Апостолы Революции. Книга вторая. Химеры

– Формально Бюро подчиняется Комитету спасения. Не будет Сен-Жюста, кто-то другой из членов Комитета возьмет на себя управление полицией.

– Я только что обрисовал тебе ситуацию в Комитете спасения. Кто бы ни управлял Бюро, ссориться с Комитетом безопасности он не станет.

– Если только им не будет Робеспьер, – уточнил Амар.

– Робеспьеру не потянуть такую махину, – отмахнулся Вадье. – Если Сен-Жюст покинет Париж, влияние в Комитете спасения полностью передет в руки Бийо, Колло и Барера. И можем считать, что партия нами выиграна.

– Допустим, – нехотя согласился Амар и снова потянулся к бокалу под осуждающим взглядом Великого инквизитора. – Только каким образом ты надеешься удалить Сен-Жюста из Парижа на несколько месяцев, да еще в самый разгар его увлечения новым Бюро?

– Э-э, друг мой, ты забыл о другой страсти нашего молодого коллеги, – хихикнул Вадье, явно довольный собой. – Недаром я сказал, что слава Карно не дает ему спать спокойно.

– Война? Ты хочешь отправить его на войну? – осторожно спросил Амар.

– Именно, – Вадье положил в рот кусочек сыра, подцепив его крошечной вилочкой с серебряного блюда. – Северная армия давно нуждается в хорошей встряске. Сен-Жюст как раз тот, кто ей нужен.

– Ты отдаешь себе отчет, насколько возрастет его авторитет, когда он принесет победу?

– Победу? – Вадье не сдержал сухого смеха. – Похоже, Андре, ты плохо представляешь себе ситуацию на Северном фронте. Она приближается к катастрофической. Мы с трудом держим оборону, которую австрийцы прорвут со дня на день, после чего смогут двинуться на Париж. О наступлении и речи быть не может. Сен-Жюст увязнет там на три-четыре месяца, если не больше. Раньше осени мы его в Париже не увидим, ведь без победы, как ты правильно заметил, он не вернется. А до победы там так же далеко, как до первого снега. За это время многое случится. К тому же, как знать… – Вадье задумчиво пожевал морщинистыми губами. – Сен-Жюст горяч, а на войне опасность так близка… Шальная пуля может навсегда избавить нас от большой проблемы.

Амар удивленно взглянул на шефа. Неужели Вадье всерьез надеется, что Сен-Жюста убьют на фронте?! Он с сомнением покачал головой: это было бы слишком щедрым подарком судьбы.

– Что ж, – пожал он плечами, – если тебе, действительно, удастся отправить Сен-Жюста в армию, признаюсь, это сыграло бы нам на руку. А если, по своему обыкновению, он и Леба с собой прихватит, одним соглядатаем Робеспьера в Комитете безопасности станет меньше. Правда, я не представляю, как ты можешь повлиять на решение Комитета спасения.

– Моего вмешательства и не потребуется, – Вадье закинул ногу на ногу и сплел на колене длинные тонкие пальцы. – Кое-кто другой охотно возьмет на себя инициативу. Видишь ли, друг мой, один из коллег Сен-Жюста не меньше нас заинтересован в его отъезде.

Амар прищурился, словно пятаясь догадаться, кого имеет в виду Вадье. Великий инквизитор не стал долго томить его и подсказал:

– Барер.

– Барер? – недоверчиво протянул Амар. – Разве они с Сен-Жюстом не друзья?

– Друзья, сотрапезники, союзники, коллеги. Будь он ему хоть родным братом, больше всего Барер дорожит своей шкурой и… одной очаровательной головкой. И вот эта самая головка окажется в большой опасности, когда полицейские дела перейдут из-под нашего с тобой надзора под надзор Сен-Жюста. Красавица или нет – со шпионкой он церемониться не станет. А пассия Барера крепко увязла в английских сетях. Так что я не удивлюсь, если этой же ночью наши дорогие коллеги из Комитета спасения примут решение об отправке одного из них в Северную армию. И интуиция подсказывает мне, что им станет Сен-Жюст. Через несколько дней, Андре, ты сможешь вздохнуть с облегчением и ожидать новостей с фронта… которые получишь месяца этак через три. За это и выпьем, – он поднялся с кресла, и разлил оставшееся вино по бокалам. – За героическую победу французской армии в Бельгии и подвиги, которыми, безусловно, покроет себя народный представитель в миссии на службе отечеству! И за неизбежную интеграцию Бюро общей полиции в Комитет безопасности в самом скором времени, – добавил он, хитро улыбнувшись. – А вернувшись, Сен-Жюст уже ничего не сможет поделать: Бюро будет нашим, а его дружок Лежен вновь отправится перекладывать бумажки в каком-нибудь занюханном министерском кабинетике. Если, конечно, Сен-Жюсту повезет вернуться из той мясорубки, что ожидает его на Севере.

– Твоими бы устами, – Амар залпом осушил бокал.

Ночь с 29 на 30 жерминаля II года республики (18–19 апреля 1794 г.)

Интуиция (или надежная информация?) не обманула главу Комитета общей безопасности: этой ночью члены Комитета общественного спасения собрались на заседание, которое открыл Бертран Барер предложением отправить одного из Одиннадцати в Северную армию.

– С тех пор, как Сен-Жюст и Леба покинули Северную армию в плювиозе, положение дел на этом участке фронта не перестает ухудшаться, – говорил он. – Австрийцы с каждым днем усиливают свои позиции на нашей северной границе. Наши неудачи на Севере открывают врагу дорогу на Париж.

