Лавандовый раф, 80% арабики

Судя по всему, Рождественский летел бизнес-классом или каким-то другим классом. Я сидела прижатая к окну неприятным дядькой, который всю дорогу сыпал себе на брюхо крошки от чипсов. Не помогли ни наушники, ни прекрасная стюардесса с куда более прекрасным перекусом. Моё настроение всегда падало так же резко, как и поднималось. За один разговор я забыла, что за счёт компании лечу в страну мечты, что буду причастна к нескольким статусным мероприятиям, что всё ещё остаюсь девушкой с волшебной криминальной книжкой в руках.

Как бы не пыталась я уверить себя в несправедливости своей печали, она вцепилась в меня так крепко, что я еле дышала. А по прилёту на выходе в аэропорту Рима наткнулась на начальника, который видимо поджидал меня.

– Сначала мы поедем во Флоренцию, на поезде. Тебе будет удобнее со мной, итальянцы принципиально не говорят на английском. А я знаю итальянский немного.

– Я тоже.

Он удивлённо приподнял брови. Конечно, пара фильмов в оригинале и месячные курсы по углублённому изучению сложно отнести даже к “немного”, тем более это было так давно, что страшно вспомнить. Однако проигрывать ему в совершенстве было ещё хуже. Если он решил испортить мне первую командировку, то пусть горит в аду, я не дам ему такой возможности.

И всё же я последовала за ним. Чужой город, чужой язык. Но Боже мой, какая яркая, какая эмоциональная эта страна! Каждый уголок, каждый человек просто кишел жизнерадостностью и наслаждением. Они будто создана для того, чтобы ценить. Такой контраст с моей суровой державой заставил меня забыть о разговоре в маке, я улыбалась.

– Читаешь всякие кровавые истории? – Георгий Иванович отвлёк меня. Я рассчитывала на молчаливую поездку в поезде.

– Да.

Вот теперь наш разговор затух, и я уткнул в свои страницы, главный следователь как раз разговаривал с патологоанатомом.

– Обиделась на меня из-за правды. Типичное женское поведение. Вы хотите, чтобы с вами были честны, но не до конца. А где эта грань – ищи сам.

Я заложила страницу пальцем и внимательно посмотрела на молодого человека прямо перед собой. Готова поклясться, он чувствовал себя виноватым, даже если слегка, но признаться в этом сил не хватало. Я думала, стоит ли дать шанс его переменчивому настроению и заговорить.

– Правда и грубость – не одно и тоже, – начала я. – Например, я могу сказать вам, что такому эго позавидовал бы сам Наполеон. А ведь сравнивать вас как минимум глупо, – естественно, такой великолепный полководец и обычный делец. – Масштабы разные. А могу сказать, что вам следует иногда ставить себя на место простых смертных, прежде чем делиться своими позициями. Вы ведь не последняя инстанция, правда?

– Дипломатом тебе не быть. И так, и так звучит скверно.

– Не смогла сдержаться, уж извините.

Пожилая пара сбоку от наших кресел захихикала, видимо, приняли нас за влюблённых. Скажу честно, я была совершенно не против итальянского романа.

– У меня развивается аллергия на перемены в вашем настроении.

– К сожалению, – он положил ладонь на ладонь как это делают все английские аристократы в фильмах. – Таков мой характер. Переменчивый. Я стараюсь как могу сдерживать перепады своих настроений и намерений, но не всегда выходит. Это не имеет к тебе никакого отношения. Меня может разозлить прохожий, курящий не смотря по сторонам, наглый ребёнок или валяющийся бомж.

– Какое вам дело до окружающих?

– Тебе.

– Тебе, – я достала из рюкзака бутылку воды и отпила несколько глотков.

– Нам всем есть дело. А если кто-то будет уверять тебя, что это не так, то знай, что его пофигизм – это блок от слишком сильной концентрации на внешнем мире. Мы всегда стараемся маскировать по-настоящему больные места.

– Не все.

– Все.

