Дочь мента

Своими поручениями он проверял меня, испытывая на прочность, сворачивая меня в такие кренделя, будто хотел сломать и искал, с какого же места пойдёт трещина. Но я устоял, только цена за это была слишком высока. Постепенно составные части мозаики, из которых складывалась моя душа, с каждым очередным заданием, с каждым выстрелом из оружия, находящегося в моих руках, окрашивались в чёрный цвет.

Впрочем, стоит отдать ему должное, он не позволял себе ничего лишнего, когда рядом присутствовал кто-то ещё, и звал меня исключительно по имени, для них он оставался признанным «авторитетом», а я – тёмной лошадкой. Потом, немного позднее, ко мне приклеилось прозвище Стрелок, очевидно, за какие заслуги.

– Как дела с Евстигнеевыми? – наливая нам коньяк, интересуется старый бандит.

Я понимал, что у Хмеля есть нечто личное с этим ментом, но подробностей не знал, доходили лишь обрывки слухов о том, что Евстигнеев лет двадцать назад вёл дело, фигурантом в котором являлся Хмель, но, чем оно закончилось, доподлинно не известно.

Знал также, что Хмельницкий сидел, а до того находился в федеральном розыске и, несмотря на большой срок, полученный им заслуженно за членство в организованной преступной группировке, которая отличалась особой жестокостью, всё же нашёл путь выйти на свободу спустя каких-то десять лет.

Наш уговор был с ним простым, он защищает моего брата, пока тот находится в СИЗО, после вынесения приговора и распределения охраняет его жизнь в колонии, а в случае, если мне удастся нарыть компромат на подполковника, поможет вытащить его оттуда.

Должно быть Хмель считал, что убить Евстигнеева слишком слабое наказание, ведь эту кару куда проще и быстрее исполнить, чем то поручение, что я должен был претворить в жизнь. Хмель грезил увидеть Евстигнеева за решёткой, это была не просто потребность отомстить за собственный срок, если, конечно, тот к нему причастен, за его желанием скрывалось что-то иное, более глубокое и острое. Одно я знал точно, если Хмельницкий считал, что у подполковника рыльце в пушку, значит, так оно и есть. Да и стоит ли сомневаться, что за годы службы чьи-то грехи были с его лёгкой руки погашены и забыты, осталось только найти тому подтверждение.

Хмельницкий полагал, что именно через Ульяну Евстигнееву я смогу подобраться к секретам её отца, но вместе с тем за его приказом скрывалась ненависть к самой девчонке. Мысли об этом разрывали мой мозг, всё было слишком запутанно. Ульяна, ещё даже не успев пожить, фактом своего существования насолив Хмелю, оказалась в эпицентре бандитских разборок, сама о том не подозревая. Причем, если Хмельницкий не скрывал, что он бандит, то её папаша был наверняка бандитом в погонах.

Согласившись на его условия, я не думал о том, что потом будет с ней. Остатки совести говорили мне не приближаться к Ульяне, выбрать иной путь, но вместе с тем я знал – если Хмеля не удовлетворят мои действия, он найдёт другого, и тот не будет особо церемониться с ней.

Услышав краткую историю нашего с ней знакомства и узнав о том, как я его спланировал, он даже бровью не повёл.

– Достань мне её фотографию, хочу посмотреть, как выглядит отродье Евстигнеева, – он говорил вроде спокойно, тон не выражал особых эмоций, но я ощутил вибрации злобы, которая от него исходила.

– Я встретил её сегодня случайно, стояла посреди дороги, ведущей в посёлок, совершенно одна. Странная девчонка.

Хмельницкий хмурится, делая соответствующие выводы у себя в голове. Рассказывать подробности, которые произошли далее, я не стал, лишь пояснил, что отвез её в город, и кажется, он был доволен проделанной работой.

– Хорошо, ты свободен.

Буквально на следующий день меня ждал крупный сюрприз, когда вечером я припарковался у подъезда своего дома. Не успел покинуть салон автомобиля, как из соседней машины выбрались трое коренастых парней спортивного телосложения. Самый борзый из них держал в руках биту. Вглядываясь в их лица, я пытался понять, чьи это ребята, откуда и за что мне прилетело, но никто из них не был мне даже смутно знаком.

– Ты Скуратов? – задает вопрос коротышка, выступая вперёд, всем своим видом показывая, что у него ко мне серьёзный разговор.

