Барон фон Ротенбург усмехнулся и заметил:
– Мама, мне кажется, что твой русский кузен, муж твоей сестры Каролины, учил тебя немного русской истории? Партизаны – это русская национальная традиция. Я говорил об этом в Ставке, когда речь зашла о походе на Россию, но ни отец, ни Гитлер даже не хотели меня слушать.
Со своего места между стеллажами я впервые внимательно присмотрелась к барону. Несомненно, в том, что офицер Ставки, знакомый, по его словам с самим Гитлером, оказался в нашем Городе, было нечто странное и непонятное. Да и сам барон фон Ротенбург был фигурой, по меньшей мере, одиозной. Прислушиваясь к разговору барона и его матери, я с присущей мне непоследовательностью вдруг вспомнила эпизод, о котором мне совсем недавно рассказала баронесса. Сразу после получения назначения на пост помощника военного коменданта Города, барон фон Ротенбург вызвал бурное возмущение коменданта фон Шлезвица, выпустив из отстойников комендатуры женщин и детей, заявив при этом, что не воюет с мирным населением. Кроме того, весь город с восторгом пережевывал другой одиозный поступок барона. Говорили, что он провел несколько часов, дебатируя по поводу политики и стратегии военных компаний с захваченным немцами командиром одного из местных партизанских отрядов, политпросвещенным бойцом Красной Армии. Дебаты закончились тем, что партизан получил врача и был отправлен в центральный штаб, а не расстрелян на месте.
Да, снова подумала я, в этом, определенно, была какая-то тайна. Аристократ из Берлина, опытный летчик Люфтваффе, владелец библиотеки книг на всех европейских языках, который служит в комендатуре заштатного украинского городишки, подобно нашему, это, по крайней мере, выглядит странно. Разглядывая барона из своего укрытия за стеллажами, я невольно отметила, что в его внешности было что-то от моего отца со старых фотографий, которые сохранились у моей бабки. Он был хорошо сложен, высокий, стройный, с широкими плечами и узкий в поясе, с длинными гибкими пальцами аристократа и четкими классическими чертами лица, благородство которого подчеркивал контраст между матовой бледностью кожи и темно-каштановыми, блестящими густыми волосами. Поразмыслив, я, крепя сердце, должна была признать, что он довольно привлекательный мужчина, хотя, конечно, не писаный красавец. Его главным недостатком было то, что он был гитлеровский офицер, и более того, помощник военного коменданта оккупированного гитлеровскими войсками Города. Это решало все. Он был существом из другого мира, о котором не стоило даже думать. Несомненно, такой человек, как он, в Городе долго не задержится. Рано или поздно он вместе со старой баронессой вернется в Берлин. Кто знает, что случится к тому времени со мной. Одно я знала точно. Я хотела выжить.
Глава 2
Весна 1942 г. выдалась дружная и ранняя. К маю весь снег сошел, город расцвел сначала в нежном кружеве молодой листвы, а затем в пышной пене цветущих яблонь и каштанов, запах которых кружил голову и будоражил кровь. По вечерам, когда я была свободна от работы, я с удовольствием бродила по узким улочкам Старого города, с грустью сердечной вспоминая полузабытое красивое лицо отца с фотографии, родственники которого, кажется, были откуда-то с Украины. В глубине души я все еще лелеяла надежду отыскать в этом старинном городе своих родных. Девушка, некоторое время пристально наблюдавшая за мной в один из подобных, напоенных ностальгией вечеров, показалась мне предвестницей некого поворота в моей судьбе. Она была довольно милая, темноволосая, с темными глазами и смугой кожей определенно украинского по типу лица.
– Ты меня не помнишь? – неожиданно спросила она, перебежав через дорогу и остановившись передо мной.
Я покачала головой.
Она взяла меня за руку и придвинула свое лицо ближе к моему лицу, словно хотела лучше разглядеть его.
– Меня зовут Таня, – сказала она, на украинский манер немного глотая слова. – Мы вместе бежали из теплушки под Луцком. Ну что, теперь вспомнила?
В моей памяти на секунду замаячили странные картины придорожной насыпи с острыми камнями, до крови содравшими мои колени, в нос словно наяву ударил тяжелый, спертый запах пропахшего потом и кровью вагона, до отказа набитого людьми. Это было все, что я могла вспомнить. Поэтому я снова отрицательно покачала головой.
Девушка не огорчилась.