Приер повернулся в сторону хмурого Карно, исподлобья взиравшего на оратора. «Какого дьявола Барер лезет в военные дела?» – вопрошал взгляд военного стратега. Но Барер, увлеченный своими идеями, не смотрел на коллег и недовольства Карно не заметил.

– Северной армии необходим новый заряд энергии, волевая рука, обладающая большей властью, чем обычное военное командование. Ей нужен один из нас! – заключил Барер, с силой саданув кулаком по столу, покрытому зеленым сукном.

– Все верно, – прошептал Сен-Жюст.

Он не обращался ни к кому конкретно, отвечая, скорее, собственнным мыслям, но Барер расслышал его слова и подхватил их, словно только того и ждал.

– Я рад, что ты согласен со мной, Сен-Жюст, – он посмотрел с высоты своего роста на сидевшего рядом коллегу. – Признаться, я подумал о тебе, когда…

– Сен-Жюст необходим республике здесь, в Париже, – поспешно перебил его Робеспьер. – Если вам так не терпится отправить кого-то на Север, пусть едет Карно. Никто лучше него не знает положения дел на фронте и не мобилизует войска для победы.

– Я не могу уехать сейчас, – возразил Карно. – Я координирую сразу несколько операций, которые целиком завязаны на мне. Не забывайте, что существует еще Эльзас, а после ареста генерала Гоша республиканская армия многое потеряла, – он осуждающе взглянул на Сен-Жюста.

– Ничего она не потеряла! – вскричал тот, вскакивая с места. – Гош – предатель, всегда был им и всегда останется! Уверен, он только и ждал момента, чтобы перейти на сторону неприятеля, как Дюмурье год назад!

– Ненависть к Гошу ослепила тебя, Сен-Жюст, – Карно тоже возвысил голос. – Я согласился на его арест исключительно из соображений солидарности, не желая нарушать гармонию в правительстве. Но я не устану повторять, что этот арест – огромная ошибка, и если бы не ваши с ним личные дрязги, республика не лишилась бы своего лучшего генерала.

– У этого «лучшего генерала республики», как ты его называешь, Карно, амбиции застилали волю к свободе. Еще немного – и мы узрели бы Гоша ведущим войска на Париж, чтобы свергнуть республиканское правительство и учредить военную диктатуру!

– Это клевета, в которую уже давно никто не верит!

Карно сделал несколько шагов по направлению к противнику, но Барер, выпростав вперед руку, преградил ему путь.

– Сейчас не время для ссор, Карно, – примирительно проговорил он. – Эта история покрыта пылью. Ты хотел видеть Гоша во главе армии, Сен-Жюст – на эшафоте. Мы нашли разумный компромисс, ограничившись тюремным заключением. Все остались довольны, не так ли? – обернулся он к Сен-Жюсту, снова опустившемуся на стул. – И покончим с этим. Сейчас речь о другом. Северная граница республики под угрозой.

– От меня больше пользы в Париже, чем на Севере, – заключил Карно тоном, закрывшим дискуссию по его кандидатуре.

– Ну что ж, если Карно так боится пороха, – язвительно сказал Робеспьер, – предлагаю послать Кутона. Его революционный энтузиазм быстро поднимет дух армии, а власть Комитета, стоящего за ним…

– Боюсь, трудно поднять боевой дух разлагающейся армии из инвалидного кресла, Робеспьер, – вмешался Сен-Жюст. – Армейские миссии требуют от комиссара личного участия в боевых действиях. Сразу видно, что ты плохо представляешь себе, что такое война, если предлагаешь Кутону отправиться в армию.

– Комиссар не обязан лезть в гущу боя, – раздражение постепенно овладевало Робеспьером. – Только петушиный задор может заставить его рисковать своей свободой и жизнью, когда на нем лежит священная миссия нести революционные идеи солдатам.

Выпад явно был направлен против Сен-Жюста, и тот принял удар.

– Плевали солдаты на революционные идеи, исходящие от человека, отсиживающегося в штабе! Они желают видеть своего комиссара среди них, рискующим жизнью и готовым, подобно им, сложить голову за республику! Только тогда они будут уважать его и подчиняться его приказам.

– Ребячество! Мальчишество! – закричал Робеспьер.

– Ты прав, Барер, я должен ехать в Северную армию, – заключил Сен-Жюст, не спуская глаз с Робеспьера.

– Ничего ты не должен, – процедил тот, в упор взглянув на молодого человека. – Ты нужен мне здесь.

– Тебе?! – усмехнулся Сен-Жюст. – С какой стати ты отдаешь мне приказы?

– Ты нужен Комитету, республике, французскому народу! – Робеспьер перегнулся через стол, выставив вперед указательный палец. – Ты не смеешь рисковать жизнью!

– Моя жизнь, как и жизнь любого гражданина, принадлежит республике.

– Интересы республики требуют твоего присутствия в Париже, Сен-Жюст!

– По какому праву ты говоришь от имени республики? – Сен-Жюст чувствовал, что теряет контроль над собой и, приказав себе успокоиться, обернулся к Бареру: – Пиши приказ, Бертран. Я отправлюсь в ближайшие дни, как только завершу несколько дел в Париже.

– Никто не поставит подпись под этим приказом! – голос Робеспьера перешел на хрип. Еще немного – и он отзовется выматывающим кашлем.

– Увидим, – холодно бросил Сен-Жюст.