Двое в пути. Записки Белого Лиса

12 октября

Прошло два дня, а брат Ники так и не появился. Озеро затянуло серым непроницаемым туманом, порывистый ветер гонял вдоль берега мохнатые клочья туманного киселя и срывал пену с гребешков свинцовых волн. Дождя пока не было, но вылезать в промозглую сырость не хотелось, хоть режь. И всё же приходилось, потому что Ника прямо с утра отправлялась на пляж, ждала там брата. Я, как нянька, приглядывал за расстроенной потеряшкой и таскал ей еду. Когда погода испортилась, мне стало абсолютно ясно, что Толика мы не дождёмся. Не настолько он, похоже, любил свою сестричку, чтобы пуститься в рисковое плаванье через озеро в шторм, да ещё с нулевой видимостью. Сидит, наверное, в своём новом доме и бухает за упокой почившего дедушки.

Но я оказался неправ. На третий день, как раз, когда я собрался проведать нашу гостью на пляже, дверь вдруг отворилась, и Ника, бледная как смерть, шагнула через порог. Она подняла на нас с Макаром свои фиалковые глаза, полные слёз, и молча положила на стол какой-то свёрток оранжевого цвета. Свёрток оказался спасательным жилетом. Он был не надут, а может быть, проколот, не понять. На спине чёрной краской был коряво нарисован регистрационный номер лодки.

– Это Толика,– тихо прошептала Ника, указывая на номер.

Макар подошёл к девушке и по-отечески обнял её за плечи. Ника всхлипнула и уткнулась ему в грудь, а я стоял рядом и проклинал себя, что не догадался приласкать бедняжку раньше Макара. Тогда она бы обливала слезами мою толстовку, а я бы гладил её по головке, как сейчас это делал мой не в меру догадливый гуру. Ну что ж я такой тупой, да ещё в добавок стеснительный. Ни разу не мачо, можно даже не пыжиться. А Толик всё-таки оказался правильным мужиком, не бросил свою сестричку одну на острове, рискнул жизнью ради неё. Даже жаль, что ему так не повезло.

Когда Ника немного успокоилась и отправилась в спальню приводить себя в порядок, Макар скомандовал мне одеться потеплее и собираться в лес. Нужно было позаботиться об утеплении крыши на зиму, нарубить тонких жердей и запасти травы, чтобы устроить изолирующую подушку. Печная труба будет неплохо обогревать чердак, но для поддержания тепла крыша тоже должна быть тёплой. Мы прихватили топоры и отправились за стройматериалами. Заготовив по охапке осиновых жердей, мы уселись немного передохнуть перед тем, как тащить их домой. Макар расслабленно улыбался, и я решил, что настал подходящий момент для откровенного разговора.

– Макар, а кто тот близкий человек, о котором ты говорил,– начал я издалека,– это твой брат или жена?

– У меня нет родни,– безразлично отозвался мой гуру и замолк, типа, всё объяснил.

– Что ж ты такой скрытный, Макар,– посетовал я. – Про меня тебе всё известно, а сам таишься, словно я тебе враг.

– Я вовсе не скрытный,– Макар удивлённо уставился на нахального дознавателя. – Просто это не мой секрет, извини.

– А почему ты тогда не рассказал, что жил в Питере,– обиделся я. – Это тоже чужая тайна?

– Я никогда не был в Питере,– возразил Макар,– с чего ты взял?

– Откуда же ты тогда знаешь Нику? – я уже начал откровенно наезжать на вруна.

– ЭТУ Веронику я и не знаю,– задумчиво произнёс Макар. – Мы встречались в одной из её прошлых жизней. Удивительно, но её тогда звали точно так же.

Сказано это было как бы между прочим, вроде как нет ничего более естественного, чем помнить свои прошлые воплощения, а я от такого откровения едва ни подавился. Несколько минут я переваривал услышанное и решил не углубляться в эту тему. А то вдруг окажется, что Макар и Ника были любовниками, а то и вовсе супругами. И что мне тогда делать? Отчего-то мне даже в голову не пришло подвергать сомнениям слова моего гуру, свои необычные способности он продемонстрировал весьма убедительно. Я решил зайти с другого конца.