– Не помнишь? Ну и ладно. Не велика беда. Ты что здесь делаешь? Живешь? А работа у тебя есть?
– Да, – прочистив горло, сказала я, несколько ошарашенная ее напором.
– Здорово! – жизнерадостно сказала она. – Я тоже сразу же нашла работу. При немцах не так уж и плохо живется. По крайней мере, не хуже, чем при коммунистах, – легкомысленно засмеялась она. – Я работаю официанткой в офицерском казино, здесь за уголом. Работа чистая и хорошо платят. Немцам нравится, когда им прислуживают красивые местные девушки, к тому же веселые и без предрассудков. Если тебе надо, я могу замолвить за тебя словечко. Старик Гецель с удовольствием возьмет тебя в казино. Ты красивая.
Ее темные глаза снова оценивающе скользнули по моему лицу.
– У меня уже есть работа, – повторила я.
– Ну и хорошо, – сказу же отступила она. – У тебя сегодня выходной, правда? Пошли со мной в казино, у меня сейчас смена начинается. Пошли-пошли, немного развлечешься, и за дружбу выпьем. Мы, девушки, должны поддерживать друг друга и держаться вместе. Правда?
Мне было нечего делать, к тому же, Таня показалась мне довольно симпатичной, и я легкомысленно согласилась. Кроме того, я никогда до этого не была в казино, мое детство прошло под присмотром суровой бабки, а ранняя юность – в заточении строгого режима спецдетдома для врагов народа. Казино всегда ассоциировалаось для меня с образом той, довоенной, прекрасной жизни, которой жили мои родители, и которую, по моим понятиям, у меня украли большевики. Атмосфера порока и приключений влекла меня словно магнитом. Поэтому я с некоторым даже волнением вошла вслед за Таней под своды лучшего заведения подобного рода в городе, которое содержал, как я узнала впоследствии, старый еврей, долго проживший на Украине, пан Гецель.
– В нашем казино бывает весь цвет местного немецкого офицерства, – с какой-то даже гордостью в голосе сказала Таня, проводя меня в раздевалку для прислуги по черному ходу.
В маленькой, безвкусно оформленной комнатке, которую она делила с двумя другими девушками, она быстро переоделась в форменную одежду, а затем, достав из настенного шкафчика заботливо припрятанный шкалик, не спрашивая моего согласия, налила рюмку себе и мне.
– Попробуй, – сказала она, быстро опрокидывая рюмку. – Это настоящий бренди, такой, как подают офицерам в казино.
Следуя ее примеру, я храбро глотнула все содержимое рюмки одним глотком. Желудок сначало обожгло огнем, а затем приятное тепло обволокло меня со всех сторон, внезапно стало легко и весело, словно я после долгой отлучки вернулась домой. Таня показалась мне такой доброй и милой, словно родная сестра.
– Таню-юша! – неожиданно, словно гром с ясного неба, прозвучал откуда-то дребезжащий старческий голос. – Танюша, пора на работу, твоя смена началась минуту назад!
Дверь растворилась, и на пороге показался маленький еврей со сморщенным, словно печеное яблочко, лицом и клоком темных волос на порядком облысевшей уже голове. Когда он перевел свой взгляд с Тани на меня, он внезапно замолчал и глаза его, маленькие и острые, засветились от удовольствия.
– Прошу прощения, пан Гецель, – сказала Таня, хитро поглядывая на страричка, – моя подруга зашла навестить меня на минутку. Обещаю, такого больше не повторится.
– А у твоей подруги есть работа? – вкрадчиво спросил старый евроей, не сводя с меня масляного взгляда.
– Есть, – сказала Таня, усмехаясь.
– Ты не хотела бы поработать у меня в казино, детка? – спросил у меня пан Гецель, прекратив, наконец, пялиться на меня и подступая ко мне ближе. – Такую красивую девочку как ты нечасто можно встретить! Я буду платить тебе хорошие деньги, детка. И ты сможешь завести полезные знакомства, а может, даже найти богатого и влиятельного любовника из немцев. Ты случайно, не танцуешь?
– Танцевала в школе, – растерянно сказала я, не понимая, к чему он клонит.
– Может быть, и поешь? – с надеждой спросил он.
– Немного, – также ошарашенно созналась я.
– Тебя мне сам бог послал! – воздев руки к небу, театрально вскричал старый еврей. – Поступай ко мне на работу в казино, и я буду доставать для тебя с неба звезды!
