Запрет на прошлое

– Понял, – снова повторяет Никита, крепко сжимая мою ладонь в своей руке.

Мы проходим несколько петляющих и мрачных коридоров, и, наконец, оказываемся в нужном зале, с трудом протиснувшись внутрь. Зал по форме напоминал каменный мешок и был намного меньше остальных залов пещеры, уже исследованных нами, но именно здесь была необходимая для нас живительная влага.

– Ариадна, не спеши, – предостерегающе произносит Никита, беря меня за руку. – Эта вода может быть совершенно непригодна для питья.

Я послушно останавливаюсь. Он отпускает мою руку, подходит к стене, принюхивается, а затем губами начинает собирать едва заметные капли жидкости.

– Пить можно, – через пару секунд произносит он, и мы в прямом смысле принимаемся облизывать стену пещеры, мизерными каплями пытаясь утолить свою жажду. Когда мы полностью осушили стену, я понимаю, что мой язык распух, а губы пересохли и потрескались. Несколько минут на отдых, и мы снова встаем, и снова продолжаем наше бесконечное движение по замкнутому кругу злополучной пещеры.

– Нам необходимо замедлиться, чтобы не было выделения пота, иначе это приведет к переохлаждению, – предупреждает Никита, а я лишь слабо киваю головой. «О чем он говорит? Я уже и так еле плетусь, с трудом передвигая ноги. Еще немного и придется ползти на четвереньках. Но мы упорно продолжаем плутать во тьме, и когда находим очередную пещеру, я просто падаю без сил на холодный пол.

– Ариадна, нельзя отдавать камню свое тепло, – Никита снова предупреждает меня об опасности.

Но мне уже все равно. У меня больше не осталось сил двигаться, шевелить руками, произносить слова и даже думать. Меня, как будто выключили. Запас моей жизненной энергии сейчас равен нулю. Впрочем, в этом нет ничего удивительного, поскольку мне необходимо питаться, чтобы подзарядить мою внутреннюю батарейку, а еды здесь нет. Вот они и сдохли, мои жизненные батарейки.

Парень наклоняется надо мной и поднимает на руки, затем садится на пол пещеры, и позволяет нам немного поспать, прижав меня к себе.

Слышу сквозь сон, как с моих губ срывается стон. Открываю глаза и медленно сжимаю руки в кулаки от боли во рту, першения в горле и мучительной жажды, которая изводит до потери сознания. «Еды здесь нет», – единственная мысль буравит мой мозг. Мы с Никитой облазили всю пещеру, заглянули в каждый закоулок, но так и не смогли найти достаточное количество воды, чтобы утолить жажду, а о съестном и речи нет. В итоге, мы медленно с Никитой умираем, но не сдаемся. Короткая передышка, и снова отправляемся в путь. Мы снова идем блуждать по темным холодным коридорам пещеры. Я не надеюсь больше на спасение, не лелею надежду на выход отсюда. Мою голову заполняют мысли о Дане и о моей маленькой дочери. Мне больно и горько осознавать, что я больше никогда не увижу их, а это неправильно и несправедливо. Но должна сказать, что нас сюда никто не звал, так что нам некого винить, кроме самих себя.

Никита крепче прижимает меня к себе, и я вновь растягиваю в улыбке свои губы. Еще совсем недавно за крепкий «дух», за умение противостоять боли, я нарекла четырехлетнего мальчика стойким оловянным солдатиком. Прошло триста лет, и сейчас этот мальчик находится рядом со мной. Он старается изо всех сил помочь, поддержать и защитить меня от холода и боли. Я думаю о мужской силе и доброте, о крепком характере и дружеском единении, о парне и девушке, которые по воле случая оказались в непростой ситуации. Никита – вампир, а рядом с ним находится та, которая могла бы накормить его своей кровью, но он наотрез отказался от моего предложения, и вскоре заметно ослаб.

– В то время, когда я буду наслаждаться твоей кровью, ты будешь медленно умирать от голода и жажды. Такого исхода я не приемлю. Только вместе. Вместе будем продолжать искать выход, вместе голодать и, если, кому-то там угодно будет, то и умирать будем вместе.

