След души

Вадик по привычке отдал честь и пошел выполнять приказ.

Через два часа Ковров уже был в старом самолетном ангаре, а перед ним сидел связанный человек.

– Знаешь, что это? – раздалось по всему ангару. Связанный человек с отекшим лицом и опухшим от удара левым глазом улыбался кровавой улыбкой.

– Вадик! – щелкнул пальцами шеф, и Вадик втащил со всей силы человеку по челюсти.

– Я, кажется, задал вопрос! – закричал он. – Что это за нахер?! Ты кому эти данные отправил, сволочь?

Человек засмеялся, выплюнул кровь и пару зубов.

– Вадик, – снова приказал Ковров. – Без информации не уходить.

Ковров уехал.

– Про промышленный шпионаж слышал? – вежливо начал Вадик. Человек снова засмеялся и Вадик начал пытку.

– Знаешь, кто я? – спросил Вадик, глядя на алую сеть лопнувших капилляров.

Человек моргнул.

– Значит, вспомнил, – надел перчатки Вадик. – Я вот что тебе скажу. Из человека можно вытянуть все, что угодно, главное найти к нему подход, но «что угодно» мне не нужно. Мне нужна правда. Кому, когда и как ты передал информацию с координатами лаборатории на островах и протоколами безопасности Отдела Разработок?

Человек дернулся. Вадик попытался заглянуть ему в глаза.

– Правда, понимаешь. Понимаешь?! – рявкнул он и оценил степень причиненного урона. – Ты просто будешь отвечать на вопросы, а я буду проверять ответы. Правильный ответ – идем дальше, неправильный ответ – вырванный зуб, два неправильных ответа – нет пальца, затем снова зуб, и так, пока не окончатся зубы или пальцы. Ты можешь, конечно, раньше времени умереть, например, от болевого шока или от потери крови, но мне не было указаний тебя не убивать. Начинаем, – оскалил зубы Вадик и достал пассатижи. – Новые, смотри, вчера купил, гвозди ржавые в деревне вытаскивал, и намучался же я. С зубами как-то легче выходит. Хорошие пассатижи, как раньше.

Человек прилип к спинке стула и попытался дернуться. Вадик схватил его за подбородок.

– Укусишь – выбью зубы разом и начну вырывать ногти, зубов то не будет, – подмигнул он.

Человек замер. Вадик засунул пассатижи с желтой рукояткой в рот человеку и вырвал нижнюю семерку. Зуб раскрошился. Человек завопил и стал корчиться от боли.

– Ты вопрос, наверное, не расслышал? – ловил взгляд Вадик. – Кто твой заказчик?

– Не знаю! – внезапно закричал человек. – Он не назвался. – харкнул он кровью и выплюнул осколки зуба.

– Хорошо. Давай еще раз? – поднес Вадик пассатижи ко рту. – Кто твой заказчик?

– Я же говорю, что не знаю, – продолжал плеваться кровью человек. – Вадим Георгиевич, не надо, пожалуйста. У меня семья, дети. – заплакал человек.

– Ты не забывай, с кем разговариваешь, нет у тебя детей, а жена ушла давно. Выбирай любимый палец, – басил Вадик.

– Все, что я знаю, это что он с акцентом говорит, я такого не слышал еще акцента, не надо, пожалуйста, я жить хочу… – человек опустил голову и уставился в пол. – У меня все в почте есть, я пароль дам.

Вадик убрал пассатижи, презрительно на него посмотрел и плюнул ему в лицо:

– Гнида!

Утром в офисе помощница протянула Коврову папку.

– Доброе утро, Алексей Олегович. Вот, Вадик принес, тут кровь, – испуганно сказала она, ожидая реакции шефа.

– Давно в Египте не была? – спросил он.

– Вообще не была, – вытаращила глаза девушка.

– Загран есть?

– Нет, – ответила она и расстроенно опустила глаза.

– Позвони Вадику, пусть подсуетится. Слетай на недельку туда, в Каир съезди, на пирамиды посмотри, в школе, небось, проходила. Отдохни там, – сказал Алексей, и девушка побежала судорожно звонить начальнику личной охраны.

– Действительно, гнида, – изучал документы в окровавленной папке Ковров. – Все слил, все.

