Девушка пожала плечами и вновь уронила голову на руки. Ещё не хватало, чтобы этот физик-клирик сейчас увидел её заплаканную рожу и начал читать нравоучения пополам с молитвами о здравии…
– В общем, если ты тут будешь, поймай капитана или Мессера, очень тебя прошу. Скажи, что я отчалил за нейропротезом, чем быстрей поставим, тем лучше.
– Но… э-э… – у Жени никак не получалось связать в одной фразе резонный вопрос «откуда ты нейропротез возьмёшь?» и откровенное удивление тем фактом, что за установку ратует не кто-нибудь, а истинно верующий возрожденец, который, по всем канонам, не должен идти поперёк свершившейся божьей воли, да ещё и использовать при этом мракобесные порождения технического прогресса.
– Протез чистый, знакомые из хосписа продают почти за бесценок, – пояснил Димка. – Ликвидация у них. Может, судьба, что я сегодня утром об этом узнал. Пути господни всяко неисповедимы, но тупиками они не заканчиваются, а если закончились, то бес попутал, не иначе…
Тряхнув изрядно отросшими за год послушания волосами, физик взял первую космическую и исчез за углом, вновь оставив Женю бегать загнанной белкой в кругу собственных мыслей.
Зачем она согласилась на откровенно дурацкую затею с влюбленными неудачниками? А теперь розы-мимозы и романтика у двигателя обернулись для Никиты трагедией. Кибернетик без руки… Вот что бы ты, рыжая, делала, если бы это твоя рука превратилась в кровавое месиво? Ты и так никому не нужна со всеми целыми конечностями, а инвалидом – даже с современным протезом – тем более. Жалость к Никите захлестывала до макушки, лилась горькими слезами по щекам. Жалость, не любовь – на этой закваске могло бы возникнуть дружеское тепло, но для чего-то большего надо быть другим человеком. Все слишком усложнилось.
Если этому болвану режиссеру придет в голову разыграть любовь, основанную на жалости, пусть сам ее и играет. Невозможно так лгать себе. Камеры, может, и не заметят игру, публика, может, и съест остросоциальный кусочек и попросит добавки. Но как жить, каждую секунду предавая себя, объясняя, как маленькой, что это всего лишь цена свободы, Женя представить себе не могла. И так и сидела поникшим пламенем в коридоре у медотсека, пока двери не открылись бесшумно и не показались по одному усталые врачи и их помощники. За их спинами на койке застыл бледный как мел Никита.
– Иди отдохни, – горячая ладонь Дамира на плече. – Он поправится, а ты не ешь себя. Совсем серая стала, как стенка.
– Сначала… увидеть его.
Болезненное, невысказанное вслух «зачем сейчас?» застыло темной смоляной каплей на дне зрачков кавказца. Женю никто не остановил, когда она подошла совсем близко к Никите, спящему тяжелым наркотическим сном.
Можно было сотню раз повторить себе, что ничьей вины в случившемся нет, что «оно само», только вот колени подвели, и Женя медленно осела на пол, взяв раненого кибертехника за оставшуюся руку.
А за спиной у девчонки поднимали голову надоедливые призраки родителей, шепча набившее оскомину «сидела бы дома, ничего бы не случилось».
Да, это она со своей дурацкой жаждой свободы виновата во всем. Хочешь свободы – не привязывайся ни к кому, иначе угробишь и себя, и того, кто стал тебе близок.
И срывается с побледневших Жениных губ короткое:
– Прости…
Глава 8
«Шутить нельзя плакать». И ставь знак препинания, где хочешь.
Оникс закрыл глаза, впечатываясь в обшивку у входа на рубку. Глубже. Сильней. Слейся, черт побери, лицом с обоями, тем более, что к этому есть все предпосылки. Ты же дурак, хакер. Ты же обязательный дурак, хакер. Ты же незаметный-незаменимый… дурак? Ты не спускаешь на тормозах приказы начальства. Ты реально готовишься к миссии «Амальгама», забыв, что она – реалити-шоу имени самой себя. Ты поднимаешь нижние пласты Сети по любому экзамену, ты мотаешь свою тушку на центрифуге, ты, который с детства не переносит даже качение снегохода. Ты делаешь все это на сто двадцать процентов, хотя от тебя никто не требует и на шестьдесят.
