Марина М. в поиске счастья

Наташа мне нравилась. У неё были тонкие русые волосы, которые она любила накручивать на карандаш, большие глаза и смешной чуть вздернутый носик. Она всегда говорила всё, что думала и не стеснялась своих мыслей, как и полноватой фигуры. Без зазрения совести ей можно было сообщить, что через час начнутся месячные, и ты прихлопнешь любого в поле зрения, потому что твои гормоны играют в догонялки, а потом вдоволь посмеяться над всей этой женской ерундой за чашечкой кофе из автомата. Ей можно было доверить не только сушку штанов маленьким феном, который по счастливой случайности оказался в тумбочке у бухгалтера, но и расспросить о тайнах нашего офиса. Может, она знает, кто меня заложил?

– В нашем журнале в последнее время никаких изменений не ожидается? – спросила я издалека.

– Не знаю, – пожала плечами Наташа. – Но АГ сегодня сам не свой, ходит мрачнее тучи. А в обед к нему приходили какие-то типы в костюмах гражданской наружности с портфелями. Первый раз их вижу.

– Надо же! – удивленно повела я бровью. – Может у него проблема с рекламодателями?

– Нет, здесь дело не в этом, – Наташа перешла на шепот, если это можно так назвать, когда работает фен. – Мне сказала наша секретарша Анечка, а ей наши менеджеры Галка и Светка, но Элла Эдуардовна всё отрицает. В общем, ходят слухи, что нас хотят перекупить.

– Какие-то заинтересованные лица? – выпалила я первое пришедшее в голову.

– Не знаю. Может быть какой-нибудь издательский магнат, который заберет нас под свое крыло и сделает из журнала прессу международного формата, – предложила мечтательно Наташа. – Представляешь, будем выходить под эгидой «Космополитена». Вот было бы здорово!

– Это, конечно, хорошо, если бы так не настораживало, – заметила я.

Мало-мальски высохнув и приведя свой внешний вид в порядок, я преступила к работе. Открыла на компьютере чистый лист и тут же застопорилась. Как можно писать, если твоё сердце не на месте? От одной мысли, что Андрей – лгун и обманщик, скручивало живот морским узлом, и поднималась обида под самое горло. «Ненавижу! Ненавижу!» – строчила я по клавиатуре и с каждым резким ударом по клавишам из меня выходила ненависть. Я была вся там, в своей обиде, которая закипала, бурлила и просилась наружу в виде какой-нибудь мерзопакостной мести или выходке. Хотелось, чтобы ему тоже жилось не сладко, чтобы у него болело в груди так, как болит у меня!

– Марина, ты что не слышишь? Марина, у тебя телефон в сумке разрывается! – слова ведущего редактора Эллы Эдуардовны заставили опомниться и оторвать голову от важного занятия – мести на электронном носителе.

Номер был незнакомый. Я предположила, что, может звонить Андрей. Если это он со своей Английской Ривьеры, то ему точно не поздоровиться. Уж я лебезить больше не буду и прикидываться мирной овечкой. Хватит! Надоело!

– Да! Что надо? – дерзко ответила я.

– Марина, привет! Это я – Игорь, парень Светы. Ты занята?

– Ой, привет! Прости, мне тут должны были звонить, а впрочем не важно, – мне было не по себе. – Я не занята. Слушаю. Как Света?

– Вот именно насчет Светы я и звоню, – Игорь запнулся и глубоко вздохнул в трубку. Я почувствовала что-то неладное в его словах.

– Ночью в больнице ей стало плохо. Опять начало колоть внизу живота. И, в общем…, – тянул парень, а я начинала нервничать. – В общем, Света потеряла ребенка. Она сейчас в палате, состояние нормальное, но говорит, что ей очень больно. Она потеряла много крови и ей надо лежать.

– О, Господи! – всё, что могла сказать я, прикрыв рот рукой.

– Она никого не хочет видеть. Даже меня.

– О, Господи! – повторила я, представив состояние, в котором находилась подруга, и мои глаза тут же наполнились слезами.

– Света никому ничего не хочет говорить. Но я думаю, что ваш визит с Розой или просто звонок пойдет ей на пользу.

– Да, да, конечно, – кивала я головой как робот. Новость была просто ошеломительной, покруче всех моих любовных передряг.

– Я не знаю, что теперь и делать, – казалось, что Игорь на том конце провода тоже плачет. – Света говорит, что жизнь для неё закончена, и она больше не хочет быть матерью. Дело в том, что сначала она лежала в общей палате, где все беременные лежат на сохранении. Но я договорился сегодня об отдельной, чтобы не травмировать её. Но она всё равно твердит одно и тоже.

– Я поняла тебя, Игорь. Это временно, это всё пройдет, – пыталась я хоть как-то поддержать парня. – Света сейчас так говорит, а потом всё наладится. Вот увидишь! Просто это тяжело и через это надо пройти. Раны лечатся временем.

– Спасибо тебе, Марин, – только и смог сказать парень, после чего повесил трубку.

Всё! Приехали! Тушите свет, выключайте компьютеры, разбегайтесь, кто куда – в мою жизнь постучался мистер глобальный Апокалипсис и мне срочно нужен бункер. Нельзя, чтобы бесконечно светило солнышко, иногда на небо приходят и тучки. Это круговорот воды в природе, или круговорот событий в человеческой жизни – хорошее, плохое, плохое и хорошее. Без него не проживешь.

