Так бывает

– Да? – миссис Драйвер отозвалась через вызывающе долгую минуту.

– Зайдите ко мне.

Спустя еще одну откровенно хамскую минуту секретарша появилась в дверях кабинета вице-президента крупнейшей инвестиционной компании Балтимора. Высокая, подтянутая, американский эталон с безупречными зубами и высокой грудью. В ее обществе он всегда чувствовал себя неловко.

Джереми начал диктовать рекомендации службе маркетинга, умудряясь думать и о русской девушке, которая должна прилететь сегодня. Чем дальше, тем отчетливее он понимал, что совершил грандиозную ошибку. Как было хорошо, когда их отношения были дистанционными, сетевыми. Она изливала ему душу, он – ей, находя в том немалое отдохновение. Но потом стереотипы и несвойственное ему безрассудство заставили послать ей приглашение и билеты. И вот она прилетает. Роскошная блондинка с великолепными формами. Как он будет смотреться рядом с ней, жалкий близорукий уродец? Он солгал, отправив ей фотографию двоюродного брата, красавца, завсегдатая фитнес-клубов.

Джереми говорил себе: «Она такая чуткая, она все поймет и простит». И тут же спрашивал себя: «А если нет?» Вот если бы она была некрасивой, низкорослой, бесцветной. Пусть бы у нее была только душа… Пусть бы ее вовсе не было, этой девушки из России…

Вечером Джереми Райли напился. Разумеется, с горя. Но он снова был свободен.

Скамейка на выбор

Ее обманули легко и просто. Получается, мать была права, и от этого становилось еще обиднее.

– Я не понимаю. Убей – не понимаю! – горячилась она. – хороший человек, а ты нос воротишь. Посчитай свои годы, милая, ведь не первой молодости невеста. И в зеркало поглядись – не красавица! Конечно, Антоша тоже не принц, зато характер у него золотой. Весь в Анну Павловну!

Галя мамину подругу Анну Павловну не любила. Так случается: человека на дух не переносишь, а за что – сам не поймешь. Инстинктивно, что ли? Иногда Гале казалось, что от Анны Павловны исходит какая-то угроза, но в следующее мгновение наваждение проходило. Нет, конечно же, Анна Павловна никого не хочет подавить, подмять, просто она… чересчур властная. Должно быть, оттого, что слишком долго проработала учительницей в старших классах. Без строгости – для их же пользы! – с выпускниками нельзя, им в институты поступать, в армию идти, короче, жизнь устраивать.

– Ну чем, чем он тебе не угодил? – допытывалась мать.

– Не нравится он мне, – устало проговорила Галя, не надеясь, что мать удовлетворится таким ответом.

Вероятно, безразличие, которым она дарила Антона, являлась следствием неприязни, которую она испытывала к его родительнице. В принципе, и Галя давала себе в этом отчет, он был не хуже других. Во многом даже лучше. Внимательный, обязательный, сдержанный. Из таких мужчин – трезвых, незаметных, не суетливых, выходят отличные мужья. Веревки вить можно и лепить все, что твоей душеньке угодно. При наличии у тебя самой железной воли, естественно. Но в том-то и дело, что напором и целеустремленностью Галя похвастаться не могла. И не было у нее сомнений, что, поддайся она уговорам, выйди замуж за Антона, в их семье всем будет заправлять Анна Павловна. А появятся дети, она и внуков по своим меркам жить заставит.

– О детях подумай! – не отставала мать.

– Я думаю.

– Ой…

Мать схватилась за сердце, и Галя, вздохнув, отправилась за лекарством. В последнее время «приступы» на нее уже не действовали, и это злило мать, которая прежде вовсю пользовалась ими, когда хотела сломить упрямство дочери.

Вернувшись на кухню, Галя протянула матери абсолютно безвредную и совершенно бесполезную розовую капсулу и стакан воды. Мать выпила лекарство, пару минут посидела, прикрыв глаза, потом сказала:

– Так и останешься одна.

– Не останусь.

– Останешься… Все у тебя наперекосяк. На службе, и там постоять за себя не можешь. Все тобой помыкают, каждый обмануть норовит. А спутника жизни найти – это потруднее, чем приличной зарплаты добиться.

На следующий день Галя отправилась к начальству. Шла и подстегивала себя, продолжая вчерашний разговор с матерью: «Значит, не смогу? Думаешь, не справлюсь? Считаешь, духа не хватит? Нет! Смогу! Справлюсь! Хватит!»

В приемной пришлось подождать. Совсем немного по «нормам» их фирмы – минут двадцать. Потом секретарша, последнее «приобретение» руководства, попросила ее войти. «Попросила» – громко сказано. Процедила! Снизошла.

– Ну?

