Дивный новый мир. Фантастика, утопия и антиутопия писателей русской эмиграции первой половины XX века

– Но, Стивен, – решилась возразить мистрис Росс.

– Не мешайте. Я еще не кончил. Что касается характера нашего шефа, то все преимущества на его стороне.

– Но, Стивен, он ведь осел.

Мистер Росс бросил уничтожающий взгляд на свою супругу.

– Как вы недальновидны! Пройдет год, в крайнем случае, полтора – и Мариори потребует развода (мистер Росс при этом задумался)…

– Не думаю, чтобы неверность супруга могла быть выставлена поводом для развода. Надеюсь, что такого повода не будет и со стороны Мариори… Но я ни минуты не сомневаюсь, что развод всегда возможен вследствие различия характеров. Мариори потребует развода и получит часть состояния, соответствующую общественному положению ее супруга.

Мистрис Росс сперва вздохнула, потом слегка улыбнулась.

Мариори же захлопала в ладоши и спросила отца, какую фамилию она будет носить после свадьбы.

На это, однако, мистер Росс не дал определенного ответа.

Он лишь поцеловал свою дочь в лоб и кратко произнес:

– Когда разрешаются важные вопросы, то обыкновенно не думают о вещах второстепенных. Пора спать.

Неделю спустя все газеты сообщали о необычайном внимании, которое оказывает прелестной Мариори Росс наследник Томаса Гирна.

Слухи эти нисколько не были преувеличены.

Дицци действительно очень полюбил красивую девушку.

После неприятных формальностей, связанных с его официальным положением, Дицци отдыхал душою в саду виллы Стивена Росса, где выхоленная, розовая ручка угощала его благоухающим сеном. Там ему разрешались разные вольности; он мог на свободе рыться в клумбах и лакомиться молодой травкой. Иногда маленькая ручка осторожно приподымала головной убор Дицци и нежно чесала тонким пальчиком у него за ухом.

В такие минуты Дицци мигал своими грустными, влажными глазами, и его большой шероховатый язык благодарно лизал пальчики, доставлявшие ему такое огромное удовольствие. Всегда скромный и нетребовательный, Дицци со временем так избаловался, что стучал лбом в ладонь Мариори, как будто прося подаяния, если она убирала руку.

– Пожалуйста, прошу еще немножко!

Во время подобных прогулок корреспонденты всех больших газет, скрывавшиеся в придорожных кустах и оврагах, не обращая внимания ни на какую жару, с затаенным дыханием наблюдали за каждым шагом «счастливой парочки».

Один наиболее навязчивый репортер держал даже со своим коллегой пари, что ему непременно удастся лично проинтервьюировать Дицци, чтобы точно установить характер его отношений к Мариори Росс.

Репортер поймал Дицци как раз в тот момент, когда он в самом приятном настроении выбежал из сада Мариори на площадку, отделявшую его дворец от виллы Стивена Росса.

Костюм Дицци был в полном беспорядке:

Мягкая шляпа съехала на его левое ухо и держалась уже не резинкой, а каким-то чудом. Фланелевый жилет был испачкан садовой землей, а одна пуговица была оторвана.

После трех утомительных заседаний Дицци позволил себе маленький перерыв и с большим увлечением рылся во всех грядках. Но репортер об этом ничего не знал и думал:

– Ого! Первоклассный материал для газеты!

Как вдруг он услышал над своим ухом строгий вопрос:

– Позвольте вас спросить, что вам здесь угодно?

Это был инженер Робур, направлявшийся домой после продолжительной работы в лаборатории.

Репортер не узнал Робура и так же сердито набросился на него:

– А вам какое дело?

– Я некоторым образом имею отношение к администрации акционерного общества. Мое имя Робур.

Репортер смутился; надо заметить, что после утверждения завещания общественное мнение Америки привыкло приписывать инженеру Робуру такое же значение, как, например, главному поверенному «Американского промышленного союза». Авторитет Робура был тем более велик, что он жил одиноко, не имея ни с кем общения и всецело отдаваясь своим занятиям в лаборатории.

Между тем Дицци не проявлял ни малейшего интереса к их разговору; он прислонился к дереву и изо всех сил чесал себе спину, безуспешно сражаясь со своими подтяжками. Эта штука невыносимо щекотала его.

Костюм Дицци слева уже был разорван, подтяжки, однако, не поддавались.

Репортер почтительно приподнял шляпу и смущенно оправдывался:

– Я… Я хотел попросить разрешения проинтервьюировать…

– Ну, что ж, – сказал Робур, – пожалуйста, начните. Надеюсь, я не помешаю вам?

– О, нет, пожалуйста. Я буду только благодарен. Может быть, я могу даже рассчитывать на ваше содействие?

– Ошибаетесь, – оборвал его Робур. – Меня это совершенно не касается.

Низко кланяясь Дицци и почтительно сняв свою шляпу, репортер приблизился к дереву как раз в тот самый момент, когда Дицци на минуту перестал чесаться и, усталый, высунул изо рта свой широкий язык.

Робур стоял в стороне и не слышал подробностей происходившего разговора. Он лишь видел, как репортер довольно долго вертелся вокруг Дицци и как Дицци упорно поворачивался к нему спиной.

Но вдруг Дицци резко изменил свою тактику.

Он хрипло закричал, вызывающе закинул назад голову, при чем мягкая шляпа перелетела через забор, и, изогнувши шею, бросился на репортера. В глазах Робура на мгновенье слились в один клубок падающий репортер и Дицци с мелькающими в воздухе задними копытами.

Когда Робур поднял репортера и тот, очистив глаза и ноздри от набившейся в них земли и исследовав шишки на своем лбу, убедился, что он еще жив – Дицци уже исчез.

– Как это случилось? – спросил Робур.

– Сперва все шло гладко, – захрипел репортер. – Правда, он ничего не отвечал, но зато внимательно слушал меня. Но когда я задал вопрос, как далеко зашли их отношения и когда состоится свадьба… тут он, по-видимому, потерял всякое самообладание.

– Но вы не станете отрицать, – сказал Робур, – что каждый джентльмен на его месте поступил бы точно так же.

– Не стыдно ли вам, мистер Робур, издеваться над несчастным человеком, который должен страдать только из-за того, что его заставляют совершать разные глупости в погоне за куском хлеба?

Робур неожиданно поднялся с земли и резко повернулся в другую сторону.

– Если не ошибаюсь, я имею честь говорить с мисс Росс?

– Да, я Марион Росс, сестра невесты вашего шефа.