– Сначала придумываю, что буду рисовать,– начал я, но Макар не дал мне закончить фразу.
– Вот именно,– он удовлетворённо кивнул,– сначала ты в своём уме создаёшь образ. Причём, этот образ не плоский, а объёмный, так?
– А потом я как бы проецирую этот образ на плоскость листа,– догадался я.
– Точно, созданный тобой образ трёхмерен, потому что таков твой ум,– продолжил логическую цепочку мой гуру,– а его проекция на плоскость листа бумаги двумерная.
– Потому что таков мир листа бумаги,– закончил я. – Получается, что наше высшее я обладает более высокой мерностью, чем мы. И какова же эта мерность?
– Она соответствует мерности ума нашего Создателя,– пояснил Макар. – Высшее я является ментальной конструкцией так же, как образ твоего будущего рисунка. Оно не обладает материальностью. А вот проекция, то есть мы, люди, уже материальны в точности, как твой рисунок.
– Ух ты, здорово ты умеешь всё разложить по полочкам,– восхитился я,– наверное, где-то преподавал?
– Всякое бывало,– Макар устало улыбнулся,– только это объяснение придумал не я, а мой друг.
– Так вы с ним как бы две проекции одного мыслеобраза? – уточнил я. – И как же вы друг друга нашли?
– Наверное, просто повезло,– мой гуру не отрываясь смотрел мне в глаза, словно чего-то ждал. – Мы давно идём с ним одной дорогой, много-много жизней. Я уж и не вспомню, сколько точно. Поиск истины – дело непростое. Обычно, настоящие искатели одиноки, а мы с ним встретились и сразу поняли, что нам по пути.
– Так почему же ты один? – удивился я. – Где твой друг?
– Мы ведь не бессмертны,– Макар пожал плечами,– приходится дожидаться его нового воплощения. Хочешь узнать, как мы находим друг друга? Всё просто, нам даже не нужно пускаться на поиски, нас притягивает друг к другу словно две половинки магнита.
– Он появится, и ты передашь ему свои знания,– догадался я,– а когда ты сам умрёшь, то он сделает то же самое для тебя.
В этот момент я с удивлением понял, что уже принял возможность реинкарнации. Вот так, незаметно и ненавязчиво Макар заставил меня поверить. Даже не заставил, просто это случилось как бы само собой. Надо же, какой я, оказывается, внушаемый.
– Мы постоянно менялись ролями, поочерёдно становясь то учеником, то учителем,– в глазах Макара появилось мечтательное выражение. – Каждый из нас делал свой очередной маленький шаг к истине и делился добытыми знаниями с напарником.
– А почему ты говоришь об этом в прошедшем времени,– я сразу подметил, что Макар чего-то недоговаривает.
– В последнем воплощении мой друг пропустил свою очередь стать для меня учителем,– он провёл ладонью по глазам, словно смахнул паутину,– он ушёл раньше меня.
– Значит, эта цепочка передачи знаний теперь прервётся? – мне неожиданно сделалось так тоскливо, словно это я был виноват в том, что напарник Макара так не вовремя помер.
– Надеюсь, я ещё успею,– вздохнул мой удивительный гуру. – Мне приходится искусственно продлевать свою жизнь, чтобы его дождаться, но долго я не протяну. С естественными циклами перевоплощения бороться невозможно, по крайней мере, нам пока не удалось разрешить эту проблему. Ещё на пяток лет меня хватит, а потом уже ничего не сделаешь. Так что я очень ценю то, что ты ведёшь записи, Лис. Возможно, они окажутся единственным способом передать знания моему другу.
– Ты так говоришь, словно тебе сто лет, не меньше,– усмехнулся я. – Ты же ещё совсем не старый, Макар. С чего бы тебе думать о смерти?