– Кем же тогда тебе приходится этот загадочный близкий человек, чьи тайны ты так старательно охраняешь,– я постарался, чтобы мой голос звучал нейтрально, вроде как я просто так любопытствую, чтобы скоротать время. Не уверен, что мне удалось, потому что Макар ехидно усмехнулся и хлопнул меня по колену, обозначая конец перекуру.

– Это долгий разговор,– пояснил он,– а нам ещё нужно сделать пару ходок до темноты.

Я разочарованно вздохнул и поднялся. Понятное дело, Макару просто не хочется со мной делиться, вот и щёлкнул по любопытному носу, чтобы не лез не в своё дело. Как ни странно, на этот раз я ошибся. После ужина, когда наша расстроенная смертью брата гостья отправилась горевать на чердак, Макар налил себе чаю и задумчиво уставился в потолок.

– Ты хотел знать, кем мне приходится тот человек, чью тайну я поклялся хранить,– в его голосе было столько теплоты, как будто он говорил о своём ребёнке.

А ведь точно, как же я сам не догадался. Макару уже много лет, у него должны быть взрослые дети. Но, как оказалось, я опять ошибся. Я с этим человеком-загадкой постоянно попадаю впросак, даже уже надоело тыкать пальцем в небо. Игры в угадайку – это явно не мой конёк, нужно бросать это неблагодарное занятие.

– Мы с ним являемся одним сознанием,– торжественно произнёс Макар. – Ты ведь, наверное, слышал про родственные души?

– Это ты про две половинки, которые бродят по белу свету и ищут друг друга? – съязвил я, чтобы насмешкой завуалировать свою досаду. Отмазка про одно сознание показалась мне тогда притянутой за уши. Ну, чтобы не колоться про свою семью.

– Почему обязательно две? – Макар вполне натурально изобразил удивление. – Проекций высшего я могут быть десятки, даже сотни. Но в нашем случае их действительно две. По крайней мере, больше нам не встретилось.

Такое начало меня откровенно разочаровало, поскольку я рассчитывал на какое-то вменяемое и рациональное объяснение, а тут опять голимая эзотерика. Видя, что я насупившись молчу, Макар осуждающе покачал головой.

– Лис, ты знаешь, что такое высшее я? – задал он риторический вопрос и, не дожидаясь моего ответа, продолжил. – Высшим я обычно называют нечто расплывчатое и таинственное, вроде духа. Оно всё знает наперёд и управляет поступками человека. Примерно так?

– Ну да,– согласился я,– а у тебя другая версия?

– Что у тебя за тяга к мистике,– посетовал мой гуру. – В нашем мире нет ничего мистического, он построен на конкретных алгоритмах, которые вполне доступны пониманию. Высшее я – это просто мыслеформа в сознании Создателя. А мы являемся проекцией этой многомерной мыслеформы в трёхмерную среду его мира. Как ты понимаешь, у многомерного объекта может быть несколько проекций в среде с меньшей мерностью. Вот мы с моим другом как раз и являемся такими проекциями одной мыслеформы. Теперь понятно?

Ага, называется, объяснил, только ещё больше запутал. Какого-то Создателя приплёл. Не верю я во всю эту чепуху про сотворение мира, это просто сказки из библии, придуманные, чтобы дурачить доверчивых прихожан и разводить их на бабло.

– Похоже, ты веришь в научную догму,– усмехнулся Макар, видя, как я скривился при упоминании Создателя.

– Наличие Создателя нашего мира недоказуемо,– угрюмо пробурчал я.

– А теория большого взрыва разве доказана? – Макар хитро усмехнулся. – Это не более, чем гипотеза, но почему-то ты не подвергаешь её сомнению. Оно и понятно, кто ж в здравом уме станет оспаривать внушённые ещё в детстве мысли? Разве только тот, кто способен мыслить самостоятельно, не так ли? – добавил он после секундной театральной паузы.

– Ага, лучше верить в добренького боженьку,– съязвил я.