Под курткой рубашку холодит тяжесть отцовского раритетного огнестрельного оружия, которое всегда со мной, и идти на меня с битой с их стороны не очень-то дальновидно. В голове пронеслась мысль, что всё это мало похоже на бандитские разборки, в обратном случае у них была бы иная экипировка. Значит, причина в другом.

– Вам подсказать, как пройти в библиотеку? – интересуюсь, засунув руки в карманы куртки.

– Что, такой смелый? Не слышал, что против лома нет приёма? – усмехается один из ребят.

Пожимаю плечами, не желая демонстрировать, что у меня есть кое-что действеннее их «лома».

– Предположим, Скуратов, с кем имею честь? – мои губы изгибаются в расслабленную улыбку, что заводит паренька, стоявшего ближе всех, ещё сильнее. Он младше меня на каких-то пару лет, и судя по дружкам – передо мной спортсмены, несколько обделённые интеллектом. Уж больно сосредоточенное выражение на их физиономиях напоминает обезьян, возможно, и развитие остановилось где-то на уровне шимпанзе.

Оставив мой вопрос без ответа, вожак приматов замахивается своим тяжёлым орудием на меня, но я не даю себя ударить, уходя в сторону, где меня уже ожидали его друзья. День сегодня был сложный, а хорошая драка как раз поможет мне сбросить скопившееся напряжение. Оставляя пока пистолет скучать в кобуре, я выбиваю палку из его рук и наношу удары, часть которых попадает в цель, а часть блокируется. Его друзья, рассчитывая на скорую расправу, где трое против одного, дрались без огонька, а мне было крайне интересно узнать, чем же я так не угодил.

Чтобы предостеречь его напарников от ударов со спины, я всё же достал ствол, демонстрируя, насколько глупым будет, если они решат помешать нашему «диалогу», и приставил уже лежащему на земле нерадивому разбойнику оружие к виску.

– Жду ответа на свой вопрос, – напоминаю спокойно и холодно, уже успев привести дыхание в норму.

– Ты, урод, трахал мою невесту! – брызгая слюной, отвечает парень с красными от напряжения и злобы глазами и совершенно бурым лицом.

Мои брови взлетают вверх: я не в состоянии припомнить, у кого из последних девушек, с которыми мы мяли вместе постель, мог иметься такой женишок.

– Может, и трахал, как её зовут?

Судя по его виду, гордость не позволяет ему добровольно ответить на мой вопрос. В выражении его лица я читаю, что он планировал увидеть меня лежащим на холодной земле в луже крови. Должно быть, по его мнению, это бы очистило его попранную честь.

Вжимая дуло дорогого моему сердцу Смит-Вессона в его висок, я жду ответа на свой вопрос и отвожу для наглядности курок. Когда раздаётся характерный щелчок, его зрачки расширяются, давая мне понять, что до его мозга доходит информация о том, что одно неловкое движение, и эти самые мозги могут окрасить снег. Не уверен, правда, что есть чем красить, но почему бы не проверить.

– Ульяна Евстигнеева! – произносит имя, которое раздаётся атомным взрывом в моей голове. Что за хуйня?

На мгновение моя рука дрогнула, едва не спустив курок, но в последний момент я всё же совладал с собой.

Значит, у Бэмби есть жених. Почему, блядь, я об этом не подумал?

– И кто же тебе слил, что я её трахал? – первой мыслью было, что это Хмель всё подстроил, чтобы усложнить мне жизнь очередной своей игрой.

Он смотрит на меня с такой ненавистью, которой я уже давно не видел, неужели чувства к Бэмби так сильны или всё же это раненое самолюбие?

– Она сама призналась, и я вас видел!

Поднимаюсь, перестав удерживать его и убирая пистолет в кобуру.

– В следующий раз бери больше людей.

Знал, что она не так проста, как кажется, а всё эти невинные карие глаза – смотрит будто в душу заглядывает. Она игнорировала меня после того, как украла поцелуй, а я, к своему удивлению, вместо того чтобы, как обычно, выкинуть очередную девчонку из головы, раз за разом прокручивал эту сцену. Может, она меня зацепила, потому что пришла в мою жизнь из другого мира, оттуда, где у меня было всё «окей», и максимум, за что я мог переживать, – это возьмут ли меня помощником в ту коллегию адвокатов, где я хочу набираться опыта, насколько сильными окажутся соперники на предстоящих соревнованиях по стрельбе, или какой подарок выбрать родителям на годовщину.