– Нет, не сто,– Макар хлопнул меня по плечу,– двести сорок семь. А о смерти нужно думать, Лис. Нет, не бояться, но готовиться. Смерть – это очень важная фаза в процессе функционирования сознания, от которой напрямую зависит качество следующего воплощения, не стоит эту фазу игнорировать. Всё, парень, пора нам на боковую. Ещё будет время поговорить о смерти, а пока нужно думать о жизни, о том, как нам втроём пережить эту зиму.
Он решительно поднялся и направился умываться, а я так и завис у стола, пытаясь переварить его откровения. Неужели он не врёт насчёт своего возраста? А почему я сомневаюсь? До сих пор Макар меня не обманывал. Что же мешает мне довериться? Неужто я такой закоснелый ретроград, что для меня принять новое – целая проблема? Он ведь уже доказал, что управляет силами, которые находятся за пределом человеческих возможностей. Так почему бы ему не быть долгожителем? Хватит сопротивляться. Если я так и буду мерить его слова своим ограниченным пониманием реальности, то ничего толком не узнаю. Мне судьба подкинула такой шанс, а я капризничаю. Глупо и смешно.
14 октября
Наверное, прошедший день стоит отметить как переломный. Да, вчера с моим представлением о мире, как о результате цепочки случайных событий, было покончено. Сосуд моих школьно-университетских знаний прохудился, и содержимое вылилось наружу. Хотя, наверное, это Макар проковырял в нём солидную дырку. Должен ли я быть ему за это благодарным? Не уверен, ведь до нашего знакомства с моей картиной мироздания всё было в порядке. Пусть ошибочные, но устоявшиеся представления меня вполне устраивали и совершенно не вызывали желания пускаться на поиск истины, мне и так было комфортно. А Макар заставил меня сомневаться. Та пустота, что образовалась в моей голове после его откровений, вызывает теперь непреодолимый зуд. Она должна быть заполнена.
В тот день мы отдыхали на тюках с заготовленной травой, прежде чем тащить их к дому. Погодка опять наладилась, солнышко решило побаловать нас ненавязчивым осенним теплом, в небе, куда ни глянь, не видно было ни единого облачка. Прямо-таки припозднившееся бабье лето. Откуда-то с севера потянулся клин уток. Птички смешно трепыхались на фоне ярко-синего неба, словно барахтались в невидимой паутине, но при этом упорно сохраняли свой строй.
– Смотри, как мухи в паутине,– удивительно, Макару пришла на ум та же аллегория. Я ещё раньше подметил, что мы начинаем дополнять друг друга, особенно, когда я не пытаюсь спорить, а просто следую за его рассуждениями. Странный у нас тандем.
– Макар, помнишь, ты говорил про алгоритмы, на основе которых построен наш мир,– лениво заметил я,– но привёл пример только с циклами. А есть ещё что-то?
– Ищешь доказательств? – мой гуру хитро усмехнулся. – Значит, одного алгоритма тебе показалось маловато, чтобы поверить в сотворение нашего мира. Что ж, лови. Как насчёт рода?
– Это ты про то, что мы все происходим из каких-то родов? – уточнил я.
– Это я про то, что всё в нашем мире имеет две ипостаси: мужскую и женскую,– Макар приподнялся на локте и посмотрел на меня, ожидая новых возражений. И я полностью оправдал его ожидания.
– Не понимаю, как это доказывает наличие Создателя,– я невольно нахмурился, пытаясь предугадать аргументы Макара, очень хотелось самому додуматься. – Кстати, я тебе могу в лёгкую дать пример отсутствия такого деления. Как насчёт размножения почкованием?
– Я же тебе говорю не о пестиках и тычинках,– снисходительно прищурился мой гуру,– двойственность проявляется в наличии мужского и женского начала у всех проявленных форм единого сознания. Женское начало пассивно, не проявляет воли, но при этом является источником и питающей силой творения. Мужское начало, напротив, обладает волей и творческим потенциалом, но лишено способности в одиночку реализовать этот свой потенциал.
– И каким же началом является Создатель нашего мира? – я решил взять быка за рога. – Ему ведь для сотворения требуются оба начала, если я правильно понял.
