Эмиссары смерти

Лиске в ответ лишь пожала плечами.

– Тоже не в ладах с системой? – не унимался балагур.

– Нет, скорее с собой, – вяло ответила Женя.

– Так, значит, товарищ Вилли, ой, простите, герр Барашкин, вы назвали себя добрячком?

– Угу, – надул щеки Вова.

– А тревожить прах мертвецов в коммерческих целях – это, по-вашему, акт милосердия? – не унималась Лиске. Девушка явно хотела заманить его в ловушку.

– Знаешь, Жень, – встрял Ганс, – ты права в своем возмущении, черные копатели – те еще тварюги. Но мы не такие.

– В смысле? – спутники вновь прыснули, в процессе ломки Юджи соображала туговато.

– Мы не относимся к костям погибших воинов по-варварски, – терпеливо пояснил Виталий, – да, мы раскапываем с целью добыть предметы времен войны и, найдя оные, сбываем через проверенный сайт-аукцион, получая за это приличный барыш. И, конечно, нам встречаются останки воевавших здесь солдат. Но, заметь, мы всегда предаем их земле…

– …в соответствии с христианскими обычаями на местных погостах, – закончила за него Багира.

– Так что за нами водится только один-единственный грешок, – хмыкнул Вова Барашкин, – собственное обогащение.

Жене не нашлось что ответить…

– Знаешь, фройляйн, я тебя понимаю, сама была такой, помнишь, Вилли? – улыбнулась Юлия, отчего, казалось, ее веснушчатое личико просияло.

Ну зачем ей это пошлое разноцветное каре и ужасный комбез? Гораздо больше Юленьке пошел бы высокий конский хвост из натуральных русых волос и нормальный, «человеческий» спортивный костюмчик…

– Угу, – кивнул Вова, – как резаная верещала, что найденное непременно нужно сдать в музэй. Как же! Кто туда пойдет? Молодняк?! Щас! Их туда силком не затащишь, если, конечно, не посулить после музэя доброго пивасику… а когда их загоняют туда почти силой, «мученики» эти думают лишь о том, чтоб поскорее слинять домой, набить брюшки полуфабрикатами и зависнуть до утра ВКонтакте. Хм, рабочий люд в музэях – тоже явление редкое. Воистину, легче снежного человека встретить.

– Ну, селебы появляются раз в вечность, – поддержала Багира, – дабы удачно поселфиться и почиркать автографы, причем неважно где: в кабаке или в музэе.

– Бьюсь об заклад, – Барашкин тюкнул себя по лбу, – большинство из наших звездецов ведать не ведают, что такое капсюль, штуцер или кисет. А болванка вообще превратилась в обзывательство… и только. Это все равно что заставить Карузо петь пред жующей публикой…

«Хм, или танцевать перед нажратой», – дополнила про себя Лиске.

– В частных же коллекциях вещички эти будут всегда дороги. Я за то, чтобы артефакты доставались истинным ценителям, – закончил парень более спокойным тоном, – на теперешнем уровне развития молодняка нахождение в музэях некоторых предметов старины – не что иное, как издевательство над ними. Послушай, – обратился он к Евгении, – разве может пятнадцатилетняя прыщавая школота, мечтающая помацать сиси соседки по парте, понять ценность откопанного ржавого портсигара, истлевшего кисета, солдатского медальона, а?

– Думаю, нет, – зевнув, ответила девушка.

– Правильно, – презрительно фыркнул Вова, – для них банка пива дороже.

«…ну, или косячок…» – Евгения откинулась на сиденье и задремала.

Дальше немного помолчали. Каждый думал о своем. Затем опять говорили о всякой всячине начиная от Сталина и заканчивая «туалетным» юмором молодых резидентов «Камеди», на коих Иосифа Виссарионовича, к большому сожаленью, не было. Останавливались дважды: по нужде и покушать. Вот, наконец, плавно свернув с шоссе на проселочную дорогу, углубившись по ней в темный промозглый лес, Виталий заглушил мотор.

– Железный Бор, слышала такое название? – спросил он у Женьки.

– Нет, никогда, – озираясь по сторонам, ответила та.

– Значит, так, объясняю для тех, кто был в танке, – Ганс положил руки на Женькины плечи, – в этот раз мы копать не будем, земля еще мерзлая – тяжело. Наша цель – осмотреться, ну и обозначить присутствие.

– Да, – подтвердила Багира, – Ганса знают тут многие, и на его место сунуться не посмеют.

«Круто, – подумала Лиске, – прям передел собственности какой-то…»

– Заночуем в ближайшей деревне, – продолжал лидер экспедиции, – а сейчас все на выход…

– Ну да, там тебя уже успели узнать, – прыснув, подтвердил Вилли, – и, наверное, организовали вкусный хавчик – бульбочку со шкварками.

– Походим по окрестностям, разомнем отекшие члены, никто не против? – справился Ганский.

– Друже мой, все только за, – всплеснул ручищами товарищ, – только вот чтобы размять члены, лично мне потребуется дойти до деревни. Хуторяночка моя заждалась, небось…

– Барашек, какой ты пошлый, фу, – делано смутилась Вершинина, – можно подумать, тебе там кто-нибудь даст.

– Дадут, догонят и еще раз дадут, – хмыкнул Виталий.