Известие о том, что у неё есть не просто парень, а целый жених, принесло с собой неприятное чувство, зародившееся в грудной клетке. Оно разъедало нутро и оставляло после себя беспокойство о том, что так теперь может быть всегда. Задание Хмеля отошло куда-то на второй план, сейчас больше всего мне хотелось увидеть её, узнать, почему она так поступила. Неужели ей банально требовалось вызвать ревность у своего парня, а я вовремя подвернулся под руку? А все эти смущённые взгляды – просто игра? Кретин!

От клокотавшей во мне злости впечатал кулак в бетонную стену, пока поднимался по лестнице, разбив костяшки в кровь. Не ожидал от себя подобного, но если бы её шея в данный момент оказалась поблизости, то сжать на ней пальцы доставило бы мне редкое и изысканное удовольствие.

Когда раздался звонок Хмеля с поручением выехать в принадлежащий ему популярный в городе ночной клуб, чтобы утихомирить разборку, я даже обрадовался. Кулаки чесались, и мне хотелось стесать их обо что-то живое и с костями. Пока ехал на полной скорости в город, представлял хорошую драку, зная, что чья-то боль принесёт мне удовлетворение.

Возможно, всё заключалось в моём генетическом коде, куда одним из предков заложена информация о битвах, сражениях, в которых он принимал участие, отстаивая собственную территорию, а мои эмоции, со смесью адреналина с эндорфинами, когда в очередной раз я выходил победителем, обычный побочный эффект.

Но вероятнее всего, я оправдываю себя, а на самом деле просто жизнь показала мою изнанку с далеко не милосердной стороны. Наверное, это всегда жило где-то во мне, а Хмельницкий лишь вытащил наружу мою тёмную суть, показав мне, как сладка и приятна может быть власть и что значит, когда тебе подчиняются и испытывают страх.

5.Ульяна

До сих пор не могу поверить, что я решилась на нечто подобное. Хотя нет, времени на размышления у меня не было, я просто сделала «это». За долю секунды до поцелуя я поняла, что единственным возможным способом избавиться от общества Игоря будет моя измена. Мне требовалось очернить себя, запятнать в его глазах так, чтобы желания быть рядом со мной больше не возникало. Он не скрывал и часто повторял, как рад, что я ещё «девочка», потому что хочет стать моим первым и единственным мужчиной. Из этого вытекала его болезненная, маниакальная ревность, хотя, видит бог, до сего дня я не давала ему повода для неё.

Игорь заставил меня считать себя бесчувственной холодной рыбёшкой, недавно выброшенной на берег, не способной испытывать какие-либо чувства. И с ним всё так и было, он целовал меня, касался меня, а единственное желание, которое рождалось в эти мгновения – отстраниться, умыться и почистить зубы. Мне не нравился его запах, вкус его губ, его поцелуи вызывали отвращение.

Но насколько всё было ужасно, я осознала лишь с Богданом.

Увидев свет фар, но не разглядев саму машину, скрытая Скуратовым, интуиция подсказала, что иного такого шанса мне может и не подвернуться, – Игорь должен лицезреть всё собственными глазами, чтобы потом я могла скормить ему другую ложь. Я почему-то понадеялась, что мой добрый самаритянин, который, как и Игорь, пытался отдавать мне приказы, сам поможет, но на его лице ничего кроме лёгкого любопытства не отразилось.

Никогда не думала, что способна на нечто подобное, но всё же я без спроса вторгаюсь в чужое личное пространство, ловлю его дыхание и, касаясь губ, попадаю в плен гормонов, потому что весь мой организм с этой секунды изменил направление своих векторов и взял курс на Богдана.

Я тянусь к нему так, словно от этого зависит вся моя жизнь, мне необходимо сейчас пробовать, изучать и чувствовать его своими губами и языком. И без раздумий поддаюсь ему, когда ощущаю, как его сильные руки буквально вдавливают меня, прижимая ближе и теснее, и мне хочется сорвать с себя свой дурацкий пуховик, всю одежду, и узнать, каково это – быть к нему кожа к коже. Эта мысль отрезвляет, и я в ужасе отрываюсь от Богдана, смотря на него так, будто впервые вижу. Но дело не в нём, дело во мне, это себя я не узнаю, это мои поступки приводят меня в смятение и рождают панику.