Центр Реабилитации

Москва

2007 год

Четверг. День четвертый

Все было бы нормально, даже этот Вадик и проломанные двери, если бы не постоянное «завтра». Отношения наши состояли из постоянной лжи с красивым обнадеживающим словом «завтра». Завтра позвоню, завтра встретимся, завтра прилечу, завтра расскажу и так далее. В жизни каждой девушки есть мерзавец, который разбил ей сердце. Так вот, Коврову эта роль удалась. Самое обидное, что мерзавцем он был не всегда. Когда-то он, так же, как и я, любил лето, и так же радовался незначительным мелочам. Когда мы только познакомились, счастью не было предела. Помню, мы сидели на кухне, пили чай. Вдруг в дверь позвонили. Леша пошел открывать, спросил: «Кто там?», а ему ответили: «Налоговая…». Я поперхнулась печеньем, а он, наверное, поседел на пару волосков. Потом грубый голос прохрипел: «У вас номеров у квартир нет, это тридцать пятая?», а он им ответил: «Нет, тридцать четвертая», и выдохнул. Мы тогда даже шампанское открыли. И мне иногда кажется, что я все еще живу в прошлом, с тем человеком, который меня так любил. Наверное, я никогда не приму того, что он изменился. Уж слишком хорошо я его знаю. И, что бы ни случилось, когда я смотрю на свое отражение в зеркале, то до сих пор вижу ту влюбленную девушку, у которой горят глаза и еще все впереди, которую не коснулись ни предательство, ни смерть близких, ни жизненные невзгоды.

Леша не видел перемен в себе или не хотел их осознавать. Его поглотила жажда власти. Имея в распоряжении огромные ресурсы, он приступил к разработке вакцины, которая замедляла процессы старения и усиливала резистентность организма к различным штаммам вирусов. Рабочее название проекта маркетологи окрестили «Сыворотка вечности». По его расчетам этот проект должен был принести ему баснословную прибыль. Одержимый идеей о бессмертии, он забыл про реальную жизнь. Проект занимал все его время и силы, но результата не было. Ученые, на него работавшие, были «недостаточно гениальны», по его словам. Наши отношения ушли на второй план, может даже и на третий. Я постепенно отдалялась от него. У меня просто не было выбора. Но я по-прежнему оставалась ему верна и надеялась, что все изменится, будет по-старому.

В любых отношениях есть тот, кто любит больше. Не бывает так, чтобы два человека одинаково друг другом дорожили. Градус чувств у всех разный. В результате бесконечных разборок, битой посуды и проломанных входных дверей я стала чаще уходить из дома, реже брать трубку. У меня появилась своя жизнь, свои друзья. Невозможность меня контролировать сводила его с ума. Со временем он начал все больше беспричинно меня ревновать, ловить себя на мысли, что теряет контроль. Он начал думать, что у меня появился другой. Но никакого другого не было. Я просто понимала, что это начало конца, и пыталась переключиться. Я закрывала глаза на все аморальные поступки, которые он совершал, чтобы сохранить за собой контрольный пакет акций «АвроКорп». Все меня осуждали, но мне было далеко наплевать на мнение окружающих, я хотела ему угодить. И тогда у меня возник вопрос – кто кого любит больше и кто кого больше не любит? Правда, тогда я разбираться в этом не хотела – никакого присущего мне самоанализа. Я наслаждалась моментом, понимая, что он скоро от меня уйдет. И он ушел. Мы еще пытались сходиться, но все было уже не так. А потом он меня позвал на острова, на которые я так и не полетела. После того злополучного рейса я решила исчезнуть для окружающих. За почти год нашего бурного романа своих денег я практически не тратила, и у меня накопилась приличная сумма. После окончательного разрыва я два месяца не ходила на тусовки, не общалась с друзьями, даже родителям не звонила – боялась разочаровать. Стала затворником. Моя квартира пустовала, хоть аренда и была оплачена на год вперед. Чтобы немного разгрузиться, я стала ездить по разным городам. Когда я завершила тур по Золотому кольцу, я набралась смелости и вернулась в Москву. В город, который был воплощением всех человеческих грехов, грязный и алчный, и город, в котором с недавнего времени жил Ковров.

Обосновавшись в небольшой гостинице в спальном районе, я решила тогда побродить по исторической части города. Я вышла из кафе, где завтракала. По привычке посмотрела по сторонам, не следит ли за мной охранник, и свернула в переулок. По главным улицам я не ходила. И тут я увидела его. Расставание пошло ему на пользу.

