– Знаешь, когда она тебя зовет, – негромко произнес темноволосый, – Янис звучит как Анис. Смешно.
– Поэтому лучше просто Ян, – сообщил небу брат. – Я во всех документах сократил. Ян Заневский.
– Ян Валько, чего уж прибедняться, – хмыкнул второй, щекоча плечо макушкой. – Вылитый дед Саша. А я не стал менять… Даже несмотря на Светку. Оникс Заневский, и пусть идут все лесом.
Они продолжали смотреть в ясное небо. Холодок с востока медленно подбирался к ледяным пальцам одного и горячим ладоням другого. И все было правильно. Лед и огонь всегда вместе, даже если по курсу игра по чужой указке, а огню-Яну вроде как и нет особых причин ухо…
Звездный летний треугольник вдруг превратился в две склоненные головы дедов. Ян вздрогнул, Оникс приглушенно выдохнул. После пяти лет жизни в Москве-2 они с трудом ныряли в «детские» условия обитания: тренировки беззвучного скольжения над травой, умение не только слышать, но и слушать, волчьи приемы боя, птичьи стратегии прицельных атак… В городе это оказалось лишним, и если Оникс сумел это как-то запрятать вглубь и выпускать наружу только во время лазертага, то Ян предпочел, чтобы мир подстроился под него сам. И мир подстроился, попутно навешав ярлыки «волчонок» и «дикарь».
– А покликаю я беду, да Ивашкина мясца поем, и Сила с нами пребудет, – нараспев проговорил дед Кир и резким движением бросил парням в лицо горсть ломкой половы, в темноте так похожей на ошметки татарских стрел.
Ян метнулся в сторону, накрывая собой Оникса, и мысль «надо бы что-то сделать» отстала от действующего тела на пару парсеков. Татарские стрелы больно кольнули по шее, но это было неважно.
– М-м-м, – одобрительно протянул дед Саша, поудобней перехватывая удочку. Мол, моя школа, а ты все рыпаешься, Кирька.
– И один другому жизнь да подарит, – припечатал дед Кир над тихо матерящимися великовозрастными внуками, не решавшимися, впрочем, и слова поперек сказать съехавшему с катушек деду.
Процессия потянулась к двухэтажному домику, спрятанному за яблонями, которые с приходом темноты превращались в хтонических чудовищ с сотней рук. Впереди шел дед Кир, маяком серебристого плаща указывая вектор движения. Вторым скользил над землей Оникс – если б кто-нибудь взялся снимать кино с Кириллом Заневским в главной роли, ей богу, дублера искать пришлось недолго, а гримеру платить гроши за седые пряди на висках и паутину морщин вокруг таких же нефритовых, как мелкое море, глаз под сенью пушистых черных ресниц.
А вот топающие в арьергарде Ян и дед Саша явно не играли в разведчиков, и пусть голосовой зеленый шум мог создавать только Ян, дед Саша старался как мог и совершенно не в такт отбивал мелодию на полупустом ведре.
– …Я пришел – тэбэ нэма, пигмануууула… – Ян сделал театральную паузу, – пыдвила! Ты ж мэнэ пигманула…
Дед Саша был счастлив. И Ян тоже.
Блинопироги были съедены с первой космической скоростью, и меньше чем через час все собрались в гостиной. Света не зажигали. В полутьме комнаты едва слышно шуршали пледы, за железным щитком печи бились в агонии сгорающие поленья, а невнятная песенка дедов на два голоса, один из которых страшно перевирал текст, а другой мычанием подтягивал длинноты, словно была не из этого мира.
– На зверя страшного у века каждого, найдется свой однажды Волкодав, свой волкодав… сво-ой… на зверя волкодав…[3 - Мельница «Волкодав»]
Ян, пристроившийся у кресла, в которое Оникс залез с ногами и превратил в гнездо, устало прикрыл глаза. Его основательно рубило в сон от переизбытка кислорода в этой глуши, но продержаться до конца дня было делом чести. Он бы и захотел – не сосчитал, сколько раз вот так заставал дедов перед камином в гостиной, таких же, как сейчас, почти не меняющихся с годами, закутанных в пледы и державшихся за руки, а дед Кир все пытался петь, споря тихим голосом с треском горящих поленьев. Вот еще пара попыток совладать со своим недугом, и прозвучит команда на взлет.
– От винта! Погнали!
Шесть рук синхронно откинули волосы над запрещенными модификациями имплантов. Шесть карт беспроводного доступа вошли в порты. Шесть человек залогинились в ничем не примечательной избушке, точной копии той, что прячется сейчас в глухой воронежской ночи за сторукими яблонями. Каждое бревно – адова куча защитного кода, каждый угол фундамента – бомба с отложенным действием. Если придется уходить быстро и в ночь, то дом не достанется никому.