Когда мы в очередной раз падаем на пол пещеры, уставшие, совершенно обессиленные и голодные, я не выдерживаю и протягиваю ему свою руку.

– Пей! – приказываю я, едва ворочая языком.

– Нет. Я все сказал.

– Пей, – снова повторяю я, привалившись спиной к холодной стене пещеры, – иначе вместе погибнем. Никита, сейчас все идет к тому, что мы оба лишимся последних сил. Что в этом хорошего? Пусть они останутся хотя бы у одного из нас. Возможно, когда у тебя появятся силы, ты сможешь и для меня раздобыть что-нибудь съедобное, – я пытаюсь улыбнуться. Кожа на чудовищно распухших губах трескается, и я чувствую, как по подбородку стекают струйки крови.

– Найти хоть что-нибудь, – машинально повторяет Никита, но продолжает сопротивляться. Он пытается отодвинуть от себя мою руку, а я упорно возвращаю ее обратно. Из ранок на моих губах продолжают сочиться теплая кровь.

– Найти, – снова повторяет Никита, словно загипнотизированный.

Как говорится, голод – не тетка, и тут пойдешь на любые поступки, лишь бы выжить. Запах свежей крови будоражит его сознание, и уже в следующую секунду он вонзает свои клыки в мою руку. Жадно приникнув губами к «божественному» нектару, Никита начинает глубокими глотками утолять свою жажду. Немного насытившись, он отпускает мою руку, притягивает меня к себе и языком слизывает кровь с моих болезненных губ.

– Неужели тебе не противно прикасаться ко мне, я сейчас выгляжу, как… – я замолкаю, пытаясь подобрать нужное слово. – Я сейчас такая грязная, вонючая и страшная. Чего только стоят мои кровоточащие распухшие губы.

– Не говори так. Ты лучшая. Ты самая красивая и очаровательная девушка, которую я когда-либо встречал в своей долгой жизни.

Он нежно проводит языком по моим кровоточащим губам, и это приносит облегчение. «Слюна вампира, – догадываюсь я, – точнее вещество, которое находится в слюне, и которое заживляет ранки от укусов». Никита осторожно опускает меня на пол пещеры, приподнимает мою голову и подкладывает под нее свою руку. Притягивает меня к себе, и я чувствую, как он весь напрягается, словно чему-то сопротивляется и тут до меня доходит, что он чувствует то же самое, что и я. Вампирский обряд порождает желание удовлетворить другую, сексуальную потребность организма. Впрочем, я даже думать сейчас об этом не могу, к тому же, слиться воедино я мечтаю только с одним, с моим любимым Даном. Никита другой рукой обнимает меня за плечи, затем резко разворачивает меня к себе спиной и плотнее прижимает к себе, и я чувствую его сильную эрекцию.

– Никита, – едва шевеля распухшим языком, предупреждающе произношу я.

– Молчи, Ариадна, пожалуйста, молчи, – тихо просит он. – Потерпи, прошу тебя. У меня появились силы, и через минуту я пойду на поиски пищи. Возможно, мне удастся найти хоть что-нибудь съестное и для тебя.

– Хорошо, – тихо соглашаюсь я, – только прошу тебя, не оставляй меня надолго одну, пожалуйста.

– Не волнуйся, я тебя не потеряю, – обещает он и еще сильнее прижимается ко мне, но уже через секунду поднимается на ноги.

– Я скоро, – говорит он, и растворяется в темноте.

Я то ли засыпаю, то ли теряю сознание, но проваливаюсь в беспамятство. Не знаю, сколько проходит времени, но из забытья меня выводит голос Никиты.

– Ариадна, – он садится рядом со мной, аккуратно приподнимает меня и усаживает к себе на колени.

– Мне все же удалось найти что-то похожее на молоко, возможно, эта жидкость принадлежит живородящему виду тараканов. Как правило, этим молоком питаются зародыши насекомых. Тебе не понравится, но им не отравишься.

