священный покой этого богоугодного места.
Я пожелала подруге скорейшего выздоровления и помчалась в столовую. Все-таки сегодня особенный день. Предстоит поездка в город, о которой я мечтала весь последний месяц.
Город! Ярмарка, сладкие леденцы и пряники – от этих приятных мыслей закружилась голова, а в желудке предательски заурчало. Бедная Жизель – разболеться в такое прекрасное утро, вот же не повезло!
В столовой было пусто и холодно, я даже чихнула, озябнув в один миг, и пожалела о том, что не захватила из комнаты шаль. Похоже, все уже отправились на воскресную службу в приютскую церковь, но мне абсолютно не хотелось слушать скучные проповеди святого отца. К черту!
Сегодня мне не до службы. Надеюсь, наставница поймет и не станет наказывать бедную Марго слишком сурово. Как назло, вспомнилось морщинистое лицо мисс Росс с раздутыми, как у быка, ноздрями и маленькими заплывшими глазами-бусинами.
Наставницу боялись все приютские дети, про нее ходили жуткие слухи. Жизель даже видела, как мисс Росс своими наказаниями довела малютку из младшей группы до обморока. А еще говорили, что мисс Росс – ведьма. Ведьма… Я пошатнулась, вспомнив жуткий сон.
– Мяууууууу.
Об ногу терся приютский кот Бандит. Он облизывался, глядя на мою тарелку с противной склизкой кашей.
– Эй, ты чего? – Я погладила его по мохнатой голове. – Мисс Росс наверняка уже тебя покормила. Ты ведь ее любимец, Бандит!
Кот продолжал гипнотизировать взглядом мою тарелку, и я, вздохнув, отломила ему кусок черствого хлеба. Может, настоятельница не будет сильно гневаться, если узнает, что я кормила Бандита.
– Твоя хозяйка отпустила меня в город.
Я вытащила из кармана помятую бумажку, нацарапанную кривым почерком мисс Росс:
«Разрешаю Маргарите Брентон и Жизель Уилс посетить город первого числа этого месяца в сопровождении наставницы Крисли».
Я закатила глаза. Что за ужасные правила! Почему бы не отпустить меня без старухи Крисли, которая ходит медленней черепахи и постоянно нюхает свой отвратительный табак!
Скорее бы мы с Жизель стали взрослыми дамами и нашли работу, ну, или вышли замуж.
На миг я представила воображаемого мужа. В моих мыслях он почему-то носил серую шляпу и с важным видом ходил на работу в контору «Перкинс и Роджерс: лучшие электробусы».
Наверное, он будет немолодым и не очень красивым, возможно, даже с кривым носом и большим животом, на котором с трудом будет сходиться жилет. Мисс Росс говорит, что приютским девчонкам рассчитывать особо не на что.
Я вздохнула и, закончив свой скудный завтрак, поплелась к выходу из приюта, захватив из комнаты верхнюю одежду.
Рядом с входной дверью за большим деревянным столом с надписью «Пропускной пункт» сидела старуха Крисли и, нахмурившись, читала газету.
Увидев меня в старом пальто, она изумленно подняла одну бровь:
– Так-так-так, милочка, и куда это ты собралась?
Я изобразила улыбку и протянула ей записку от наставницы. Крисли отложила газету, но мне удалось прочитать заголовок: «Наследник семьи Райвен и несравненная дива Эллин Форнейт: что их связывает?»
На фото улыбалась Эллин с маленькой сумочкой в руках, а рядом с ней был хмурый молодой господин в модном твидовом пальто. Он смотрел на мисс Форнейт с такой же тоской, с какой Жизель провожала взглядом величественные громадины паровозов на вокзале.
Мне даже стало его жаль. Говорят, несравненная Эллин – та еще сердцеедка.
Прочитав послание, наставница Крисли сделалась мрачной.
– Ох, придется ехать с тобой в город, – она смерила меня недовольным взглядом, словно перед ней был мерзкий таракан, и покачала головой, – подожди, милочка, бедной Крисли надо надеть теплые вещи.