– Умничка,– искренне обрадовался Макар,– в этом вся суть. Но почему только Создатель? Всё, проявленное единым сознанием, пребывает одновременно в двух ипостасях.
– А непроявленное? – заинтересовался я.
– Единое сознание, или всеоснова – это чисто женское начало,– Макар наклонил голову, как бы проверяя, что я следую за его рассуждениями. – Оно бесструктурно и не обладает волей, его проявления спонтанны. А вот сознание Создателя проявляется в соответствии с его осознанным намерением. Чувствуешь разницу?
– Получается, что эта самая всеоснова – это просто какая-то неосознанная субстанция,– я разочарованно поджал губы. Принять тот факт, что источник жизни – это просто булькающая каша, было как-то неприятно.
– Видишь ли, Лис,– задумчиво начал Макар,– ты привык думать, что осознанность может быть только результатом функционирования ума. Лишь то, что ты можешь описать, дать ему оценку и как-то использовать, является для тебя объектом, в отношении которого ты способен проявить осознанность. И это в какой-то мере правда, но не вся правда,– он замолчал, как бы подбирая слова. Молчание затянулось, видимо, мой уровень осознанности был не слишком высок, чтобы заценить откровения великого гуру. – Ты что-нибудь знаешь о природе ума или естественном состоянии ума? – ни с того ни с сего спросил Макар.
– Это из буддизма? – промямлил я.
– Понятно,– Макар разочарованно вздохнул,– кроме эзотерических бредней, похоже, никакие другие учения тебя не заинтересовали.
– А наш ум может быть в неестественном состоянии? – нахально поинтересовался неуч.
– Естественным это состояние называют потому, что именно в нём пребывает наша природа, та самая всеоснова, из которой проявляется всё,– Макар совершенно проигнорировал мой скепсис, видимо, тема была серьёзной. – Наверное, было бы правильней говорить о естественном состоянии сознания, а не ума. В тибетских и санскритских первоисточниках имеется два термина для обозначения нашего аппарата мышления, которые перевели как ум. Но это не совсем корректно. Ум – это инструмент, создаваемый нашим сознанием, а то, что называют природой ума, к этому инструменту не имеет никакого касательства. Так что я буду обозначать его как естественное состояние сознания. Ты не против?
– А что это за состояние такое? – я уже был заинтригован не на шутку.
– Всё, что я могу рассказать тебе об этом состоянии, будет лишь ментальной концепцией,– провозгласил мудрый гуру,– поэтому априори будет ошибочным. Его невозможно описать, можно лишь получить соответствующий опыт и научиться в нём осознанно пребывать. Но одно я, пожалуй, тебе всё-таки подскажу. Это очень ясное осознание бытия без привязки к личности, но как бы к себе истинному, к своей природе, которая есть сознание. Это опыт ДО…
– До чего? – я ошарашенно уставился на философствующего Макара.
– До того, как ум примется интерпретировать этот самый опыт,– буднично пояснил философ. – А он примется это делать, будь уверен, таким уж он создан. А вот у всеосновы ума нет, ей ум ни к чему, так как в ней отсутствует объект для познания. Но она всё равно осознанна, может быть, даже более осознанна, чем её обусловленные формой и умом проявления.
– А как же мы тогда можем пребывать в этом состоянии? – удивился я.
– Мы не можем в нём не пребывать,– Макар снисходительно прищурился. – Угадаешь, почему?
– Потому что сознание – это наша природа,– я ошарашенно уставился на довольного гуру.
– Совершенно верно,– подтвердил он мою догадку,– только мы этого не осознаём. Если бы это было не так, мы не могли бы проявлять нашу реальность. Вот только, в отличие от всеосновы, мы делаем это не спонтанно, а в соответствии с алгоритмами мира нашего Создателя. Но всё равно в большинстве случаев неосознанно, то есть не привлекаем нашу волю для формирования реальности. Просто не умеем.