– Мне все равно чье это молоко, – мучительный стон срывается с мох губ. – Я сейчас готова съесть самих тараканов, лишь бы хоть немного утолить мучительный голод и жажду.

Никита подносит к моим губам свою ладонь.

– Пей, Ариадна.

– Хм, приятно пахнет.

– Это молоко богато белком, в нем также есть калий, цинк и витамины, в общем, в нем содержится множество химических веществ и жидких элементов.

– Нежный, приятный вкус, но с легкой горчинкой, – произношу я, тщательно облизывая губы.

– Тараканы, наверное, были голодными, как и мы с тобой, поэтому с горчинкой.

– Вкусно, – я невольно вздыхаю, потому что мало. – Спасибо, – тихо шепчу я, – откуда ты все это знаешь?

– Я изучал пещеры, а молоко поможет тебе продержаться до прихода Дана.

– Он нас найдет?

– Ты даже не сомневайся в этом.

Никита поднимает меня и ставит на ноги, и мы снова отправляемся блуждать в поиске спасательного выхода. И так день за днем, и ночь за ночью. Когда же мы безжизненно падали без сил, я протягивала Никите свою руку. Он пил мою кровь, разворачивал меня к себе спиной, плотно прижимался к моим ягодицам, а потом уходил за питательным молоком, которое к этому времени приобрело приятный сладкий вкус и даже стало нравиться мне. Во время очередного укуса, Никита положил свою руку на мое бедро и стал медленно поглаживать его.

– Никита, – мне снова пришлось напомнить ему, что он переходит границы дозволенного. Он тут же убрал свою руку, но еще плотнее придвинулся ко мне. Я не сильно возмущаюсь, прекрасно понимая, что происходит. Мало того, что сам обряд вызывал желание слиться воедино, так еще и молодое женское тело провоцировало мужчину на подобные действия. Когда Никита приносил мне молоко, я чуть ли не вгрызалась зубами в его руку и слизывала все до капли, впрочем, несмотря на это, все же слабела. Никита решил отказаться от моей крови, но это означало смерть обоим, а после укуса у меня появлялись хоть какие-то, но силы. Я понимала, что без живительного нектара не смогу продержаться до прихода Дана, а потому просила Никиту найти мне еще: совсем немного, хотя бы каплю драгоценной жидкости. Однако когда он пытался меня погладить или прикоснуться губами к моему телу, я решительно противилась этому. Я не знала, где он берет молоко, да и не хотела этого знать, я лишь хотела не умереть от жажды. В моем воспаленном мозгу судорожно билась одна единственная мысль, мною владело только одно желание – насытиться, совершенно не догадываясь о том, что устроила парню настоящую пытку.

Время шло, а ничего не менялось. Совершенно измотанные жаждой, с потрескавшимися губами, мы лежали в кромешной тьме каменного мешка и обнимали друг друга, даже не догадываясь о том, что уже двадцать дней находимся в ловушке. Двадцать дней и ночей непроглядной тьмы, холода, голода и жажды, и это будет продолжаться до тех пор, пока мы тут не умрем. Тихо всхлипывая, я прижалась к Никите, который утешал, целовал, высушивая мои слезы.

– Мы навсегда останемся здесь, среди острых камней, темноты и холода, – снова шепчу я, больше не веря в чудо. – Знаешь, что странно? Когда мы находились там, наверху, то из-под земли постоянно доносились какие-то звуки, но, как только мы попали сюда, звуки исчезли, землю больше не трясет. Не правда ли, какой забавный парадокс? Как будто эта странная какофония звуков предназначалась исключительно для нас с тобой. Никита, эта ловушка захлопнулась за нами. Вот только не понимаю, кто ее устроил и с какой целью?

– Ариадна, нам необязательно умирать.

– В смысле? Что ты предлагаешь?

– Я могу обратить тебя.

– Нет, – я мотаю головой. – Но не потому, что не приемлю это. Я просто знаю, что результат будет негативным.

– Почему ты так в этом уверена?