История одного злодея

– В твоей голове всегда будет кто-то помимо меня, – она задрала голову, это была не претензия, лёгкая ироничная ревность. – Я знаю, кто ты. Так что выкладывай.

Пугин обернулся в поисках хвоста или зевак, которым совсем не к чему это слышать. На бульваре было несколько бегунов на безопасном расстоянии и пара его охранников. Он слегка нагнулся в бок и показал рукой на лебедя, проплывавшего мимо.

– Чёртик хочет выскочить из табакерки. Для этого разыграли сказку «Красавица и Чудовище», но это ты знаешь. Однако сегодня бедный папенька получил причину сие действия, и сказать, что он взбешён, ничего не сказать.

– И??? – женщина спокойно засмотрелась на дерево, поглядывая в сторону аллеи. Никого.

– Он бы хотел, чтобы я сбросил стоимость аленького цветочка. Хотя бы за счёт пожизненной ренты в лице красавицы.

– Что ты говоришь! – Клава не выразила лицом ничего, кроме мечтательного безразличия. – А что же маменька?

– Пьёт.

– Думаю, серый кардинал у Чудовища может помочь в решении такого вопроса.

– О нет! – Пугин повёл Клаву дальше, она покорно следовала за ним. – Ей только нравится возможность грядущей власти.

– А что ты?

– А я хочу мира.

– Как всегда.

Они замолчали, мимо пронеслась девушка в велосипедках. Из её ушей настойчиво разносились басы.

– Никогда не думала, что Чудовище захочет обелить своё имя. Он выглядит как человек, который не собирается вписываться в систему, – Клава задумалась. – Знаешь, что он мне однажды сказал? «Ад внутри меня я охраняю ревностно. Нету там дверей, нет лазеек. Одиночество – это выбор, которым я наказал себя за неправильные ориентиры. Да не прорастут цветы на горящей почве».

– Поэтично, – отвечал Пугин. – Он всегда был твоим любимчиком.

– После истории с Далией его просто не может отвергать женское сердце.

– Да что ты? – он поднял левую бровь и приостановился.

– Именно. И не надо так смотреть на меня, мне по вкусу всегда был старый чёрствый хлеб.

Они рассмеялись и возобновили шаг.

– Я думаю, нам стоит навестить его. Нужно как-то разрешить это противостояние.

– Я всё устрою.

Анна обедала за общим столом. Люци не одобрял этого, но и не препятствовал. Он перестал видеть в ней ту необходимость, какой она была в начале недели. Теперь это всего лишь подтверждение его слова.

– Я подумал смотаться в Питер, если вы не против, – Астарот небрежно погрузил кусочек сочного стейка в красивый рот.

Почти все сидящие были заняты своими диалогами и не особо вслушивались в его речь. Молчали только Анна и Люци.

– Люци, – Астарот упорно просверлил его взглядом.

По стареющему лицу пробежала тень концентрации, кажется, шеф вылез из болота своего размышления, неохотно.

– Что, прости? – его бледные, потерянные глаза приобретали обычную стабильность.

– В Питере наша база давно без проверки. Стоит сгонять, мне кажется, – он предавал безразличие своему тону. – Я сейчас ничем не занят.

– Ты так считаешь? – Люци был серьёзен и внимательно наблюдал за реакцией своего протеже. – Я думаю иначе.

Астарот поймал неловкость, которая так и висела в пространстве. Какие ещё аргументы могут быть? «Я достоит большего, чем быть охранником избалованной цацы», «мне надоели капризы девчонки», «я готов к серьёзной работе». Всё это звучало так по-детски ожидаемо от него, что невольно пухлая губа выпятилась в обиде.

Люци, не сумевший снова погрузиться в свои размышления, решил вернуться к вопросу о Санкт-Петербурге. Его хищные глаза просканировали Анну и Астарота, он откинулся на спинку и улыбнулся.

– Астарот, – его бодрый голос заставил парня дёрнуться. – Я думаю, тебе необходимо развеется и навестить наших коллег в Питере.

– Ага, – карие глаза заблестели оживлённо.

– Аня поедет с тобой.

– Что???

– Что??? – она тут же бросила перекатывать картофелину и посмотрела на Люци, как святые апостолы на Иуду. – Я никуда не поеду.

– К сожалению, моя дорогая, ты лишена права выбора. Это не курорт.

Люци оживлённо заёрзал приборами под пристальными взглядами молодых людей. На душе у него стало весело и легко.

– Кстати о поездках, – Мамона непринуждённо откинула рукой прядь волос с лица. – Клава звонила. Они с Пугиным приедут на ужин.

– Стоило сказать мне раньше, – Люци ненавидел внезапных гостей, и женщина знала это.

– Если бы я знала, – легкомысленный тон светской львицы, который способен обмануть кого угодно. – Она только сейчас подтвердила своё намерение.

На самом деле Мамона узнала о гостях ещё утром. Они соблюдали тёплые дружеские отношения с Клавой. В жестоком мире властных мужчин женская солидарность приобретала межгалактический масштаб, а если эти женщины ещё и умные… Поверьте, их взаимная выгода и уважение не знает границ. Они понимали друг друга и общались открыто, без всяких уловок.

Вот это и давало им право сговариваться и находить пути к исполнению просьб друг друга. Мамона знала, что до ответа Шилова Люци будет избегать Пугина как может. Также она знала, что тот захочет переговорить и сторговаться. Шилов наверняка в шоке и боится за своё кресло сильнее, чем за дочь.

Знай Люци о приезде Пугина раньше, он бы нашёл 200 причин не ужинать с ним. Но теперь отступать было некрасиво, а приличия соблюдать с этим человеком требовалось железно. Так и решился их деликатный вопрос.

После обеда Анна долго выжидала, чтобы переговорить с Люци о поездке. После беседы на воздухе ей казалось, что между ними устанавливаются вполне себе добрый отношения. А теперь он отправляет её с этим идиотом в Питер. Не билось.

Тщетны были её попытки. Люци огорчённый будущим визитом Пугина, углубился в свои мысли и сбежал в свою комнату так искусно, как умел только он.

Охранники многозначительно посмотрели на Аню, демонстрируя своё нежелание ссорится с боссом, и ей пришлось оставить ситуацию нерешенной. Пройдя по широким коридорам под пристальным надзором, она нырнула к себе в комнату и облегчённо опёрлась на дверь.

Время уходило сквозь пальцы, отец её не искал. Никому не было дело до того, что с ней. Друзья, подруги, поклонники… Она перелистывала адресную книгу внутри своего сердца снова и снова в тщетных поисках хотя бы одного неравнодушного лица.

Человек просто не может быть настолько одиноким.

Половину имён окружающих её людей она не могла вспомнить. Другую половину хотелось забыть. Кто-то должен быть, кто-то точно должен быть…