Светлый оттенок тьмы

– Тебе виднее.

– Что-то ты темнишь, Карс. Что задумал?

– Эти земли… я никому не отдам их. Кьяра! И тебя – не отдам.

– Каменные больше нам не подспорье?

– Нет! Этому выродку удалось уничтожить цветы. Не знаю как… Но они забрали источник. И, полагаю, скоро явятся сюда.

– С ними и так никогда не было гладко…

Кьяра закусила губу, раздумывая, сказать ли ему о том, что Орест забрал ещё и кристаллы, но решила, что не стоит. Незачем ему знать о том, что она, по сути, осталась ни с чем.

– Думаешь, мы выстоим?

Карс хохотнул, и лицо его скорчилось, как у сумасшедшего. Похоже, всё плохо… Совсем плохо… Если на них нападут ещё и волхованцы… Кьяра знала, что её наверняка оставят в живых, но лишь затем, чтобы навеки заточить в Янтарной Колыбели. Сделать пленницей – беспомощной, бесправной, в бесконечной тоске ожидающей смерти…

Что тогда будет с её сёстрами? И со всеми, кого она приютила на этих землях?

Нет… Она не имела права сдаваться. Ради себя. Ради них…

– Помоги мне спрятать сестёр, Карс. Где-нибудь в горах. И пусть с ними побудут несколько упырей. Ты ведь знаешь, что мои слуги – плохие защитники…

– Это все теперь неважно, любовь моя, – сказал Карс.

– Мне – важно! – Кьяра упрямо вздёрнула подбородок, как вдруг странное выражение лица упыря заставило её съёжиться и сделать шаг назад, – что ты задумал?!

Глаза Карса сверкали, будто чёрные звёзды, пересыпаясь искрами безумия. Чёрные, как смоль, волосы, казалось, ожили и окутали голову ореолом тьмы. Он ещё никогда не казался ей таким прекрасным…

Таким прекрасным и неумолимо страшным…

По телу пробежал холодок страха, и она застыла, как статуя, не в силах пошевелиться. Сердце будто сжала сухая ладонь и держала, не давая биться. Кровь возмущённо стучала в ушах, призывая выдохнуть, но она не могла…

– Я тоже не могу подвести своих людей, Кьяра, – почти равнодушно сказал он, – вот уже много лет они идут за мной, а ведь я даже не чистокровный упырь. И они верят мне… Вся моя сила – в их вере… И я не могу показать себя трусом.

– Ты никогда не был трусом, – прошептала Кьяра, – что ты задумал?

– Мы победим… Мы просто не можем проиграть… Мы разобьём каменных людей, владык, волхованцев. Они ещё не знают, на что мы горазды, когда сильны… Когда мы возьмём всю силу… Всех первых жён и старших дочерей… Сегодня будет великое жертвоприношение, моя царевна.

– Нет, Карс! По-моему, это слишком высокая цена! Остановись. Эти женщины умрут зря…

– Вот только ты не веришь в меня, Кьяра… Может, потому, что не любишь…

– А причём здесь любовь?

– Любовь во всём, милая моя… Любовь во всём… Любовь – это главная жертва, которая окупит всё. И я готов её заплатить.

– Что ты задумал, Карс? – снова прошептала Кяьра, пятясь назад, и упёрлась в стену. Во всех смыслах. Ей некуда было идти, некуда было деться. Карс приблизился и прижался к ней почти вплотную. И во взгляде его больше не было ласки. Это был жестокий расчётливый взгляд.

– Пора тебе отдать дань своей семье, упырка.

– Ты считаешь, что моя жертва принесёт пользу? – она улыбнулась. Улыбка вышла жалкой. Она чувствовала, как трясутся губы.

– Это вдохновит моих людей …

Карс схватил её за горло и впился зубами в шею. Кьяра пыталась вырваться и молотила его кулаками по груди, пинала ногами, однако проклятый упырь оказался силён. Сльнее, чем она ожидала. И тогда она перекинулась и засияла.

Пусть попробует сунуть её в жертвенный огонь, жалкий предатель…

Пусть только попробует…

Карс отпустил её горло и отвернулся. Сияние дивниц причиняло невыновимую боль, обжигая чувствительную упырскую кожу. И она вдруг вспомнила, почему в Равнинах раньше не было упырей. Они не выносили дивниц…

– Ты ведь знаешь, что тебя надолго не хватит, – грустно усмехнулся он.

Несмотря на муки, Карс не отпускал её руку, впившись в неё, будто железными клещами. Всё так же, не глядя на неё, он потащил упирающуюся Кяьру в пещеру. Она сопротивлялась, падала на пол, и тогда он волочил её, хватая второй рукой за волосы. Маленькая дождевица выскользнула из-под платья Кьяры и яростно кусала его за всё, до чего удавалось добраться, однако Карс, казалось, не замечал боли. Не замечал, и не испытывал ни капельки жалости…

****

Карс запер её в темнице и выбежал наружу. Он был возбуждён – так, как никогда в жизни. Где, интересно, спрятались две его молоденькие жены? Сейчас он так их хотел – грубо, страстно, так, чтобы пищали от боли и наслаждения.

Его маленькая упырка…

Его холодная неприступная и такая желанная Кьяра Ведич-Айулла…

Как же ему будет её не хватать!

Но он не может поступить иначе. Он ничего им не отдаст. И даже если последний упырь умрёт на этой земле, проклятым волхованцам останется кукиш в виде груды погасших кристаллов. Две оставшиеся ярилицы никогда не смогут их зажечь…

Но как же боятся его люди. Даже отсюда он чувствовал страх и недоверие, поселившееся в их душах. Никто не хотел умирать…

Однако, когда он предаст жертвенному огню Кьяру и остальных женщин, они воспрянут духом. Источник удивительно влиял на упырей, наполняя их верой в собственные силы.

В его силы…

– Карс, – позвал его один из помощников, – у нас почти всё готово.

– Всех собрали?

– Разве ты не слышишь плач?

Карс ничего не слышал. В голове стоял туман. Он уже ликовал, воспивая победу. Возможно, слишком рано. Возможно, напрасно. Но ему нравилось это чувство, и он не желал с ним расставаться.

Да, он не слышал плач. Он никогда его не слышал. Все рождены, чтобы умереть, и желательно сделать это не напрасно.

Карс посмотрел на жертвенный очаг. Три седовласые упырки сидели рядом с ним, взявшись за руки, и раскачивались, напевая обрядную песню. Пламя источника было большим – ведь недавно он отдал ему Таису и Паллану. Но сегодня ночью станет ещё больше, особенно, когда в него войдёт Кьяра. Оно вспыхнет, взорвётся столпами искр. Всё должно быть зрелищно и ярко, иначе упыри не поверят и выберут себе другого вожака…

Карс надеялся, что его народ оценит должным образом его жертву. Дьявол, даже если ему придётся принести в жертву всех своих жён!