Поезд остановился на станции, мы переглянулись. Даже не знаю, злила меня его самоуверенность или привлекала. Скорее всего и то, и другое.

– Даже когда кому-то кажется, что он откровенен, – Рождественский опустился чуть ниже, будто собирался рассказать мне самую страшную тайну. – Он лжёт.

– То есть все мы обманщики?

– Естественно, – он откинулся на комфортабельное кресло, отчего его лицо стало выглядеть ещё более симметричным. – Чаще всего жертва этого обмана – ты сам. Не признавая в себе истинную натуру, глубокую суть, мы считаем маску своим настоящим я. Отчего и происходят все проблемы.

– То есть ты сейчас пропагандируешь девиз нашего тысячелетия “будь собой”? Это не оригинально.

– Не совсем, – он блеснул своими яркими глазами и улыбнулся. Какие же театральные паузы. Наверное, он проходил курсы ораторского мастерства. – Нынешнее понимание личности есть “чем чуднее, тем моднее”. Я весь такой необычный, я не такой как другие, я личность. Хотя, по сути, многие из нас схожи и в этом нет ничего плохого. Одно и тоже блюдо по одному и тому же рецепту готовят по-разному. Понимаешь, о чём я?

– Никто не понимает себя настоящего?

– Пока есть такие как я, понимают.

Рождественский приготовил своё пальто и сумку, мы должны были выйти через пару минут. Я в своей смешной шапке рядом с ним выглядела ребёнком, неуместным. Но меня это мало волновало.

Флоренция оказалась такой же прекрасной, как я её представляла. Величественная, старая, культурная. Она смотрела на меня не с высоты своей красоты, но с благородным величием. Люди вокруг улыбались, болтали, спорили. Но всё это было каким-то семейным.

Мы прошли по узкой каменной дорожке минут 5. Рождественский поставил наши чемоданы и вошёл в кафе рядом с подъездом. Хорошо, что я не ношу всех этих шпилек.

– Идём.

Оказывается, во Флоренции нет лифтов. По крайней мере в этом старом доме его не было. Я возмутилась в душе, потому что наша цель была на 4 этаже. Но не русском 4, а настоящем промышленном 4. Я старалась как могла не поддаваться отдышке, потому что Рождественский с 2 чемоданами двигался куда легче, чем я с одной сумкой.

– А вот и она!

Когда мы вошли внутрь, я слегка опешила. Отель – вот, чего я ожидала. Со своим душем, со своим (что не мало важно) туалетом. А он снял квартиру с двумя комнатами, у которых есть общая стена. Вот же жлобяра. Надеюсь, он понимает про себя эту истину.

– Я беру ту комнату.

Схватив свой фиолетовый чемодан, я поползла в сторону заветной двери. Ванная была рядом, что давало мне существенные преимущества как перед сном, так и перед завтраком. Теперь придётся всегда выглядеть прилично. Отстой.

Разбор моего скромного гардероба занял минут 15. Я услышала, как Рождественский вышел из душа и дождалась хлопка двери вдалеке, чтобы самой проделать ту же процедуру.

Одеваться в ванной – это сомнительное удовольствие, но, если ты живёшь с малознакомым мужчиной, такое неизбежно. Но помимо такой весомой причины, была и другая: в Италии забыли про отопление. То есть, конечно, на улице было очень пристойно, но в доме невозможно снять свитер. Я, разнеженная московским ЖКХ, съёжилась после горячего пара ванной и пробежала к себе.

Рождественский уже сидел там на стуле, ожидая.

– Вообще-то, в чужую комнату без стука не заходят, а без хозяина тем более.

– Боишься, что я украду какую-нибудь старомодную юбку? – он улыбнулся, поправляя свой прекрасный костюм.

– Вполне возможно.

Я повесила полотенце на вешалку в надежде, что оно высохнет до вечернего умывания. Через окно едва перебивался свет, я жутко хотела есть.

– Завтра утром у нас деловой завтрак. Поешь дома.

– Логично.

– Не хотелось бы, чтобы ты жевала блинчики. Мне нужна концепция в презентации.