В транскоде ты такой, какой внутри. Потерявший баланс человек никогда не узнает себя в водах Реки-под-рекой, если только не найдет смелости шагнуть к себе настоящему. Не будет здесь никогда ответственных матерей и везунчиков-фрилансеров, не будет немых истуканов и заговаривающихся гениев, не будет двух несуразных ребят, пролетающих мимо всех рамок, как фанера над Парижем.
А будут Чайка и Нарвал, Саламандра и Буревестник, Ангел Огня и Ангел Льда.
– Так, слушаем сказку и мотаем на ус, – бодро сообщил своему мини-транскоду Кирилл Заневский.
– Жги уже, сказочный ты наш, – хмыкнул Валько, насыщая цифровой воздух приятным баритоном. За целые дни молчания внутри скапливался такой заряд, что впору было разносить сервак департамента безопасности, не к ночи будет помянут. Ну или на крайний случай – потрепать нервы Кирьке.
Но вместо словесной перепалки старый хакер Заневский коротким присвистом гасит все источники света в избушке, даже огоньки индикации внешних систем видеонаблюдения. В тонких пальцах поднимается высокое, синими отблесками играющее на коже ящерки и перьях всех мастей. Киловольт за киловольтом, до самой сути.
«Он жил больше сотни лет назад. Один из тех, что зовутся богами Сети – сверхпроводник, распятый меж мирами. Он перегонял электричество транскода через свои хрупкие кости, каждым позвонком ощущая надвигающееся торнадо на другом конце земного шара».
«Каждая створка карманного зеркальца отражает закатный солнечный свет пополам со слегка прищуренными глазами своего владельца, и рыжее осеннее солнце рикошетом бьёт в тёмно-серую радужку.
Крис зажмуривается, но перед глазами у него ещё долгое время маячит бледно-зелёное пятно, а потом, когда он открывает глаза, мир сдвигается со своей привычной точки, и на лицах людей проступают узкие щели, когда они тайком приподнимают свои маски, чтобы всосать в себя жалкую каплю свежего воздуха. И какой-нибудь нудный моралист может вещать хоть до утра, что нельзя так злоупотреблять богатствами амстердамских кофешопов, но действие косяка закончится, едва Крис немного продышится, стоя на Синем мосту, а пришедший образ уже никогда не выветрится из памяти хакера».
Голос Заневского, который никогда и никому не признается, что он правнук того самого бога, ибо имеющий глаза да увидит сам, бьет слушателей навылет. Судорожно выдыхает вытянутый с того света Дэн – наследник дара, который теперь живет и в сыне Ониксе, Ангеле Льда. Откликается на легенду и сам парень – точная копия Крис-вечные-двадцать-пять, даже глаза у него те самые, серые, словно это реинкарнация Вебера во плоти. Оникс ловит волну – паутинка запредельного электричества тянется от него к деду, как далекий амстердамский Синий мост.
«Добрая богиня, несущая в тёплых руках свежий хлеб, парное молоко и приветственно зажжённую свечу, может обернуться злой ведьмой, с диким хохотом вспарывающей вены своим жертвам. Неплохой хакер, заводной аргентинец, в фоновом режиме приплясывающий под любую музыку, способен во мгновение ока превратиться в медведя-шатуна, который ломится к цели, не разбирая пути, а если не дерётся, то трахается.
А страшный доктор, готовый с безумной улыбкой пустить на опыты любого, до кого дотянется своими крючковатыми пальцами, на поверку оказывается гениальным нейрохирургом, отличным рассказчиком и верным соратником. Так же, как и мальчик-отличник в скучной одежде, застёгнутой на все пуговицы, спустя пять лет становится безбашенным байкером и охотником на хакеров, а спустя двадцать – любимым человеком того, на кого он открыл свою охоту».
И теперь уже нет покоя роду Валько. Потеряны промежуточные звенья из истинных Охотников на просторах от Питера до Окленда, стерты, наконец, извращения над глумливой судьбой, помещающей паззлы душ в тела с таким расчетом, что как ни крути – ты вне морали, если любишь. Вот она, Катерина Валько, пламя Саньки-саламандры, нашедшее Веберовскую искру. И сын Ян – Ян Заневский, Ян Валько, Ян Такахаси, Ян Рыков – плоть от плоти Охотника, сейчас светящийся нутряным, чистым светом Ангела Огня.
