Я пойду в мехах, в шубе русской.
Краской черного подмазанного глаза
Возмущу банные прилизанные лица!
А я гордая, спокойная ныне.
Довелось мне в вере укрепиться —
В людском море, в человечьей пустыне.
Подойду к своей белой церкви
С купоросно синими куполами.
Ты, кто лаял на нее, цепной цербер!
Неужели ты так быстро – с нами?!
– Ни за что тебе не поверю.
Ты, цербер, цензор,
ты плевал мне в спину.
Но распахиваю золотые двери.
За тебя поклонюсь Отцу и Сыну.
Поклонюсь вам направо и налево —
И учительнице музыки первой,
Что от рака печени умирала,
А Бетховена мне до конца играла.
Поклонюсь вам земным поклоном,
Ибо земное зачатие – тоже чудо:
Матери, меня исторгшей из лона,
И отцу, не продавшемуся иудам.
И святому Василию в синем,
И святому Владимиру в красном,
Ибо были, как небо в звездах – красивы,
Ибо любила их – не напрасно.
В мире дольнем можно все опошлить.
Поклонюсь вам налево и направо —
Торговец, весь в мозолях от госпошлин,
Честный аптекарь, продающий отраву.
Поклонюсь в детской колонии детям,
Знающим палочные удары.
Поклонюсь тем, кто еще жив на свете —
Старикам и старухам очень старым.
Поклонюсь тем, кто хлеб выпекает,
Во тьме пекарни ругаясь матом.
Кто корабли к Юпитеру запускает.
Кто раздает противогазы солдатам.
И, хоть в алтарь нельзя бабам от веку —
Допрежь Суда,
допрежь Воскресенья
Дозволь войти мне туда,
Человеку!
И облече бо мя в ризу спасенья!
Яко жениху, возложи ми венец,
И яко невесту, украси мя красотою…
Это мое начало. Это еще не конец.
Препояшусь синею лентою святою —
Синим лентием неба, где свищет мороз
Хулигански,
в два пальца,
под облаками..
…Поклонюсь Богородице, дурея от слез,
Мертвую медь оклада
щупая живыми руками —
Той девчонке, худой,
будто ковыль,
Взявшей двоих из детдома на воспитанье…
И надену подризник и епитрахиль,
Ратоборствуя против тленья – пыланьем.
Богоматерь Владимирская. Икона
Очи ее – сливовые.
Руки ее – ивовые.
Плащ ее – смородиновый.
Родина.
И так ее глаза печально глядят,
Словно устали глядеть назад,
Словно устали глядеть вперед,
Где никто-никто никогда не умрет…
А мы все уходим. И мы все – уйдем.
…Лишь одна в Успенском соборе своем
Глядит печально, зная про то,
Что никогда не умрет никто.
«Милые, спите. Вас не тревожу…»
Иду к жертвеннику ближе и беру кадило.
Милые, спите. Вас не тревожу.
Кто-то отходит – кто-то родился.
Просто – душа меняет кожу.
Каждый из нас на страданье сгодился.
Из кожи и меди, из матерьяла,
Коий наждак и алмаз не брали,
Мы возродимся! Начнем сначала —
Как будто мы и не умирали.