Уверенный в себе, спокойный, неспешный, несуетливый, олицетворяющий в себе всю жестокость современного мира, одинокий и властный, он шел по маленькой улочке, которая полностью заполнялась его духом. Мне стало страшно от того, каким он стал, от того, что так сложились обстоятельства, от того, что прошлого не вернешь. А от того, что в нем умерло все человеческое, мне стало просто не по себе. Я хотела подойти к нему, но потом решила, что разговаривать мне с ним будет просто не о чем и все слова, которые я ему хотела сказать, потеряли смысл.

Я была рада, что у меня была возможность пройти незамеченной. Черное пальто и капюшон, как обычно, меня спасли. Черный стал моим любимым цветом после того, как он ушел, и всегда меня выручал. Вадик меня, может, и увидел, но оставил без внимания. За полгода слежки мы прилично друг друга достали. Я не удержалась и решила взглянуть на Лешу в последний раз. Я посмотрела в его сторону, и наши взгляды на миг встретились. Сквозь все безразличие, которое отражалось в его глазах, на долю секунды я увидела ту самую легкую грусть, и мне показалось, он меня узнал, потому что мои глаза не врали, они просто этого не умели делать. Это произошло так быстро и неожиданно для него, что он, скорее всего, подумал, что я – галлюцинация, потому что после этой случайной встречи я пропала, и он ничего обо мне больше не слышал.

Я знала про него общую информацию, которая была известна всем. А еще я знала и такое, что могло разрушить всю его империю, до которой мне никогда не было дела. Мне просто нужен был рядом он. Было настолько тяжело, что любое упоминание о нем вводило меня в дикую депрессию. В Москве я находиться больше не могла и не нашла ничего лучше, как уехать домой, к родителям.

Я представляла, как я захожу к себе в квартиру, в свой родной дом, где живут мои мама и папа. Иду говорить, что ни на какие острова я не улетела, что Ковров меня бросил, и сказка закончилась. Что он вовсе не принц на белом коне, а обычный кобель, который меняет девушек как перчатки. Я хотела побыть дома, в своей гостиной и, укрывшись теплым пледом, с чашкой противного зеленого чая, читать какую-нибудь книгу про фантастические миры и невиданных животных, в то время как кот устраивался бы поудобней где-то у меня в ногах, недовольно на меня поглядывая. Я хотела, чтобы мама приготовила мне ужин и мы бы ждали отца с дежурства, обсуждая мои перспективы на работе.

И вот я прилетела. Маленький провинциальный город. На улице ни души. Пять утра. Ранний рейс. Я беру такси. Еду до дома. Захожу в подъезд, пытаюсь открыть ключом квартиру, но не могу этого сделать. Меня охватывает приступ паники, не хватает воздуха. Я начинаю ломиться в дверь, но никто не отвечает. Вдруг я слышу семенящие шаги и незнакомую речь. Открывает женщина на вид кавказской национальности. Кто она вообще такая? Я ее спрашиваю: «Кравцовы здесь живут?», думаю, может, ошиблась подъездом. «Переехала, переехала Кравцовы, иди туда», – отвечает она с характерным акцентом. В коридоре моей квартиры стоит подросток и держит в руках полотенце, а из моей комнаты выбегают два мальчика примерно двух и четырех лет. Я спрашиваю: «Давно переехали?». Она мне: «Месяц, есть регистрация». Думаю, дальше спрашивать бесполезно и ухожу.

Почему родители переехали и мне не сказали? Зачем им переезжать? Я же два месяца назад тут свои вещи собирала, и речи о переезде не было. Пошла в кафе, звоню на мобильник отца – вне зоны доступа. Зато родная симка подала сигнал. И началось. Море, обрыв, шоссе, Вика с моим девичником, «Контора», коктейль, психоз, платная палата. Сколько еще я пробуду в этом Центре Реабилитации, я не знаю. Кажется, я начинаю сходить с ума.

Сегодня меня сняли с нейролептиков. Универсальный санитар Макс, который был по совместительству и медбратом, от которого постоянно разило перегаром, принес мне антидепрессанты, затем поставил капельницу, и я уснула как младенец.

Глава четвертая. Третья планета от Солнца

Si vis pacem para bellum