Следуя «приказу» Ганса, Евгения потопала вперед осмотреться, оставив смеющуюся троицу позади. Девушка чувствовала себя значительно лучше: то ли зависимость оказалась не столь запущенной, то ли пребывание в лесу действовало благотворно. Лиске впервые за день улыбнулась.

Как поведал Виталий, место это нарекли Железным Бором незадолго до конца войны, году так в сорок третьем. С обеих сторон тысячи солдат вместе с техникой, оружием, нехитрыми предметами быта нашли здесь последнее пристанище.

– Почти ни у кого из наших не было шансов выжить, – сказал помрачневший Ганский и, отвернувшись от ветра, закурил.

– Значит, у немцев шансы были? – уточнила Евгения.

– Были, – подтвердил мужчина, – их командование не предало, не оставило на верную смерть. А наших бросили тут погибать – в буквальном смысле, без провианта и медикаментов. Зато как преподнесли: остановить врага любой ценой. Не остановили, – рассказчик выпустил струйку едкого дыма…

– М-да, – только и смогла произнести Женька, водя носом сапога по грязи, в которую совсем недавно, по меркам Вселенной, впитались литры и литры человеческой крови…

Сейчас же Лиске была одна – сама напросилась. Багира было хотела пойти с ней на всякий пожарный, как в народе говорят, но Женя от компании отказалась.

– Хочешь одна, тогда вот, – Ганс протянул девушке маленький алюминиевый свисток, – нашли неподалеку, раньше принадлежал одному гансу. Если что, свистни, Чип и Дейл примчатся на помощь.

– Спасать ваш красивый зад, – не смолчал тогда Барашкин.

Юджи было интересно: давненько она не бывала в лесу. Но странное ощущение давящей пустоты и тишины, тишины плотной, режущей слух стройным гулом высоковольтных проводов, не давало ей успокоиться полностью: в этой чащобе явно что-то было не так. После Евгения поняла, что именно: там не было ни одного живого существа (не считая их группы). Да и пах этот темный жутковатый лес весьма странно: вместо запахов мха, мокрой земли и древесины в Железном Бору веяло мазутом и дохлыми птицами.

«Что это еще?» – внимание Женьки привлек некий блестящий предмет, лежащий совсем недалеко от тропинки. Стоит лишь обойти небольшую лужицу, но разве это преграда? Подобрав узловатую ветку, Юджи стала прощупывать землю, ступая по кочкам, дабы не замочить любимые угги. И вот, прошлепав почти до старой толстой березы, неестественно изогнутой и напоминающей литеру «Г», Лиске вдруг остановилась: «Прям как вход в иной мир», – без страха, скорее с интересом подумала она. Затем улыбнулась: она всегда была склонна к мистификации. Присела, чтоб наконец дотянуться до блестящей штуковины, как вдруг земля под ногами поплыла с невероятной скоростью и девушка, шлепнувшись пятой точкой в лужу, вместе с небольшим квадратом мокрого чернозема, словно по крутой горке, скатилась метра на три вниз. Сверху же нависал огромный земляной пласт, грозя обрушиться на незадачливую визитершу и схоронить ее под собой. Женька лежала ни жива ни мертва. И не оттого, что испугалась висевшего дамокловым мечом пласта. Нет, внизу гораздо ближе к ней очам открывался до противного жуткий и противоестественный вид – комната, даже с мебелью: железный скелет стула красовался в ее центре… Но ежели он был еще не так страшен, то «сидевшие» по бокам странного помещения скелеты людей в хорошо различимой форме вермахта повергли Женьку в приличный шок. Сквозь ребра одного из заживо погребенных пробивались толстые корни осины, челюсть другого была отброшена аккурат под железный стул. Это был скелет лишь наполовину. Нижнюю. Верхняя покоилась отдельно, метрах в двух. «Переломали как прутик… или разрезали…» – проползла в голове гадкая мысль.

Парализованная горячим пульсирующим страхом, бьющим в виски вместе с кровью, Евгения отчетливо различала серые черепа и переломанные, торчащие из-под истлевшей формы кости. Что случилось тогда? Вероятно, тот второй был еще жив… А потом все засыпало и солдат умер в страшных мучениях.

Понемногу очухавшись, Евгения медленно привстала. Подождала. Затем выпрямилась в полный рост. Осторожно ощупывая земляные стены комнаты, девушка наткнулась на некий выступ, в котором был твердый холодный предмет прямоугольной формы. Потянула за него, плохо понимая, зачем это делает. Находка оказалась кожаным ремнем, на железной пряжке которого красовался покрытый ржавчиной орел, сжимавший в толстых противных когтях свастику. Надпись под птицей гласила: «Гот тмит унс», что в переводе на нашенский означает: «С нами Бог».

«Да уж, – с ненавистью подумала Женька, – людей в крематориях тоже с молитвочкой на устах сжигали? Кажется, мне пора становиться атеисткой: того, что произошло, никакой Бог не допустит. Хотя, может, он тоже долгое время был под кайфом?»

Женя еще немного повертела ремень перед глазами. И только потом решила свиснуть новых знакомых. Подмога пришла незамедлительно: первым прибежал Вилли и чуть было сам не рухнул вслед за Лиске. Багире было поручено притащить из машины веревку.

– Я чувствовал, – усмехнулся Барашкин, – наша кудряшка-потеряшка преподнесет нам сюрпризец!