Ты такой идиот, каких свет белый не помнит.
Сердце отчаянно засбоило, пытаясь скользнуть в безвременье, где нет буравящего взгляда капитана Орлова и трех слов на исходе первой недели тренировок: «Играй как живи». И сказал он это, боги транскода, ему без свидетелей.
Еще неделю Оникс Заневский ломал ночами голову над расшифровкой. Нет, дело тут явно было не в рейтингах телешоу, да и актерской игры никто не требовал. «Будь, пожалуйста», – попросил режиссер, заплатил деньги и понаставил скрытых камер по всему Харону и в радиусе километра вокруг. «Будь, пожалуйста, хакером», – попросила душа, и Оникс создал трехмерную модель корабля со всеми зонами покрытия следящей аппаратуры. И вот сейчас его лицо в слепой зоне тех двух глазков, что вмонтированы в потолок узкого коридора.
Незачем людям по ту сторону экрана видеть глубокую морщину между его бровей и закушенную губу. Не аритмия это вовсе, а недостаток информации рвет линию кардиограммы, вписывая осколки в ритм любимого капитанского стихотворения:
День расписан практически по минутам:
Тренировки, зубрёжка, короткий сон…
Хочешь сдаться? Заплакать? Побить посуду?
Потеряешь сознание – выйдешь вон.[31 - Анна Закревская «Шестнадцатый рассвет»]
– Заневский? – голос Орлова над ухом произвел эффект разорвавшейся бомбы. – Вы раньше на пять минут.
«Всего на пять», – прокомментировал внутри параноик, быстро стирая с лица даже малейший намек на эмоции и мысли. Все строго по роли. Бесстрастный лед – хоть здесь киношники не потребовали от него невозможного горения.
– Начинайте, товарищ программист, – сухо проговорил Орлов.
И Оникс начал.
– Рубка управления является одним из главных отсеков космического корабля «Харон». Здесь находятся рабочие места капитана, первого пилота, штурмана… – Оникс остановился на середине фразы, вспомнив Соньера, который тихим французским матом с кучей шипящих крыл весь мир за пультом управления, пытаясь превратить себя в поющего ударника рок-группы – одновременно прокладывать курс и лететь по нему с точностью плюс-минус лапоть. – В общем, экипажу здесь дом родной и место фриланса.
«Шутить нельзя плакать», говорили они.
– А эту кнопку когда надо нажать? – капитан Орлов, сохраняя невозмутимость Пасхально-островного истукана, ткнул в приборную панель почти что наугад.
В этом и был главный подводный камень экзамена «Экскурсия для капитана», о котором в письменной рассылке было сказано почти что вскользь. Любые вопросы в любом отсеке корабля на любую тему. Оникс почти полминуты судорожно соображал, за что отвечает зеленая плоская кнопка еще и с тумблером на два положения, пока тупой молоточек синего осенения не превратил виски в натужно звенящие колокола.
Кнопки. На. Схемах. Не. Было.
Шутить нельзя плакать?
– Когда ты девочка, тебя зовут Алиса, ты не хочешь ничего решать и хочешь в Зазеркалье, – выдал Оникс, лишая усмешнителя на студии возможности заработать на этом куске видео.
Капитан Орлов дернулся, как будто его прошило Ониксовым электричеством по-настоящему. Едва слышный присвист аудиодатчиков в диктофонах заставил Заневского напрячься. Нет, он не вышел из роли, но даже покрытый льдом хакерский эмоциональный сенсор сбоит от тяжелого дыхания капитана, будто тому врезали прямо в солнечное сплетение. Ну и что я на этот раз не так сказал?