«Повернись спиной к закату и поймай солнечный зайчик. Пусть яркий отблеск сканером пройдёт по лицу того, кто подошёл к тебе слишком близко, пусть световой скальпель вонзится в еле заметную щёлку меж Правдой и Истиной, и тебе останется лишь задать единственный Вопрос.
«Кто ты, Маска?»»
– Почаще задавайте вопросы, парни, – будничный голос деда, с усталостью лет так на двести, бьет сказку на черепки. – Никто этого не любит… Но без этого не будет ни скорости, ни глубины.
После такой сказки на ночь спать не хотелось от слова совсем. Народ вынырнул из транскода малость ошалевший и старался друг другу в глаза не смотреть. Было что-то в рассказе и напутствиях деда Кира, вдруг подрастерявшего своё обычное невменько, что-то вскрывающее самую суть вещей. Конечно, братья знали о своем великом пра-пра-пра-черт-знает-сколько-этих-пра-дедушке Кристиане Вебере, в транскоде известном как Овердрайв. И когда в сети появлялась очередная «самая правдивая биография Великого Хакера», дед Санька ее быстренько покупал, а дед Кир разносил на атомы, доставая из загашников самое страшное свое оружие, не доставшееся ни одному журналисту – log-файлы Оверхантера.
Но сегодня в рассказе отчетливо пахло пророчеством. Оникс и Ян подумали об этом синхронно, и близость отлёта в космос явно была ни при чем.
– Все спать, – скомандовал дед Кир, чмокая Катьку в лоб под смех братьев. Это была давняя семейная шутка про единственную женщину в семье, которую надо беречь и мыть посуду самим. Ну и берег каждый кто как мог.
Ян потянулся, встав с пола, громко хрустнул суставами – двадцать пять, а так-то старик – и вышел из комнаты молча, нарушая все ритуалы прощания с родителями перед сном. Ну не мог он, не хватало банальной силы воли подойти к матери и заглянуть в глаза перед объятиями, ткнуться лбом отцу в плечо… Да их прошьет этими скопившимися киловольтами. Целый день он бежал от физического контакта, к минимуму свел вербальное общение. Наверняка они обо всем уже догадались. Но лучше уж так, молча. Ибо на вопрос «зачем тебе „Амальгама“, Янис?» ответа как не было, так и нет.
Пропасть за распахнутой входной дверью навалилась на Яна сводящим с ума пьяным предсентябрьским холодком и душным запахом ночной фиалки. Это была главная нота августовской ночи, и после первого сбитого вдоха пришедшее в себя обоняние выцепило терпкую базу начавшего созревать синапа и что-то еще трудноопределимое с сырой земли и далеких звезд.
В паре десятков метров в просвете между яблонями серебрилась мишень для стрельбы – старая доска со следами концентрических кругов и долгих тренировок, сходящихся в едином порыве на черном начале координат.
Попасть. В десятку. Сейчас.
– Хочешь, я скажу: ничего не было, нет, – прошептал Ян, а рука уже привычно тянулась за дверной косяк, нащупывая самодельный лук, – может быть, ты поверишь в это…[4 - Флёр – Искупление]
Гибкая нетёсаная ива послушно согнулась в сильных руках Яна. Напряжение из пальцев ушло в надрывно молчащую тетиву. Самодельная стрела легла на прицел.
Ян затаил дыхание. Выше, еще немного… Чужая рука вдруг появилась в секторе обзора справа и слегка отвела прицел в сторону. Поправка на ветер, а я и забыл.
– Спасибо, дед, – выдохнул Ян вместе со звоном тетивы.
Стрела ушла в цель и пробила черную дыру в центре мишени. Санька одобрительно хмыкнул, и снова акустикой ночи стали править сверчки из соседних кустов.
Ян стоял с закрытыми глазами, упорно отыгрывая кинестетика с этим нарочито задумчивым исследованием коры на самодельном луке. Ну, давай уже, дед, сдавайся, я все равно ничего не…
Яркий голубой свет ударил под дрожащие веки. Ян невольно распахнул глаза и сразу уперся взглядом в экран смартфона, где на белоснежном поле прыгали черные трясогузки букв: «рассказывай».
– И вот скажи: куда еще вас бить…[5 - Венок сонетов DRC, магистрал С. Калугина] – простонал Ян едва слышно, но глубокое погружение было предрешено.
Синие глаза деда, такие же синие как у него, горели огнем джихада. Он не собирался отступать, раз даже перешагнул свои принципы и воспользовался телефоном.
– Только обещай, что не скажешь матери и отцу, – выдохнул Ян, уже за крайним словом осознавая, какую ерунду смолол. Но немой дед Саша спокойно кивнул без намека на горечь обиды.