– У меня уже есть работа, – сказала я, забавляясь его горячностью.
– Я буду платить тебе больше! – заверил меня старый еврей. – Столько, сколько ты попросишь! Соглашайся немедленно, и ты не прогадаешь. В моем казино всегда много молодых и красивых мужчин, офицеров, богатых и влиятельных. Такой жемчужине, как ты, нужна достойная оправа. Позже, может быть, ты отблагодаришь старого Гецеля за совет и помощь.
– Ей не нужна работа, – сказала Таня, беря меня за руку и ведя к двери. – Она пойдет домой, если вы не возражаете, пан Гецель.
– Ну зачем же так торопиться! – старый еврей крепко ухватил меня сильными пальцами за запястье другой руки. – Ты когда-нибудь была в казино, детка?
– Нет, – честно созналась я.
– Никогда? – изумился старый еврей. – Ну, тогда иди и посмотри, что это такое и, может быть, ты изменишь свое мнение и придешь работать ко мне. Иди-иди, сегодня угощение и выпивка для тебя за мой счет!
Таня удивленно раскрыла глаза и подмигнула мне.
– Подожди-ка, – встрепенулся пан Гецель. – Я дам тебе кое-что. Думаю, что тебе это пойдет.
С ловкостью рук опытного мошенника, он извлек из сундука, стоявшего у дальней стены комнатушки, темно-вишневый приталенный пиджак и такого же цвета маленькую изящную шляпку с вуалеткой, прикрывавшей верхнюю половину лица. Прежде чем я успела опомниться, он уже надел пиджак на меня. Затем пришла очередь и шляпки.
– Какая прелесть! – воскликнула Таня, с восторгом глядя на меня. – И так подходит к твоей черной юбке и белой блузке!
Черную бархатную юбку, узкую в бедрах и чуть расклешенную книзу, одолжила мне из своего довоенного гардероба старая баронесса. Ей же принадлежала тонкая кружевная блузка, которая была в тот день на мне, уже изрядно поношенная, но выглядевшая еще вполне прилично.
– Барышня просто красавица! – с чувством сказал старый еврей, прослезившись от умиления.
Это не помешало ему проворно выволочь меня в коридор, а затем, минуя плотный шелковый шоколадного цвета занавес, отделявший подсобные помещения от собственно казино, вытолкнуть прямо в зал, заполненный столиками с сидящими за ними людьми. На секунду я зажмурилась от яркого света, ударившего мне в глаза, и гула голосов, хлынувшего со всех сторон.
Обширный зал казино был полон. Мужчины, преимущественно в серых мундирах СС и черный мундирах гестапо сидели за столиками, беззаботно смеялись, пили вино и шампанское за здоровье своих друзей или присутствующих с ними дам. Никто не обратил на нас никакого внимания. Весьма обрадованная этим фактом, решив, что хитроумный план пана Гецеля потерпел неудачу, я, не особо сопротивлялась его напору, стараясь не привлекать к нам излишнего внимания и, потихоньку оглядываясь по сторонам в поисках выхода, вместе с тем с любопытством оглядывала зал. Заметив, что я стала отставать от него, пан Гецель сильнее потянул меня за руку, я непроизвольно резко подалась вперед и в тот самый момент столкнулась с офицером, начавшим подниматься из-за своего столика у меня за спиной. Красное вино из недопитого им бокала, который соскользнул от столкновения со стола, залило прекрасный темно-вишневый пиджак пана Гецеля, который был на мне, и обшлаг рукава молодого офицера. Мы произнесли слова извинения одновременно и оба – по-немецки, возможно потому, что офицер оказался никем иным, как бароном Гюнтером-Себастьяном фон Ротенбургом, а я узнала его в тот же момент, как увидела.
Его серо-серебристые, показавшиеся мне необыкновенными глаза, остановились на моем лице, удивленно расширились и где-то в их глубине засветился, мягко мерцая, теплый искристый свет.
– Я просто идиот! – сокрушенно сказал он, взятой со стола салфеткой стряхивая рубиновые капельки вина с полы моего пиджака. – Первый раз в жизни вижу такую красивую девушку, и сразу же умудрился испортить ей платье. Простите меня, ради бога, фройляйн. Тем не менее, не могу упустить возможность представиться. Барон Гюнтер фон Ротенбург, к вашим услугам.
– Весьма польщена, господин барон, – пролепетала я, непроизвольно делая шаг по направлению к двери.