Гражина. Серия «Закованные в броню»

– Благодарю вас, князь, – с признательностью сказала Эвелина.

– Тогда, – Эльжбета посмотрела на Эвелину, темные глаза ее смеялись. – Я думаю, будет лучше, если мой Зигмунт будет жить в доме Острожских вместе с Андреем. Вдвоем эти сорванцы способны горы свернуть! Посмотрим, как это понравится испанской тетушке! Надеюсь, мальчишки не станут большой головной болью для тебя, Эва?

– Ну что ты! – с усмешкой сказала Эвелина. – По крайней мере, они оба будут заняты!

Князь Ремгольд громко расхохотался.

– Весьма наслышан о вашем сыне, Гражина! Было бы очень любопытно познакомиться с ним лично. Если он так хорош в седле, как об этом говорил Витовт, я подарю ему одного из своих элитных коней.

– Он уводит из конюшни огромного арабского жеребца Луи, дикого и своенравного, как ветер, – со вздохом сказала Эвелина, – и скачет на нем без седла и стремян. Каждый раз, когда я вижу это, у меня замирает сердце. Не думаю, что вы удивите его литовскими лошадьми.

– Посмотрим-посмотрим, – ухмыльнулся князь Ремгольд, потирая руки. – Все эти европейские лошади в подметки не годятся быстрым и выносливым литовским лошадкам.

– Это же замечательная идея! – согласилась Эльжбета. – Пришлите мальчикам пару лошадей в дом Острожских, только, пожалуйста, что-нибудь поспокойнее для моего сына, и они будут заняты целыми днями, производя при этом невероятный шум на всю Вильну! Нам надо выманить Лусию из ее уютного имиджа доброй тетушки. К тому же, – она повернулась к князю Ремгольду, – для вас это будет очень хорошим поводом появиться в доме Острожских. Поверьте мне, на каком-то этапе Эвелине нужна будет мужская помощь.

Литовский князь одобрительно кивнул.

– Ты знаешь, дорогая, – через минуту, оживленно сверкая глазами, он повернулся к жене, все это время молча слушавшей их разговор. – Мне кажется, эти девчонки достанут все-таки твою драгоценную подругу! Если они сделают это, я поставлю Гражине памятник из чистого золота!

– Вам нужно быть очень острожной, дитя мое, – пани Валевская постаралась улыбнуться, но было видно, что тревога снедает ее изнутри. – Возьмите с собой Гунара, кроме того, мы дадим вам в сопровождение нескольких преданных нам людей, которые не будут спускать с вас глаз. Надеюсь, все обойдется.

Князь Ремгольд встал.

– Нам пора идти. Увидимся в Вильне, Гражина. А вам, моя дорогая литовская ведьма, – он подмигнул Эльжбете, – я обеспечу достойный эскорт в мой дом в Вильне в начале следующего месяца. Будьте готовы к тому времени, и не забудьте ваши травы и котелки! У меня такое впечатление, что они нам понадобятся.

Глава 6

    Декабрь 1417 г, Вильна,
    Великое Княжество Литовское

Острожский не поверил свои глазам, когда через месяц после их встречи с Эвелиной в Кракове, он увидел в окно своего дома в Вильне подкатившие к крыльцу несколько крытых зимних возков, из которых поочередно начали появляться одетые в шубы и шапки люди, среди которых он узнал Гунара, Аделину, Марженку и, наконец, Эвелину и Андрея. Клубы пара от конского дыхания на морозе мешали ему увидеть, сколько именно людей из Остроленки прибыли с его женой.

Он был так поражен их появлением, что остановился диктовать послание к королю на полуслове, и его секретарь должен был прочистить горло для того, чтобы привлечь его внимание к письму. Когда он поспешно закончил диктовать письмо и отпустил секретаря, ему понадобилось несколько минут для того, чтобы справиться со своим волнением. Она приехала по его зову! Она была в доме вместе с ним! Он перевел дыхание и закрыл глаза, вспоминая ее улыбку, ее волосы, рассыпавшиеся по ее плечам, а затем по его груди, вкус ее губ, ощущение ее волос на своем плече, трепещущее тепло ее плоти… Он опомнился и постарался привести себя в чувство. Она – моя жена, твердил он про себя, поспешно спускаясь по лестнице, чтобы скорее увидеть ее. Она приехала потому, что я ее позвал, она простила меня, и я должен быть вежливо-внимательным, я не должен показать ей, что я просто умираю от желания затащить ее в постель, что я безумно скучал по ней все это время, и я сделаю абсолютно все за то, чтобы увидеть любовь и улыбку в ее глазах.

Ожидавшая его в гостиной Эвелина подняла голову на звук его шагов и встретила его взгляд. Он тут же прикрыл ресницами блеснувшие непонятным ей торжеством искристые глаза, и когда она вежливо поднялась ему навстречу с дежурными словами: «Ваша светлость!», с усмешкой поправил ее, поднося к губам ее руку:

– Никогда не говорите мне ваша светлость, Эвелина! Для вас я всегда буду Луи.

Она не успела ничего ответить. Не выпуская из своих рук ее кисти, Острожский привлек ее к себе и поцеловал. Прикосновение его губ к ее губам было таким крепким и жадным, что Эвелина почувствовала, как пол начал стремительно уплывать из-под ее ног, и во всем мире остались только он и она, его руки сжимали ее в объятьях, его губы приникли к ее губам, и она на секунду перестала чувствовать саму себя, растворившись в его страсти.