Я сидела за компьютером и шмыгала носом, силясь не разреветься при всех. Немного успокоившись, я позвонила Розе, та сразу взяла трубку и, не выслушав меня, стала городить свой огород:

– Я показывала ему полки и рассказывала, где какие лекарства лежат, – бежала впереди паровоза подруга. – Мы были так близко, наши халаты соприкасались, а когда я расстегнула вдобавок ещё пуговицу. Халат я же надела на голое тело…

– Роза! Роза! Подожди. Ты слышишь меня? – пыталась я прорваться сквозь её неугомонные речи.

– Слышу. А ты меня хорошо слышишь? Алло!

– Света в больнице, – произнесла я членораздельно. – Она потеряла ребенка, – и я выложила всё, что было известно.

– Иисусе, – пробормотала Роза, когда, наконец, до неё дошел смысл сказанного.

– Игорь сказал, что к ней можно приехать. Но я не знаю, когда именно – сегодня или завтра, – вслух рассуждала я. – Сегодня может не пустить, видеть она никого не хочет. Завтра… Это только вечером, в часы приема.

– Чего раздумывать? Едем сегодня! – призвала к действию подруга.

– А если к ней не пустят?

– Тогда возьмем больницу штурмом. Пробьем дорогу палкой колбасы и пачкой кофе, или что там обычно приносят докторам в бесплатные больницы? – парировала Роза, будто секунду назад и не была напугана серьезным известием. – А если Света с нами не захочет говорить, разобьем девичий лагерь у её кровати, прямо на полу. Будем красить друг другу ногти, перелистывать глянцевые журналы, обсуждая звезд, и хрустеть мятными леденцами. В какой-то момент она точно сдастся!

Настрой Розы мне нравился. Она умела из любой катастрофической ситуации выходить строгим солдатским шагом под раскаты марша «Прощание Славянки». У неё стоило поучиться.

Роза заехала за мной на работу. Я в тысячный раз проверила компьютер и свой рабочий стол на наличие жучков. А вдруг меня прослушивают или за мной наблюдает маленький глазок вон из той заводской прорехи по кромке стола? И, ничего не найдя, вышла из офиса.

По пути в больницу мы накупили всяких любимых Светкиных вкусностей – то, чего всегда очень сильно хочется, но от чего отказываешься ради красивой фигуры. Сегодня можно! Жаль, что и вправду нельзя устроить в палате девичник, думаю, никто этого не поймет.

Целый час мы простояли в пробке, а потом ещё 10 минут разгуливали по огромной территории больницы внутри забора, пока отыскали вход в гинекологическое отделение. Медсестра, увидев нас в халатах, которые Роза взяла у себя на работе, сразу заявила, что пройти к Свете не получится. Тогда мы попросили спросить у самой Светы, сможет ли она выйти. Оказалось, что она спала, и всё, что мы можем – это передать наш пакет с вкусностями.

Я была разочарована. Ведь кто, как ни  подруги могут поднять настроение, сочувственно покачав головами?

Но Роза не сдалась, отдала пакет и стала нести медсестре какую-то чушь очень обреченным голосом:

– Понимаете, я – её подруга, Марина, – указала Роза на меня. – Её сестра двоюродная, но они всё равно что родные, – у меня глаза полезли на лоб. Что она задумала? – И мы знаем Свету, как облупленную. Она сейчас очень страдает. Говорит, что никого к себе не пустит, а потом будет обижаться целый год, почему мы к ней не пришли. И если мы сейчас с ней не поговорим, то потом она сляжет с депрессией и будет скитаться по больницам, обкалываясь антидепрессантами. Понимаете?

– Понимаю, – ответила медсестра с профессионально каменным лицом. Она привыкла и не к такому. – Проходите, только недолго.

Я была поражена. И готова была поклясться, чем угодно, что суровая медсестра сейчас вякнет что-то типа: «Пошли отсюда!», а она нас любезно пропустила. Чудеса, да и только!

Света лежала на широкой высокой кровати, накрытая одеялом с выстиранным белым в синюю полоску рисунком. Её русые волосы мелированные столько раз, что и не поймешь, где полосы натурального цвета, были раскиданы по подушке. Лицо в тусклом свете было бледным и распухшим, нос с глазами – отечными и красными, но слез уже не было. Мне вдруг стало жалко Свету так, что самой захотелось расплакаться от одного взгляда на неё.

– Светочка, привет, – тихо запищали мы вместе с Розой, осторожно прикрывая за собой дверь.

– Как вы прошли? Я же просила никого не пускать, – подруга злилась, но сил у неё на эмоции не осталось.

– Ты же знаешь Розу, – пыталась шутить я. – Если бы её НАТО выдвинуло на односторонние переговоры с террористами, то на Ближнем Востоке давно закончилась война.

– Я тебя умоляю, – усмехнулась Роза. – Голубая хрустящая бумажка, засунутая в карман медсестры, ещё не такие двери тебе откроет.

– Ах, вот оно что! А я уж подумала, – улыбалась я, но Света на шутки не реагировала. – Ладно. Как твое самочувствие? – Роза села на облезлый стул, я приземлилась на краешек кровати у самых ног Светы.