Первобытные

Волк близ становища на месяц яро лает…
Перевернуться б… Волк, переверни!..
И вправду – подошел и носом тянет,
И лапой, лбом – туда, где звезд огни,
Меня катит, толкает, жмет, таранит!
Спасибо, зверь!.. И хрустнула спина,
И вжался в наледь я горбом ледащим…

Как Угольная Чаша звезд полна
Над нашим миром, зимним и пропащим…

Лежал я. Лезвие горба вошло во снег.
Горб резко землю разрезал, как рыбу.
И мне входил под завороты век
Кит золотой – сверкающею глыбой,
И рассыпался – тысячью мальков!
И проливались звездные молоки
Над сгустками икры иных веков,
Где плакал жизнью океан глубокий…
Гигантские павлины – о, хвосты
В полнеба развернули!.. Изумруды
Горят в их перьях – дивной красоты,
Горят, не зная хлада и остуды!..
И дрожь по веерам хвостов прошла,
Лиловая повисла паутина —
И серебристо заструилась мгла,
Как в инее седые волчьи спины,
И волки разбежались, и меж звезд,
Меж красных копий, меж кровавых лезвий
Она, Она стояла в полный рост —
Она, Лисица, в черном поднебесьи!
В зените косы рыжие вились,
Взлетали, гасли огненные пряди,
Пылали щеки и горела жизнь —
Костром пещерным в негасимом взгляде!
Искрили плечи. Брызгали огнем
Сосцы! Так в запредельной Чаше Неба
Стояло Солнце Женщины! И в нем
Лучи смеялись и сшибались слепо!

И я на красоту ее взирал,
Не чуя под собой земли зальделой,
Я оживал и снова умирал,
Следя полет сверкающего тела!
А ноги коченели… Я хриплю,
Я лед грызу волчиными зубами…
Во Тьму схожу…
Но и во Тьме – люблю
Твое, Анеле, золотое пламя…

От жертвенного камня я уполз
Недалеко: найдут – через биенье
Отчаянного сердца… через слез
В мороз – неугасимое струенье…
По певческому выдоху найдут!..
По волчьему – скулеж щенячий!.. – вдоху…
Оббитым остро топором – убьют…

А я гляжу на звездные сполохи,
А я гляжу на пламень синих стрел,
На наконечники багряных копий,
На рыжих кос костер, что полетел
Через лога, туманы, бури, топи,
Танцуя, пригибаясь на ветру!..
И, лежа в смертной снеговой постели,
Горбун, червяк, – я больше не умру,
Коль вы поцеловать меня хотели,
Небесные лучи…

…

– Молчи, слизняк.
– Поймали. Заяц!.. уши вскинь во страхе…
– Распнем его на Алтаре Бродяг —
На Каменной Трехлапой Черепахе.

***

…А бороться невозможно. Все равно, что бороться с Ураганом, налетающим с отрогов Белых Гор. Люди – это ураганы, это смерчи, люди исполняют чужую волю. Горбун, подчинись! Руки и ноги твои тащат, тянут в разные стороны. Рвут волосы с твоей головы.

Ты видишь Черепаху. Вот она, близко. Вот она совсем рядом. Тебя кладут на нее. Ты спиною, горбом ощущаешь скользкий черный камень.

– Отпустите его! Отпустите!

Оскал раскатистого смеха, ощеренные желтые клыки, вместо пальцев – когти, вместо языков – хвосты змей. Люди ли вы?!

– Оставьте! Помилуйте! Пустите его! – кричу я.

А мне в ухо – хрипы, харканье, хохот, холод лютый:

– Ты что, жена его?.. Поцеловать его забыла!.. Он тебя с собою во Тьму взял бы, да мы не дадим!.. Другие лекари в Племени есть!.. Другие лекари найдутся!.. Ты что, на Черепаху захотела?!

Локти мои тонут в сугробе. Колени изранены настом.

Я успеваю прижаться щекой и губами к его щиколотке, к его ступне, и волосы мои скользят по его ногам красным огнем, грязный снег возжигая.

Первое распятие

Рубила вонзаются в скулы.
Зазубрины метят мне лоб.