– Боже мой, Острожский, вы с ума сошли! – она нашла в себе силы упереться руками в его груди и отстраниться от него. – Только не в гостиной, умоляю вас!

– Так приятно возвратиться к прежним именам.

Острожский разжал объятья и почувствовал, как Эвелина выскользнула из его рук.

– Я счастлив, что вы прислушались к моей просьбе и присоединились ко мне в Вильне, моя дорогая княгиня, – сказал он.

Эвелина, скинувшая прямо на пол свою шубу и уже подходившая к окну, чтобы немного придти в себя, внезапно остановилась и повернулась к нему.

– Я вернулась к вам на одном условии, – сказал она, глядя на Острожского.

– Каком условии? – спросил он, убирая с дороги ее шубу и вновь приближаясь к ней.

– Отныне я – единственная женщина в вашей постели и в любом другом месте, где вам вздумается заняться любовью. Вы нарушите это условие, и я уйду от вас навсегда!

– Вы шутите, Эвелина! – в ее тоне прозвучало нечто, заставившее Острожского внимательно всмотреться в выражение, появившееся на ее лице. – Зачем мне другие женщины, когда у меня есть вы?

– Но они зачем-то понадобились вам год тому назад!

Острожский, в волнении взъерошив свои волосы, отвернулся от нее и прошелся по гостиной.

– Я… я был очень расстроен тогда. Всеми этими темными местами моей биографии, – наконец, медленно сказал он. – Мне нужна была разрядка. Я пришел к вам… но я боялся сделать вам больно. Мне нужно было тогда обладать женщиной так, чтобы забрать у нее тело и душу, и я боялся, что это навсегда оттолкнет вас от меня. В моей душе царила ночь. И я был жестоким и требовательным, как ночь. Я не мог подвергнуть вас такому испытанию…. Нет, только не после того, что вы перенесли в руках Валленрода!

– Луи! – Эвелина встала у него на дороге и вынудила его остановиться. – Замолчите и послушайте меня. Вы никогда не были жестоки со мной! Но только до того самого момента, как я увидела вас с другой женщиной! Запомните, что пока с вашей болью или с вашими бедами вы приходите в постель ко мне, я прощу вам все, и я всегда буду счастлива вам помочь. Всем, чем могу.

Острожский почувствовал, что от ее слов кровь отлила от его лица и прилила к его чреслам.

– Это единственное условие вашего ультиматума, дорогая? – глухим голосом спросил он, пытаясь справиться с обуревавшим его желанием подхватить ее на руки и унести в свою опочивальню.

– Нет, Луи, – Эвелина сделала вид, что не замечает ясно отразившихся на его лице мыслей. – Второе условие состоит в том, что я хочу быть вашей женой не только в постели, но и в доме. Дом должен стать моей территорией. Слуги и дети повинуются мне, пока они на моей территории, в нашем доме. Я ничего не имею против гостей, но они всегда должны быть гостями, а не хозяевами в нашем доме.

– Вы имеете в виду мою тетушку, дорогая? – усмехнулся Острожский.

– Именно так. Я ничего не имею против герцогини де Монсада, но я хочу быть хозяйкой в своем доме.

– Витовт был прав, дорогая. Вас можно хоть сейчас назначать одним из командиров его армии. Кстати, о вашем прибытии уже осведомлялись ваш старый знакомый князь Наримант и даже сам князь Ремгольд. Не подозревал, что вы так хорошо знакомы с бывшим наместником великого князя в Литве и Жемайтии.

– Ну, если быть честной, Луи, – сказал Эвелина, затеняя глаза ресницами. – Я познакомилась с самим князем много лет назад в Жемайтии, а с его женой совсем недавно в Польше.

– Вы знакомы с его женой, Эвелина? – заинтересовался Острожский. – С таинственной незнакомкой из Кревского замка? Вы не перестаете меня изумлять!

– Итак, вы согласны с моими условиями, Луи? – стряхнув упавший на глаза выбившийся их прически локон светлых волос, спросила Эвелина, умышленно переводя разговор в другое русло. – Могу я дать сигнал устраивать слуг и детей?

– Детей?! – Острожский расхохотался. – Я так и знал, что вы привезете детей, Эвелина! Что, Анри не понравилось при польском дворе?

– Андрею нравится везде, – дипломатично сказала Эвелина, посмотрев на мужа. – Я просто заметила, что он, ну скажем, слишком беспокоен для тихого, степенного польского двора. У Ягайло начинается головная боль, когда ему докладывают о проделках юного князя Острожского. И поскольку никто, кроме меня, не может сладить с ним, – она сокрушенно развела руками, придав своему лицу подчеркнуто серьезное и даже озабоченное выражение, – то мне пришлось взять его с собой. Надеюсь, вы не возражаете?

Острожский насмешливо улыбнулся.

– Конечно, нет, дорогая. Я уже согласился со всеми вашими условиями. Дом и дети – ваша ответственность, не так ли? Может быть, вы хотите присоединить к ним лошадей и собак? Моя жизнь в Вильне от этого существенно облегчится.

– У вас большая конюшня, Луи? – сразу же заинтересовалась Эвелина. – Вы привезли с собой арабских скакунов?

– Значит ли это, княгиня, что вы хотите попросить лошадь для верховой езды?

Ладони Острожского снова легли на талию Эвелины, он мягко привлек ее к себе, не в силах противиться желанию почувствовать близость ее тела, запах ее волос, вкус ее поцелуя. Эвелина положила руки ему на плечи, взглянула в лицо и невинным тоном заметила: