Алмаз. Книга вторая

– Убирайся, хочу еще немного поспать, если удастся, – увидела его шкодливый взгляд и тут же добавила: – Нет, тебе нельзя составить мне компанию в постели, – предугадала его бестактный вопрос.

Избавившись от музыканта, все же попыталась снова заснуть, но ничего не получалось, я только и думала о Косте и его безумной выходке, улыбаясь, как слабоумная.

***

Я шла домой по вечерней аллее, ярко освещенной уличными фонарями. По пути мне иногда встречались прохожие, такие же, как и я, спешащие домой после трудового дня, или воркующие парочки, нашедшие пристанище на парковых скамейках.

Так я дошла до того самого фонтана, неподалеку от которого выкапывала Костин «клад». Та шкатулка до сих пор стоит на полке в спальне и мозолит глаза, потому что открыть ее я так и не смогла, но все еще не оставляла надежды. Каждый вечер перед сном вертела ее в руках и подбирала код, перемещая подвижные части изделия.

Я обогнула фонтан, направляясь на главную аллею, как из динамиков на столбах грянула музыка. Заводная динамичная песня звучала со всех сторон,[4 - В отличие от Марго, автор прекрасно знает название и исполнителя песни: Ellie Goulding – President.] и ко мне из темноты, пугая до чертиков, ринулась группа одинаково одетых девушек и начала танцевать. Пока я, обалдев, таращилась на них, те медленно сомкнулись вокруг меня в круг.

У каждой в руке было в руке по небольшому свертку, и в определенный момент девушки все в одном порыве подались вперед, и меня осыпало красным дождем. Я поймала невесомо планирующий лоскуток. Нежный лепесток источал аромат розы. Затем последовал взмах рук, и я оказалась под зависшим на мгновение в воздухе облаком невесомой, почти прозрачной алой ткани. Потом танцовщицы накинули на меня эти длинные прозрачные ленты и начали кружить, заматывая в них. Я даже не представляла, как себя вести, и, смеясь, ждала, когда они закончат. Но зря!

Когда дело было сделано, девчонки так же дружно размотали меня, резко дернув за край ткани. Конечно, кое-где она несильно резанула от натяжения, а в остальном меня просто закружило, и я чуть не упала, не успев вовремя сориентироваться, но меня кто-то подхватил, буквально забросив в новую гущу событий.

Теперь я оказалась среди заводных парней. Эти герои выделывали такие номера, что в определенный момент я испугалась за собственную жизнь. Акробаты, не иначе, работая парами, с разбегу запрыгивали на скамейки и совершали кульбиты в воздухе, пролетая прямо над моей головой, постоянно заставляя меня пригибаться от страха, что они заденут меня или, хуже того, упадут. Невероятное ощущение восторга и ужаса одновременно. Но парни были мастерами своего дела – во время представления не пострадало ни одно человеческое существо.

И вот, когда я благополучно избежала нескольких сердечных приступов, несколько пар рук крепко обхватили плечи, запястья, талию и щиколотки. У меня появилось плохое предчувствие.

В прямом смысле этого слова, я взлетела в воздух. Секунда невесомости – и я с визгом рухнула вниз. Все те же умельцы удержали меня от болезненного, если не смертельно опасного, падения на землю. Рывком подняли и, поставив на ноги, бросились врассыпную, а я оказалась стоять лицом к лицу с Костей.

– Ты! – гневно выкрикнула.

Я собиралась высказать все свое возмущение по поводу того, что по его милости мне пришлось пережить, но музыкант положил руку мне на спину, прижимая ближе, и, взяв мою ладонь, закружил меня под сменившуюся мелодию.

Раньше я любила танцевать. Целыми днями пропадала в студии, часами репетируя или оттачивая не получавшиеся движения. Иногда позволяла себе шалости, создавая на ходу произвольные номера. Но то было раньше.

В один момент все изменилось. Странным образом куда-то ушла некая внутренняя легкость, которая позволяла полностью отдаваться действу. Движения стали казаться вымученными, а себя стала ощущать неповоротливой – я перестала получать удовольствие от того, что прежде делало меня счастливой. А когда поняла, что уже никогда не поймаю на себе его взгляд, полный гордости и любви, то навсегда оставила занятия хореографией. Он был моим главным зрителем.

– Все еще считаешь, что у меня проблемы с фантазией? – вопрос Кости вырвал меня из воспоминаний.

– Теперь считаю, что только с головой, – вспомнила, что рассержена на парня.

– Мне кажется, или ты всегда говоришь, что думаешь? – Костя уверенно вел меня в танце. – Такая радикальная честность.

– Забираю слова обратно, с фантазией у тебя все в порядке, – надо иметь богатое воображение, чтобы такое выдумать, – даже слишком. – Припомнила, как большинство отзываются о моей «радикальной честности». – Другие просто говорят, что я не умею держать язык за зубами.

– А зачем это делать? – поразил меня вопросом.

– Так принято, – растерялась. Не знала, шутит ли Костя или на самом деле считает, что для него законы не писаны. – Знаешь, там, правила этикета, нормы морали?

– Это же скучно, – еще больше открещивался от правил.

– Все правильное скучно, – печально вздохнула, невольно соглашаясь с парнем.

Костя взял меня за руку, отступая:

– Да ты не только красивая, но и умная.

Сделал медленное вращение и снова оказалась лицом к лицу с парнем.

– А ты не только позер, но еще и подхалим.

Костины руки вернулись на прежние места: одна мне на спину, другая сжимала мою ладонь.

– Ни одного положительного эпитета в мой адрес. – Объятия стали жестче, и между нашими телами не осталось ни миллиметра свободного пространства. – В твоих глазах я так плох?

– Настоящий монстр, – улыбнулась я, отвела левую ногу назад, потом, описав ею полукруг по земле, обвила бедро Кости и отклонилась назад.

– Танго? – склонился надо мной парень, коварно ухмыльнувшись.

– Всегда предпочитала его вальсу, – я продолжала танцевать, а Костя подстраивался. – У тебя неплохо получается, – похвалила его.

– Пришлось взять пару уроков, чтобы не ударить в грязь лицом, – сосредоточившись больше на движениях, чем на том , что говорит, выдал музыкант.

– Десять баллов за старания, – начала понемногу оттаивать, не выдерживая напора его упрямства и, чего таить, очарования, но тут осознала услышанное. – Откуда ты узнал? – спросила напрямую.

– О чем? – не почувствовал тот опасности.

– Что я двенадцать лет занималась хореографией, – оборвала танец, отстраняясь.

– У меня свои источники, – как и в прошлый раз с моим адресом, ушел он от ответа.

Одно дело добыть мой адрес, но совсем другое – копаться в моем прошлом.

– Костя, это мерзко! – заявила ему в лицо, вырываясь. – Что ты еще обо мне разузнал? О подробностях своей жизни люди сами рассказывают друг другу, а не наводят справки. Почему ты не можешь вести себя, как нормальный человек? Нет, всегда надо козырнуть и показать, на что ты способен! Вот поэтому я постоянно говорю тебе «нет», – я ткнула пальцем ему в грудь, – говорила и буду говорить! – вырвалась из рук парня и, громко цокая каблуками, зашагала прочь, желая скорей вернуться домой и вычеркнуть из своей жизни человека, которого я чуть было туда не впустила.

Некоторым вещам просто не суждено случиться.

***

Как же я была зла!

Игнорировала все Костины звонки, а приходящие сообщения удаляла, даже не читая. Да, у меня были секреты, и я хотела, чтобы они таковыми и оставались. Возможно, когда-нибудь я бы доверилась парню и поделилась своими переживаниями, но теперь этому точно не бывать. Ни видеть, ни слышать Костю не хотела, поэтому запретила Ане упоминать его имя и тем более включать его песни. Я ушла в глухую оборону. Единственный человек, с которым я делилась, была мама.

Она с интересом слушала рассказ про Костю и его «подвиги», но в ее лице я, как ни старалась, не находила поддержки. Каким-то незримым образом парень понравился ей заочно.

– Какой милый мальчик, – словно о друге из дворовой песочницы, говорила она о Косте.

– Я думала, ты будешь на моей стороне, – была готова, как в детстве, обиженно дуться на маму.

– Так и есть, но мальчик, – упорно повторяла мама, – влюбился и всеми способами пытается добиться взаимности. По твоим рассказам, он красиво ухаживает. Чем ты недовольна? Он тебе не нравится? – мягко поинтересовалась, как это умеют делать только мамы. С долей понимания.

– Нравится, – призналась, – очень нравится. – И тут же добавила, чтобы она не решила, что я влюблена без памяти: – Но мы такие разные.

– Да, отличается его жизнь от твоей, – рассуждала она, – и что из этого? Зачем делить людей на категории?

Теперь я злодей в этой истории?