– Я мог бы сказать, что одна гипотеза ничем не хуже другой,– Макар согласно покивал,– но лучше я расскажу тебе одну притчу про художника и учёного. Учёный, как и полагается, верил в случайное создание нашего мира из хаоса и частиц материи, а художник видел во всём созидательную волю высших сил. Они постоянно спорили и никак не могли прийти к согласию. Однажды учёный пришёл в гости к художнику и заметил на мольберте красивую картину, изображавшую местность около городка, в котором они жили. «О, как прекрасно»,– восхитился учёный,– «когда же ты успел нарисовать эту замечательную картину?» Художник пожал плечами и ответил: «Что ты, это вовсе не я. Просто полка, на которой стояли баночки с красками, опрокинулась, краски пролились на холст, и совершенно случайно сама собой получилась картина».

Ну ясно, сейчас этот хитрец начнёт агитировать за осознанное сотворение мира. Вроде как, случайно только кошки родятся, а всё остальное кто-то специально придумал. Ну и кто же он, тот художник, что сотворил наш мир?

– Что ж ты такой недоверчивый,– посетовал мой гуру,– и к тому же ненаблюдательный. Ведь алгоритмы, лежащие в фундаменте нашего мира, никто не прячет, они видны без всяких сверх способностей.

– Это какие, например? – я попытался запрятать свой скепсис, но мой голос всё равно прозвучал не слишком миролюбиво.

– Например, циклы,– Макар совершенно проигнорировал мой не слишком уважительный тон. – Вся наша жизнь пронизана циклами, неужели не заметно?

– Это ты про день-ночь и смену времён года? – я уже открыто стебался. – Так это в лёгкую объясняется с научной точки зрения.

– А как насчёт рождения, роста, увядания, смерти и нового рождения? – беззлобно улыбнулся мой гуру. – Это тоже можно объяснить движением планет?

– Перерождение ещё доказать нужно,– взвился я. – Откуда мне знать, что твои истории про воспоминания о прошлых воплощениях – это не фантазии? Я, к примеру, ничего такого не помню.

Вроде бы я не сказал ничего обидного, но Макар как-то сразу сник. Он опустил глаза и отвернулся. И сразу резко постарел. Вот только что передо мной сидел крепкий мужчина непонятного возраста, а через секунду – уже дряхлый старик. Мне стало стыдно. Зря я назвал его фантазёром, видно же, что он во всё это верит.

– Прости меня, Макар,– жалобно попросил я,– не обижайся, что взять с дурака.

– Я разучился обижаться,– мой гуру печально улыбнулся. – Раньше умел, а теперь больше не получается. Не будем об этом говорить, давай укладываться, что ли. Завтра нужно будет нарвать побольше травы, чтобы она успела высохнуть до дождей, иначе сгниёт за зиму.

Нет, такой расклад меня никак не мог устроить. Мне хотелось ещё столько всего узнать. Чёрт с ней, с реинкарнацией, может быть, она и существует на самом деле. Люди всякое рассказывают про свои воспоминания о прошлых воплощениях. Тот факт, что я ничего не помню, вообще ни о чём, я ведь даже никогда не пытался вспомнить, а вот про высшее я узнать побольше было бы прикольно.

– Постой, Макар,– я удержал его за руку,– расскажи по проекцию высшего я, пожалуйста. Как это работает?

Преображение моего гуру было просто волшебным. Секунда, и передо мной снова сидит уверенный в себе мужчина средних лет, даже пожилым его назвать язык не поворачивался. Надо же, как тут всё не в простоте. Однако мой гуру не стал спешить с разъяснениями. Вместо этого, он ни с того, ни с сего задал мне неуместный вопрос.

– Ты когда-нибудь рисовал? – Макар наклонил голову, ожидая моего ответа.

– Ну из меня художник ещё тот,– я невольно поморщился, вспоминая, как Маринка однажды затащила меня на курсы правополушарного рисования. Такого позора я давненько не испытывал.

– Неважно,– Макар небрежно махнул рукой,– ну хотя бы в детстве. Машинки, самолётики. Все мальчишки рисуют войнушку. Помнишь, как ты это делал?

Я пожал плечами. Как делал? Берёшь карандаши и рисуешь. Что тут ещё можно добавить? Но Макар молчал и выжидающе смотрел мне прямо в глаза. Пришлось напрячь своё воображение и припомнить весь процесс целиком. Ага, воображение! Это ключевое слово.