Руководство даже не соизволило оторваться от лежащих на столе бумаг.

– Я работаю здесь больше трех лет… – начала Галя.

– Ну!

– Все, кто начинал вместе со мной, получили прибавку к зарплате.

– Ну!

– Я тоже хочу.

– Ну и хотите на здоровье, – начальник наконец-то посмотрел на нее. – Зарплата увеличена не будет. Нет у нас такой возможности. И не бледнейте! Не надо этого. Вот что, вам в отпуск надо. И не возражайте! И не благодарите. Отправляйтесь к моему заместители, он подберет путевку по бартеру от компаньонов. Все! Свободны.

Галя сама не заметила, как вновь оказалась в приемной. Секретарь, царапавшая пальчиком с длиннющим ногтем клавиатуру компьютера, не удостоила ее взглядом.

И хорошо, что не удостоила! А то бы непременно отметила, что глаза у Гали на мокром месте. Ну зачем ей отпуск? Сейчас, ранней весной? Она хотела в августе к институтской подруге в Новгород съездить, а вместо этого…

– Есть путевка в Крым. Семьдесят процентов оплачено, тридцать – с вас. Забирайте. – Заместитель начальника бросил перед ней несколько листков и улыбнулся: – Завидую вам.

Издевался, конечно. Ведь прекрасно знал, куда отправляет бессловесную замарашку, в «беззвездный» пансионат у железной дороги в двадцати минутах ходьбы от моря.

Разумеется, матери она правды не открыла, наоборот, сказала небрежно, с напускной бодростью, что на службе ее поощрили путевкой. Вот, дескать, как ценят. Мать скептически поджала губы. Галя сделала вид, что не заметила гримасы, но на самом деле была уязвлена до глубины души, и без того истерзанной самобичеванием. Хотела – и не смогла!

Поезд был полупустым, что порадовало. Но порадовало только это. Проводница ее обхамила. Единственный сосед по купе не давал спать захлебывающимся пьяным храпом. Таксист по приезду заломил немыслимую цену. В пансионате поселили в крошечный, не знавший ремонта номер с окнами во двор. Все не так! Все, как повелось…

Несколько дней Галя ходила, как пришибленная, кляня себя за безволие и вспоминая бесстрастное лицо хама-начальника и ядовитую улыбку его заместителя. Однако через неделю стала оживать. Несмотря на то, что море было холодным и неприветливым, вид его успокаивал. Долгие прогулки стали в радость. Одиночество в комнатушке и за обеденным столом в только-только открывшем сезон пансионате гарантировало отсутствие дурацких вопросов. Настроение улучшалось, и она уже без особой скорби решалась заглянуть в завтрашний день. Надо верить в лучшее! И тогда это «лучшее» придет. Все изменится, не может не измениться!

И все изменилось. В одночасье. К худшему. Ее обманули так легко и безжалостно, что впору разреветься. Она и разревелась…

Сегодня, гуляя в парке, она выбрала незнакомые аллеи. Долго кружила по ним, пока не оказалась на «пятачке» – небольшой круглой площадке с клумбой посередине и двумя изящными, чугунного литья скамейками друг против друга.

Она села, пристроив на колени сумку. Полюбовалась первыми, еще совсем несмелыми нарциссами, выбирающимися из земли. Потом повернула голову, подставляя щеку такому же несмелому, неяркому, чуть греющему солнцу. Повернула – и поймала взгляд мужчины, сидевшего на другой скамейке. Мужчина смотрел на нее пристально, даже изучающе, будто она представляла из себя некую загадку, которую он тщился разгадать. Галя потупилась, а когда не выдержала и взглянула вновь, мужчина уже уходил по аллее…

И тут она увидела двух молодых ребят в испачканных куртках и газетных «корабликах» на головах. Они продвигались в ее сторону, приводя в порядок лавочки, выстроившиеся вдоль дороги. Делали они это своеобразно: не красили сверху донизу, а лишь касались кистями в особенно неприглядных местах и преспокойно шествовали дальше.

Галя опустила глаза и увидела несколько капель краски на бетонных плитках, которыми был выложен «пятачок». Несколько мгновений она смотрела на них, потом, охнув, вскочила. Когда поднималась, почувствовала, как отлипает от скамейки ткань.

– О, Господи!

Галя изогнулась буквой «зю» и ужаснулась тому, что увидела: на ее светлой юбке красовалось безобразное черное пятно, даже два пятна.

– Глядеть надо, куда садитесь!

Она и не заметила, как парни оказались возле нее.

– Что же вы не написали, что окрашено? – со слезами в голосе воскликнула Галя. – Картонку бы какую-нибудь повесили.

– На все скамейки картонок не напасешься. Да мы и не красим, а так, подмазываем.

– Тем более!