Августина Лил. Красная нить

Домой принесла букет роз и арбуз – подарили на входе и выходе с рынка.

Больше глупостями я не занималась – люди везде люди.

Потом вертолетчики, не добросив нас до лагеря (закончилось топливо), скажут, прилетев на следующий день, когда мы уже готовились к долгому пешему переходу: «Скажите спасибо своей улыбчивой, если бы не она, не прилетели бы».

Что ж, спасибо тому парню, нашел правильный подход…

Мой руководитель. Ильич. И тут не обошлось без запугиваний.

Летим в вертолете.

– Кто у тебя руководитель?

Называю.

– У-у-у – смеются, – будешь сидеть в лагере, еду готовить.

– Почему это? – настораживаюсь.

– А он женщин терпеть не может, и тем более в геологии.

– Ты с равнины?

– Что?

– Родилась на равнине?

– Да.

– А в горы ходила хоть раз?

– Нет.

– Будешь еду готовить и в лагере сидеть.

– Не буду.

– Ты посмотри в окно! Превышения по километру-полтора, люди даже здесь родились, и то матерятся, когда ползут!

Смотрю в окно, насупилась… как в кино, вертолет-букашка летит между гор, уходящих в небо, а внизу бесконечная пропасть…

Первый маршрут.

Приползла вечером, разбираю семь пар носков, ноги свинцовые, после «кошек» сорок пятого размера на мой тридцать шестой, меньше не было, солнце обожгло лицо, ложусь без единой мысли в голове. Слышу, как Ильич говорит кому-то: "Ничего… ходить будет… первый раз сложно, на равнине родилась. пообвыкнет… ни слова не сказала… так молча весь маршрут…"

«Фу-у… – дальше уже не слушала, – ходить буду…»

– И что это с ним случилось? – с соседней раскладушки, Ольга – молодой специалист, она тоже слышала, – Первый раз такое.

Жокейского типа, нос разбит, приплюснут, он напоминал мне римского легионера, почему, не знаю, будто знаю, как выглядят римские легионеры.

И по горам он летал… как страус нанду по пустыне…

И, понятное дело, я была для него обузой… но он придумал… пока записывает в дневник, берет образцы, мне показывает точку, куда надо идти, и, пока я туда пиликаю, прибегает раньше меня. Ну, может, не всегда, но часто. Не то, чтобы я уж совсем плохо ходила, он был, надеюсь, и есть прирожденный ходок в горы, за ним и опытные геологи не поспевали, всех загонит своим марафоном.

Долгий конный маршрут. На лошади сидела однажды, но это не считается. Веду под уздцы коня Бегемота. Спуск. раннее утро, роса, падаю под ноги Бегемоту, он вздыхает и начинает щипать траву.

Шесть часов в седле, только чтобы забраться на четыре с половиной тысячи или на пять, уже и не помню, в разреженном воздухе лунатиком побегать, собрать, описать образцы и… упасть лицом в ручей.

Теперь со вздохом собирал мои носки в рюкзак Ильич (в «кошках» на лошадь нельзя, а без «кошек» по горам нельзя), закинул меня на лошадь – поехали обратно…

– Мы поедем другой тропой, так короче. Правда, опасней. Не испугаешься?

Смотрю на него, и он понимает, что спрашивать у меня сейчас бесполезно.

– Смотри, таких растений больше нигде нет… это называется… – и рассказывает о цветах и птицах, а лошади идут и идут по тропинке… слева скала, справа обрыв, между ними тропинка, а я увлеклась, слушая обо всем, что он говорит… где-то далеко внизу слышится гул реки…

– Сейчас не бойся, держись крепче.

Тропинка обрывается.

– Лошадь перепрыгнет, только отпусти уздцы, держись за гриву.

Он перепрыгнул, отъехал, чтобы дать место нам с Бегемотом.

– Вниз не смотри.

Вот ведь, специально что ли, говорится… конечно, смотрю вниз, лошадь летит над пропастью… но почему-то ничего не почувствовала. Перепрыгнули и все. Наверное, моя неадекватность действительности.

При подходе к лагерю небольшой холм, пытаюсь сползти с лошади, чтобы взять ее под уздцы.

– Ты куда?

– Спуск… боюсь. Пешком пойду.

Вниз головой ехать приятного мало.

– Странная ты какая, где надо бояться, не боится, где не надо – боится. Сиди. Не такой уж тут и большой спуск, довезет.

И хлопнул Бегемота по крупу.

Я ж говорю, неадекватность.

Мне кажется, он во мне видел дочку свою умершую… мне рассказали потом… и я как-то особенно к нему привязалась, за три года до этого у меня погиб отец, не проходящая боль и сегодня, а уж тогда и подавно…

До сих пор трепетно и тепло вспоминаю Ильича… и жалею лишь о том, что почему-то не сказала ему об этом… а по моему лицу он вряд ли мог догадаться…я стеснялась с ним говорить по делу, не то чтобы о теплых чувствах каких-то…

Был еще один случай, почти смешной… закончился хорошо, потому и смешной, при другом повороте событий было бы не до смеха.