Кажется, Заневский на секунду потерял ориентировку, ибо память сыграла с ним злую шутку, подкидывая картинки вчерашнего вечера: довольный как сто китайцев Ян, выпросивший 3D-модель «только на минуточку», битых полчаса подбирает лучший ракурс для себя любимого в завтрашнем дне. Ян втянулся в Игру. Он отдавал ей всего себя, словно каждый кадр – посмертный скриншот с реальности без права на Ctrl-Z. И если уж так, то сгорать надо красиво. А у Оникса не хватило сил ни на протесты, ни на интерес, что там будет, в этом завтрашнем дне у брата. Обычно всем жизнь прописывалась абстрактно, без конкретных дат и сцен. Например, Ониксу требовалось устроить мордобой Мессеру. Мессер [за глаза – Мессершмитт] тоже знал об этом, но мордобоя избегал…
Одним резким движением рука капитана разорвала воздух до зеленого прямоугольника. Громкий щелчок, и боковое зрение выхватывает сжатые челюсти Орлова, фоном к которым подозрительно гладкая стена распарывается по шву в дальнем углу.
Орлов, медвежья громада белого кителя, пересекла пристрельные пять секторов и оказалась у темного проема. «А ведь там слепая зона, – мелькнуло в голове Оникса, который шагнул следом за капитаном, как примагниченный. – Хорошо выбрал, кэп».
– Добро пожаловать в Зазеркалье, – буркнул капитан, когда Оникс осторожно пересек условную черту… подсобки? Тайной комнаты? Что, раздери солнечный ветер эти вишенки, происходит?
– Ну, за зеркалом всегда есть что-нибудь, верно? Например, зеркало-дублер, – в голосе Орлова было не то ехидство, не то тоска по золотому веку космонавтики.
Вспыхнул свет, выбив из хакера тихий стон от обожженной квантово-волновым дуализмом сетчатки. Птица больше любит ночь, ну да ладно, где наша не пропадала. А капитан Орлов плавным кошачьим движением обогнул нагромождения ЗИПа, где взгляд безошибочно выхватывал и потрепанную приборную панель, и модуль автоштурмана, и даже, боги Сети, нераспакованный терминал искусственного ИИ… Орлов совсем уж как-то шумно устроился на потрепанном стуле, грохнув локтями по металлическому кубу, заменившему ему стол. Оникс выразительно повел глазами за правое плечо. Слепая зона – это да, но диктофоны…
– Здесь прекрасная звукоизоляция, свиней можно резать, – усмехнулся капитан. – Садись, Оникс. Пока все играют в… потрошоу, мы успеем поговорить о главном.
Интонационное выделение последнего слова было настолько сильным, что готовое сорваться с языка «сесть я всегда успею» растаяло с горчинкой. Игры кончились. А капитан, словно по заранее написанной бумажке, продолжал вещать в эфире.
– Такое есть правило у космонавтов, Оникс. У всего должен быть дублер. Начиная с самого маленького датчика и заканчивая кораблем, – полынный смешок. – У «Харона» дублера, как видишь, нет. Да и вам второго состава никто не готовил. Но у капитана д о л ж е н быть дублер.
– Незаменимых нет, но некоторых заменить трудно, – тихо ответил Оникс, отводя взгляд.
Не буду я сейчас смотреть тебе в глаза, капитан. Пусть под моим разрядом сейчас скукожатся старинные фолианты чуть правее твоего кителя – кстати, посмотреть, что там, неужто древние своды команд для автопилота? – но я не выдам свой раздрай. Ибо я точно знаю, что не смогу…
Наверно, парень выдал последнюю фразу вслух, ибо какой там Ангел Льда, еще неделя и такими темпами он просто вылетит из проекта с астенией и пачкой нейропротекторов в руках. И аккомпанементом будет рвущееся из глотки: «Оста-а-авьте меня в поко-о-о-ое!!!»
– А ты попробуй.